– Хорошо, ответь мне на один вопрос. Ты действительно хочешь поменять что-то к лучшему? Что-то конкретное, чтоб потом жить с этим? Или ты просто, как всегда, против?

Феликс замолчал ненадолго.

– Да, хочу, – проговорил он наконец тихо, понимая в этот момент, что говорит правду. – Да, действительно хочу.

– Хорошо, – Китти встала, оправила чёрный жакет. – Я тебе покажу. Только учти, за это убивают. Без шуток.

Он увидел её в телевизоре. Она вела эту мерзкую передачку, где раньше нёс чушь один из прихвостней Нонине. Что там с ним, авария была на днях? Быстро же вписалась. Просто мигом.

Через пять минут – пришлось выйти покурить, чтоб не сделать чего-нибудь другого, – Феликс понял, что даже не удивлён. Кто такая, в конце концов, Китти Башева? Вечно подстраивающаяся квази-личность, универсальная единица любой системы. За её картонной улыбкой и лаковым глянцем нет ничего – ни единого чувства, ни одного истинного порыва. Только фальшь и вечная мимикрия.

Так что вполне закономерный итог. Разве не понятно было всегда, что они могут быть только врагами?

Вообще, за такое убивать надо, – подумал Феликс, но тут же отмёл эту мысль. Сам не зная, почему именно.

Нет, давайте иначе. Не было никогда никакой Китти. Ему просто привиделось – иллюзия. А от иллюзий надо избавляться.

Решиться было проще, чем сделать. Ничего, это пройдёт – он знал. Трудно только вначале, как при любом расставании, – нестерпимо трудно, но это проходит. Надо только переждать, а дальше, через месяц… два, наверно, можно будет уже не вспоминать.

Да, наверно, он сможет не вспоминать.

Остаток вечера и почти всю ночь он погружённо и ожесточённо писал статью. Следующим же вечером бесцельно бродил по городу: не хотелось никого видеть, разговаривать о чём-то хоть с кем-то знакомым.

Абсолютно вымотавшись, он медленно брёл обратно и был уже довольно близко от дома, когда из подворотни его окликнули:

– Феликс.

Очень тихо, но голос он узнал.

– А, ты? – он в секунду подошёл, порывисто, не понимая в точности, чего ему хочется больше: придушить её здесь же, на месте, или, наоборот, спровоцировать на ответные меры (хотя бы не придётся дальше гасить в памяти ненужные образы). – Следишь за мной?

Китти кивнула:

– Поговорить надо.

Он помолчал, смеряя её взглядом, затем гордо вскинул голову и внятно и отчётливо произнёс:

– Я с ссо-шными мразями не разговариваю.

Китти ничего не сказала, только глаза её потемнели – стали почти чёрными. Когда Феликс – не оглядываясь – отошёл на значительное расстояние, она уже громче проговорила за его спиной:

– Жаль. А то у меня было для вас предложение. И есть основания полагать, что оно бы вас заинтересовало.

Он встал, обернулся:

– И о чём речь?

– Ну, вы же не разговариваете.

Феликс поколебался секунду, подошёл к ней.

– Ну ладно тебе. Говори, – она отвернулась и не хотела на него смотреть. Феликс положил ладонь ей на плечо. – Ну, Китти.

Она наконец повернула голову. Тихо заговорила:

– У меня теперь доступ к внутренней информации и к некоторым базам. Я могу передавать всё это оппозиции – хотя бы тебе лично.

– Но… это же, наверно, опасно? – потерялся он.

– Конечно, опасно, – буднично ответила Китти. – Но, по-моему глубокому убеждению, такие сведения того стоят.

– Нет, подожди, – Феликс вскинул руки. – То, что нам бы это было очень нелишне, это понятно. Мне интересно, зачем ты это будешь делать.

– А это вы должны прекрасно понимать и сами, господин Шержведичев, – Китти прошла чуть вперёд, оставляя его за спиной. – Думаешь, у тебя монополия на бессмысленный героизм?

Уже с расстояния она обернулась, чуть громче спросила:

– Так что? Ты подумаешь?

– О чём тут думать, – Феликс в несколько шагов нагнал её. – Да. Разумеется, да. Какой ещё может быть ответ.

Китти чуть улыбнулась уголками губ:

– Ну да, от таких предложений не отказываются? Даже если их делает ссо-шная мразь.

– Китти, – он приобнял её за плечи, осознавая, что сейчас не та ситуация, когда можно просто отшутиться. – Извини, не так понял… Увидел тебя тогда, в телевизоре – что я должен был подумать? – и ещё раз, через силу. – Извини, пожалуйста.

В её глазах промелькнуло какое-то тёмное удовлетворение.

– Извиняю, – она легко вывернулась из его объятия и отошла немного. – Тогда увидимся. Я тебя найду.

Скоро стук её каблуков растворился в темноте. Ещё минута – и где-то близко прошумел отъехавший автомобиль.

– И что, всё дело в деньгах?

– А что ты думал, – заметила Китти. – Что все идейные оппозиционеры?

Перед ними лежали разложенные бумаги из музыкальной шкатулки.

– Нет, ну я понимал, естественно, что чисто идейных и бескорыстных там немного, – Феликс нервно дёрнул плечами. – Но чтоб вот так… И потом, как Нонине это допустила, с её-то паранойей.

– Думаю, она не была инициатором, – задумчиво проговорила Китти. – Скорее всего, это была идея самого Замёлова. Софи она, разумеется, вряд ли нравилась. Но, пока это приносило свои плоды, она мирилась. Когда же у Замёлова перестало получаться, она его грохнула.

– Так, может, это и не она? При таком раскладе?

– Это она, – Китти кивнула. – Конечно, не лично. Через Кедрова или его людей. Но это точно она.

Феликс перевёл взгляд со сводки телефонных звонков на распечатку банковских платежей – все переводы с некого счёта в течение почти двух лет, один из получателей был обведён в круг чернилами (по всей видимости, самим Замёловым). Эти реквизиты Феликс узнал: общеизвестный в узких кругах счёт, наиболее часто использовавшийся оппозицией. Счёт же, с которого шли платежи, пояснила Китти, периодически задействовала Нонине для разных кулуарных дел.

– А может, всё-таки фальшивка? – Феликс посмотрел на неё почти с надеждой. – Не знаю… коллаж, ретушь. Провокация, в конце концов!

– А это тогда что? – Китти кивнула на третий листок. На нём разместился печатный текст: электронное письмо с подробным перечнем того, кто что сделал на момент сходки, о чём распространялся и что планировал делать в дальнейшем.

– Было? – она пристально смотрела на Феликса. Он ещё раз взглянул на дату (трёхлетней давности сентябрь), обречённо кивнул.

– Было.

Адресатом письма снова значился Замёлов. Отправителем же – некий Хустик. Это, конечно, прозвище, звали его, кажется, Анатолий Курчатов. Феликс вспомнил теперь, что тот почти всегда присутствовал на сходках, но всякий раз настолько терялся среди лиц и голосов, что в то же время его как будто и не было. И, понял Феликс, об этом человеке он не знал практически ничего, кроме имени (даже облик Курчатова словно расплывался каждый раз перед глазами).

– Слушай, так может, в нём всё и дело? – заговорил он с новым приливом энтузиазма. – Он мог быть засланным и действительно сливать инфу… Ну и всё на этом! А остальное – ну неужели Нонине не могла заказать все эти бумажки, если они ей понадобились?

– Для чего? – сказала Китти.

Феликс подумал:

– Да, действительно, для чего.

– Ты же знаешь, как делается компромат для публики, – Китти взглядом указала на листки. – Это была бы слишком тонкая работа.

– И удар по образу Нонине. Она бы на такое никогда не пошла. Ну а если не она, а Замёлов… Хотя нет, – Феликс прервал теперь сам себя. – Какой идиот решил бы переть против Нонине с какими-то бумажками, – он помолчал, затем уставился на Китти. – Зачем он вообще это сделал? Все эти махинации со шкатулкой?

– Не знаю, – Китти качнула головой.

– Не знаешь… – безнадёжно задумчиво повторил Феликс.

– По крайней мере, сводка звонков настоящая. Я проверяла, – Китти поймала его удивлённый взгляд. – После смерти Софи. На той же неделе запросила ещё раз. Мне всё сделали по старой памяти. Там было то же самое.

Она несколько устало осмотрела бумаги. (Один из телефонных номеров – внутренний номер Замёлова – был ею отмечен карандашом).