– А где ваши слуги, миледи? – осведомился хозяин гостиницы. – Я мог бы их устроить… – Он осекся, затем пробормотал: – А ваши лошади?.. А багаж?..

– Мне пришлось все оставить, сударь. Абсолютно все, – проговорила София.

Бородач молча взглянул на нее и не стал ни о чем расспрашивать.

Они пересекли грязный внутренний двор и подошли к деревянным ступенькам. Неподалеку в изобилии росли полевые цветы – они покрывали крутой склон холма, поросший густой травой, над которой порхали бабочки и крошечные жужжащие насекомые. Но Софию не радовал ни аромат цветов, ни веселое жужжание пчел – ее жизнь сейчас висела на волоске, и ей было не до веселья.

Добравшись до верхней ступеньки лестницы, они с хозяином оказались в нише, примыкавшей к двери; в нишу то и дело задувал свежий морской ветерок, наполненный ароматом полевых цветов.

Хозяин вставил в замок огромный ключ и, провернув его, распахнул дверь. После неоднократных заверений Софии, – мол, она не нуждается ни в чем, совершенно ни в чем, – он, наконец, развернулся, собираясь удалиться.

– Сударь, и вот еще что… – окликнула его «гостья».

Хозяин тотчас же к ней повернулся, и она тихо сказала:

– Пожалуйста, не говорите ничего о моем приезде сэру Киру. Я хочу сделать ему сюрприз.

Бородач с улыбкой кивнул и удалился. София вздохнула с облегчением и медленно обошла комнату, тщательно ее осматривая. Затем осторожно присела на край кровати и коснулась пальцами простыни. Хлопок. Мягкая хлопковая ткань. Как славно будет на ней отдохнуть… Положив голову на подушку, София прилегла на кровать.

Но уже несколько минут спустя она оторвала голову от подушки и снова села. Ей предстояли непростые переговоры с Киром, и вряд ли следовало вести их лежа на его постели. А ведь когда-то она провела столько бессонных ночей, мечтая оказаться в постели Кира. Но он-то, увы, мечтал совсем о другом.

София снова осмотрелась. Как странно, что он теперь посредник при богатой вдове. Что ж, как бы то ни было, Кир, как всегда, наверное, лгал. Лгал абсолютно всем!

Ох, мужчины так ужасно, там прискорбно предсказуемы… И ей, чтобы защитить себя, следовало быть такой же.

И тут София вдруг заметила, что одна ее рука почти онемела – оказалось, что она все еще сжимает маленький мешочек, который сунул ей Кир. Она развязала шнурки и вытряхнула содержимое мешочка себе на ладонь – то был небольшой зеленый камешек. Осторожно взяв камень пальцами, София поднесла его к глазам.

– Боже правый! – вырвалось у нее. Он, должно быть, стоил тысячу фунтов! Однако же… Ведь люди, которые ее преследовали, не нуждались в деньгах. Им нужен был гроссбух.

Тяжело вздохнув, София опустила голову на колени. И тут словно что-то высвободилось у нее в груди, и она почувствовала подступившие к глазам слезы – горячие и обжигающие. Как все необычно. И как тревожно. Что ж, теперь ей оставалось только одно – собраться с духом и ждать Кира.

Кир вошел в свои апартаменты и закрыл за собой дверь. Все вокруг было окутано мраком, а в окна задувал приятный морской ветерок. К тому же здесь, в пустой комнате, царило благодатное безмолвие – именно это ему и требовалось, чтобы еще раз все хорошенько обдумать и составить план.

Список возможных охотников за гроссбухом был длинным… и малоприятным. Все это были люди с богатством и связями – люди, до сих пор вовлеченные в разного рода сомнительные сделки, которые непременно выйдут наружу вместе с их прегрешениями. И уже потому они готовы были на все – только бы добраться до гроссбуха.

Когда о его существовании стало известно – это случилось во время процесса над судьей Дарнли, – король Эдуард пришел в такую ярость, что поклялся застроить виселицами всю дорогу от Йорка до Дувра, чтобы покарать злодеев. Но обнаружить гроссбух тогда так и не удалось; и за несколько лет, последовавших за этими событиями, никто из подданных короля не мог его найти – гроссбух как бы превратился в пса, который лает, но не кусает. Зубы-то у него, конечно, имелись, однако «пес» мог причинить вред лишь в том случае, если его спустить с поводка, то есть найти гроссбух.

У Кира, разумеется, с самого начала имелись кое-какие подозрения, которые со временем превратились в уверенность – стало совершенно ясно: гроссбух находился в руках Томаса. Следовательно, дело представлялось очень простым, но тут неожиданно объявилась София, направившаяся прямо к сундуку с гроссбухом. А затем появился еще один человек.

Кир зажег свечи, затем отстегнул ремень с мечом и бросил его на стол, звякнув сталью. После чего сорвал полоску кожи, которой были перехвачены на затылке его волосы и, стащив с себя сюрко[2], швырнул его на кровать. Наконец расшнуровал тунику и направился к бочке с водой у противоположной стены.

Один удар сердца, другой – и дыхание его замедлилось, а все чувства обострились. Неужели женщина?..

Кир остановился. Да-да, в его комнате находилась женщина!

Он вернулся к столу и осторожно извлек кинжал из небольших ножен, находившихся рядом с мечом.

И тут откуда-то из тени раздался ее голос:

– Что ты там затеял, Кир?

Он замер на мгновение. Потом сделал глубокий вдох и уставился в темноту.

Она сидела в глубине комнаты, погруженная во мрак. Сияние свечей отражалось в ее глазах.

Он направился прямо к ней, но она вдруг подняла руку, в которой держала кинжал, и тихо сказала:

– Довольно. Дальше ни шагу.

Кир взглянул на кинжал, выглядевший довольно зловеще. А в глазах Софии словно плясали чертенята – тот самый блеск, который обычно означал праведный гнев или, упаси боже, некий… план (причем в обоих случаях София становилась совершенно непредсказуемой). «Поэтому разумнее… умиротворить ее, – решил Кир. – По крайней мере на время».

– Что тебе нужно, София?

– Ответ на мои вопросы.

– Нет, тебе нужно совсем не это.

Он понял, что она кивнула. Огоньки в ее глазах запрыгивали вверх-вниз.

– Да, ты прав. Но для начала хватит и этого.

– А если я откажусь?

– Тебе, Кир, не стоит испытывать мое терпение этой ночью.

Он тихо рассмеялся и проговорил:

– Ладно, хорошо. Постараюсь не испытывать.

Еще несколько мгновений он наблюдал за тенями на ее лице, после чего отвернулся и снова направился к бочке у противоположной стены. Наклонившись, он плеснул холодной воды себе в лицо, затем выпрямился и утерся чистой льняной тряпкой.

Вернувшись к Софии, Кир проговорил:

– Не пора ли кончать с пустыми разговорами? Сколько ты хочешь?

Она поднялась на ноги и прошлась по комнате. А Кир невольно поморщился. Ему было куда проще иметь дело с тенью Софии, чем с Софией, озаренной ярким светом свечей.

Она была в золотисто-желтой тунике, на которой слегка ослабила шнурки, перетягивавшие крест-накрест ее талию. Кроме того, на ней был серебристый пояс, изящно сработанные застежки которого мерцали под пламенем свечей.

Приблизившись к столу, София наклонилась и осторожно поместила в самый его центр драгоценный изумруд, который он ей передал. Затем приподняла брови и принялась медленно расхаживать по комнате. Наконец проговорила:

– Ты думаешь, что мне нужны твои драгоценности или деньги? – Она продолжала расхаживать по комнате, но при этом старалась не приближаться к нему. – Ты полагаешь, что я такая же, как и ты, всю жизнь пробираюсь сквозь потоки нечистот, чтобы добыть побольше звонких монет?

Кир уселся и стал молча наблюдать за ней. София же остановилась, чтобы рассмотреть ряд серебряных с позолотой кубков, стоявших на полке возле стены. Она коснулась одного из них, затем снова принялась расхаживать по комнате. И опять заговорила:

– Ты думаешь, меня ничего не заботит, кроме грязных денег и того, как их добыть? – Она провела ладонью по темно-голубому гобелену, который колыхался, когда она проходила мимо. – Ты считаешь, что я ради денег манипулирую людьми, заставляю их поступать против собственной воли? Ты действительно так обо мне думаешь?