— Раздавишь полбанки, — добавил Ванка, — тебе не только холм, горы привидятся, Кордильеры. Мы видели, как они потопали вниз пешком; ну и что тут такого, думаем себе, молодые люди, может, захотелось прогуляться по лесу… может, им так приятнее…

Гости постояли, поглядели на дорогу, на ограду дачи, пожали плечами и отбыли. Один из них сел в «пежо» и последовал за «Волгой». Лишь пыль клубилась на дороге, тучи мелкой пыли…

Гости уехали, и снова завращался бур, заскрипел; закружилась земля, и мимо Сашко поплыли дачи, оранжевая веранда, железная калитка и облагороженные груши, лес, «Букингемский дворец», Ванка на ревущем бульдозере, коричневые ставни с вырезанными в них сердцами, пугало в старой дамской шляпе, красные крыши домов, солнце и дорога — земля вращалась.

«Земля вертится, — думал Сашко. — Мы вращаем землю».

Исчезло чувство неестественной неподвижности земли, полной напряжения, разрываемой отсутствием гравитации, уже не казалось, что через мгновение весь мир взорвется, что в просторах вселенной исчезнут и дачи, и пугало с лиловой лентой, и дядя Ламбо, и Антон, и задыхающийся бульдозер, и «Букингемский дворец», и пчелы, и вековой лес…

Сашко прекрасно понимает страдания Галилея, его правоту и повторяет за ним:

— Земля вертится, движение — основа всего.

Земля вертелась, поскрипывал бур, трое, как обычно, шагали по кругу…

Через полчаса железная калитка открылась, и, нагруженный сетками от комаров, к ним направился владелец участка — Крумов.

Клубника вилась у него под ногами, черная смородина ластилась к нему, облагороженные груши излучали удивительное благородство, даже помидоры покраснели на какое-то мгновение, а потом к ним опять вернулась их естественная розовость; хозяин шел большими шагами, он подошел к веранде и оставил там сетки от комаров.

Потом он оглядел дачу, его губы шевелились, словно он что-то подсчитывал: наверно, он проверял, не увели ли эти трое какую-нибудь стенку или окно; потрогал пальцем штукатурку на стенах и направился к буру.

— Ну как, работнички? — бодро спросил он. — Будет вода?

— Будет, будет, — ответил дядя Ламбо. — Еще день-два.

— Ну, давайте, а то я уже выписал форель, — сказал Крумов. — Садок сделаем — всем на диво. Зачерпнешь ложкой — вот тебе и рыбка.

— Было бы что выпить, — отозвался Антон. — Подумаешь, форель…

— А-а-а! — засмеялся Крумов. — Раз вы обещали мне воду, так это само собой. Но без воды я вас не отпущу. Знаете, сколько денег я трачу на эти шланги, которые через день режут хулиганы.

Местные собственники опоясали лес, как паутиной, тонкими шлангами, протягивая их к источнику, который находился в двухстах — трехстах метрах отсюда.

— А чем ты будешь кормить эту форель? — спросил дядя Ламбо, он хотел немного сгладить впечатление от слов Антона. — Понимаю, была бы здесь река… А так…

— Кровью, — сказал Крумов.

— Чем? — не поверил своим ушам Антон. — Как кровью?

— Кровью, — повторил Крумов. — У меня двоюродный брат работает на скотобойне. Они там ее просто выбрасывают. А я буду кормить ею форель, и рыбка ничего мне не будет стоить…

— Выходит, хитрый номер придумал? — спросил Антон.

— Готовая пища, — объяснил Крумов. — И денег не берут, и никаких тебе забот… Свернувшаяся кровь, там ее бросают…

Крумов ошарашил их в первый же день работы на его участке. Пока они монтировали бур среди персиковых деревьев, он прохаживался, пересчитывал что-то и записывал в блокнот.

— Персики считает, — сказал тогда Антон. — Боится, как бы мы не сорвали по штуке.

— Будет тебе, — отозвался дядя Ламбо. — Как это, считает персики?

Однако тот действительно их пересчитывал и записывал в блокнот, он даже сделал себе чертежик отдельных деревьев, чтобы вдруг не пропала какая-нибудь ветка.

— Ты что там записываешь? — спросил его Антон. — Уж не стихи ли сочиняешь?

— Да вот записываю, сколько персиков у меня в этом году, — ответил Крумов, ни капли не смутившись. — Слежу, как развиваются деревья, хочу иметь ясную картину — что у меня есть и чего нет.

Солнце уже заходило за вековой лес, вокруг воцарилась глубокая тишина и спокойствие. В дрожащих лучах заката на тропинке со стороны леса показались старики из «Букингемского дворца». Они шли не торопясь, рядом, а их корзины были переполнены лекарственными травами. Травы благоухали, горький аромат полыни смешивался с резким запахом мяты, по листьям ползала пчела; старики шли и несли травы, которые продлевают жизнь, которые исцеляют болезни, травы, которые обеспечивают долгую жизнь и спокойную старость.

— Соседи! — засмеялся Крумов. — Опять тащат травы…

Он покрутился еще немного у бура, потом пошел ставить сетки.

Крумов ночевал на даче с тех пор, как сюда привезли бур; он ночевал на даче, чтобы не пострадало каким-нибудь образом его имущество, чтоб; эти трое чего-нибудь не украли; кто их знает, унесут — и ищи ветра в поле; да и бульдозерист — не подарок, целыми днями распевает песни на бульдозере… Бешеные деньги заколачивает этот парень…

Крумов оставил сетку, которую прилаживал на окно со стороны улицы, и вошел в дом.

— Дай-ка проверю, — сказал он самому себе. — А то навалено все в комнатах…

Он переходил из комнаты в комнату, смотрел, проверял, окидывал наметанным глазом сразу всю комнату, ощупывал взглядом вещь за вещью, замечал паутину на потолке, каждую трещинку в углу, каждую царапину на паркете… Фаянсовые плитки лежали пачками, нераспакованные, старательно перевязанные проволокой, бумага была прочная, из пакетов ничего не вытаскивали; он быстро пересчитал пачки — все правильно… Пересчитал и муфты, колена в полтора дюйма, трубы, взвесил опытным взглядом паклю; он приготовил все, только бы пошла вода…

Скрип бура во дворе прекратился; трое мужчин устало сидели на теплых ступеньках веранды и курили. Солнце давно уже скрылось за вековым лесом, и между деревьев начинал прокрадываться мрак…

Крумов бросил последний взгляд на свое имущество и дважды повернул ключ в двери. Проверил, запер ли он и другие комнаты, потрогал пальцем штукатурку, она была еще влажная; подумал, что и черепицу нужно переложить, он был недоволен тем, как сделали крышу; дожди здесь затяжные, льют всю осень… Он осторожно обошел стекла для окон, приставленные к стене, и вышел во двор к рабочим.

Стоял теплый, спокойный вечер, в саду пели цикады, дядя Ламбо зажег свет, а Сашко молча нанизывал на почерневший шампур кусочки мяса, затем дольку помидора, стручок перца, кружок лука, потом опять мясо… Антон отправился на соседний участок с пугалом, чтобы набрать еще помидоров. Ванка принес анисовку из собственных запасов, и она пошла по кругу. В какой-то момент Крумов расчувствовался, зашел в дом, вынес оттуда бастурму и порезал ее тонкими, прозрачными ломтиками…

Они ужинали, а потом продолжали пить анисовку, пили медленно, маленькими глотками, анисовка приятно обжигала рот и расслабляла усталые пальцы… Над лесом повисла ясная круглая луна.

— Светит, — сказал Крумов, — излучает энергию. Просто так, впустую.

— По ней люди ходят, — откликнулся дядя Ламбо. — Добираются до нее по воздуху и ходят. Потом возвращаются на Землю. Мы сейчас здесь сидим, а там, где светлее всего, возможно, ходит человек.

— Это только отсюда кажется, что светло, — заметил Антон. — А там кто его знает… В этих жутких пространствах… Не позавидуешь ему, если он там…

— Не позавидуешь, — согласился дядя Ламбо, — только вот я думаю, что мы сидим тут, у костра, а там, наверху, может, кто-то ходит; вот я и думаю, что это за человек — как мы?

— Если что-нибудь случится, — сказал Ванка, — какая-нибудь неисправность, он там и останется, наверху.

— В газете писали, что распродали пол-Луны, — сообщил Крумов. — Участками.

— А ты что не купишь себе участок наверху? — предложил ему Антон. — Позовешь нас искать воду. Запустим бур.

— Ну! — сказал Крумов. — У меня есть участок здесь, на Земле. На Луне мне не нужно. Лучше синица в руке, чем…