В щукинском училище находилась также оперная студия при московской консерватории. В ней учились петь такие же студенты как и мы, только с вокального факультета. Интересно то, что они были все постарше нас, потому что, говорят, вроде, в молодом возрасте голос не устанавливается. Каждый год шли четыре оперы: «Евгений Онегин», «Севильский цирюльник», «Царская невеста» и «Снегурочка». Мы частенько заходили в зал посидеть-послушать. Через два года я знал все партии наизусть, и женские, и мужские. Особенно мне нравился «Севильский цирюльник». Партию Фигаро исполнял тогда известный в дальнейшем певец Большого театра — Евгений Кибкало. Мне кажется, это было хорошей творческой подпиткой для нас — будущих артистов.

Веселое.

Рядом со «Щукой» на Арбате находилась шашлычная. Это было любимое место нашего отдыха. Вся стипендия оставалась в этой шашлычной. Поэтому её называли «Пылесос».

Грустное.

В щукинском училище есть традиция. Каждые десять лет, в день юбилея училища, собираются выпускники, окончившие его 10, 20, 30 лет назад. Наш курс собирается тоже, но народу все меньше.

После окончания «Щуки» я поступил в академический театр имени В. Маяковского. Хотя нет, вру, «академический» ему присвоили при мне. Помню торжественную церемонию присвоения звания театру лично министром культуры тех дней — Е. Фурцевой. По моим сегодняшним понятиям у нее тогда был вид современной новорусской дамы. Для меня, и я думаю для всей труппы театра, это было сверхторжественное и сверхрадостное событие. А руководил в то время великий, правда, уже уходящий, Николай Охлопков. В театре был огромный культ личности Охлопкова, но не бессмысленный и подхалимный, а уважительный, непререкаемый и заслуженный.

Охлопков очень любил молодых высоких артистов и набирал себе подстать, потому что сам был высокий, прямой, даже в те годы.

Я пришел в театр, когда там начинали расцветать такие артисты как А. Лазарев, И. Охлупин, С. Немоляева, Е. Лазарев и другие. Так же там было замечательное старшее поколение — Я. Свердлин, Е. Самойлов, М. Штраух, А. Ханов, Е. Козырева, М. Бабанова.

Я сидел в гримуборной вместе с Анатолием Ромашиным, и он мне говорил: «Ты здесь долго не задержишься. На этом месте сидели Е. Бурцев, М. Казаков и никто их них больше двух-трех лет в театре не работал». И он оказался прав. Ровно через три года я ушел из театра в кино. Я очень мучился, боялся уходить из театра насовсем. Я так прирос к нему, что не видел без него будущего, хоть и сыграл то я совсем немного ролей, в основном замены или как у нас говорят — вводы. А новых ролей мне не досталось, да и три года — это мизерный срок для работы в театре. Мне не хватает его и сейчас. У меня в глазах всегда стоит его сцена, гримуборные, коридоры и, мне кажется, есть даже какой-то запах театра имени Маяковского. После этого я поработал и в других театрах, но это было совсем-совсем другое!

Я утешал себя мыслью, что ухожу не просто на улицу, а в кино, на одну из главных ролей в фильме В. Мотыля «Женя, Женечка и «катюша». Моим партнером по фильму был Олег Даль — выпускник Щепкинского училища с параллельного курса.

Вообще в те годы на экран одновременно хлынули молодые актеры одного поколения — О. Даль, В. Соломин, В. Павлов, М. Кононов, В. Золотухин, Б. Хмельницкий, Л. Чурсина. Все мы бродили их фильма в фильм. Некоторые оставались в театрах, некоторые уходили, меняли театры, но все пришлись ко двору кинематографа тех лет. Некоторые и сейчас на экранах, но, к сожалению, с каждым днем все реже.

С гастролями театра Маяковского я изъездил много городов, притом театр предпочитал гастролировать только в столицах. И всюду оперные театры на две тысячи зрителей и всюду «биток». Зимой, в январе театр выезжал в Питер на десять дней. И сейчас, когда я приезжаю туда, то вспоминаю Питер моих далеких театральных лет.

Сейчас театр Маяковского совсем другой. Другая труппа, да и вообще говорят, что закон театра — обновляться каждые двадцать лет почти полностью.

По прошествии лет, я начинаю понимать, что жесткий театральный механизм с его строгим графиком, репетициями, прогонами — не для меня. Вот быстротечное кино — мне более интересно. Встреча с каждой новой ролью в кино, это для меня праздник! А в театре мне просто не пришлось испытать этих праздников. Так уж сложилась судьба.

Веселое.

Помню в спектакле «Золотой конь» я играл ворону, сначала четвертую, без слов, а через три года я уже вырос до первой вороны. У меня было семь фраз плюс карканье.

Грустное.

Когда я уходил из театра Маяковского на съёмки фильма «Женя, Женечка и «катюша», то оформлял отпуск за свой счет на шесть месяцев и говорил всем друзьям: «Скоро вернусь, скоро увидимся, время пролетит быстро!» А оказывается ушел навсегда.

Судьба фильма «Женя, Женечка и «катюша» В. Мотыля уникальна. Фильм, снятый 30 лет назад, и втоптанный сапогами чиновников от кино в грязь, через 30 лет возродился и стал считаться одним из лучших фильмов об отечественной войне. Вот уже несколько лет, на 9 мая — великий праздник Победы, он — всегда на экранах. И самое удивительное, что некоторые зрители, посмотрев его впервые, думают, что это — новый, снятый недавно фильм.

Я уверен, что Владимир Яковлевич Мотыль, снимая этот фильм, опередил время, дав ему абсолютно современное звучание, как по форме, так и по содержанию. И вообще Владимир Мотыль — редкой судьбы режиссер. Ну назовите еще одного режиссера, который получил бы более чем заслуженную премию через много-много лет. А он ее получил лишь в прошлом году за любимейший фильм российского зрителя — «Белое солнце пустыни». Но «Женя, Женечка и «катюша» был снят раньше «Белого солнца пустыни» и немного попал в тень этого фильма, а сейчас кажется он приблизился по популярности к «Белому солнцу». Народ его знает!

Эх, было бы это тогда, много лет назад! Как бы сложилась судьба актеров и режиссера фильма? Но тогда балом правили конъюнктурщики. В. Мотыль был и остается наивным первоклашкой, для которого нет компромиссов. Высочайший идеалист, снявший за 40 лет всего лишь 7 фильмов. Но все эти фильмы рождались в таких муках, о которых некоторые режиссеры даже не догадываются. Я с Владимиром Яковлевичем работал в двух его фильмах — «Женя, Женечка и «катюша» и «Звезда пленительного счастья». Мы дружим по сей день, а недавно отметили семидесятилетие большого мастера, и я увидел того же наивного В. Мотыля.

Но тогда, 30 лет назад, на съемках фильма «Женя, Женечка и «катюша» за спиной у Владимира Яковлевича была только одна картина — «Дети Памира», которую он снял на Таджикфильме.

Снимая «Женечку», Мотыль и мы — актеры, погрузились в замечательный литературный материал автобиографической повести Булата Окуджавы — «Школяр». Роль у меня была подарочной — этакий солдатский недоросль, одновременно наивный русский богатырь, которого играть мне доставляло большое удовольствие. Многие считают, что это моя лучшая роль в кино. Но я так не думаю, просто это было точное попадание в образ, благодаря замечательному материалу Окуджавы и режиссуре Мотыля.

Фильм снимался зимой в Петергофе, аж три месяца, а летом в Калининграде — бывшем Кенигсберге. Всего на съемки ушел почти год, а на заслуженное признание зрителей — 30 лет.

И сейчас, когда я вижу этот фильм, к счастью, довольно часто на экране, и думаю, почему же так несправедливо распорядилась судьба?

Вспоминаю замечательного актера Олега Даля, которого уже двадцать лет нет в живых, и мне кажется, что все это было вчера.

Я очень благодарен Мотылю, что он именно меня выбрал на эту роль — Захара Косых, так как претендентов было очень много.

Веселое.

Когда вышла отдельная книжка сценария «Женя, Женечка и «катюша» с кадрами из фильма, Владимир Яковлевич подарил мне ее со следующей надписью: «Захару Косых — Михаилу Кокшенову — хорошо замаскировавшемуся интеллигенту».