Рыбки… все его одиннадцать штук рыбок плавают брюшками вверх — жалкие бесцветные комочки…

Слёзы брызгают из глаз и катятся, катятся по щекам Вайдотаса… «А маме… маме я скажу, что очень захотелось ухи», — лезет в голову новая изобретательная мысль, но он гонит её прочь, как злую собаку.

На окне всё ещё белеют ледяные узоры, правда сильно подтаявшие от пара. Мальчик прижимается горячим лбом к оконному стеклу, смотрит на заснежённую улицу, и ему кажется, что на мостовой он различает не то комочек земли, не то воробушка… Вдруг серый комочек открывает клюв и обращается к изобретателю: «Только не вздумай и нас спасать!.. Ну тебя совсем с такими изобретениями… чик-чи-рик!»

Но самое обидное, что, случайно опершись рукой о радиатор, Вайдотас ощущает тепло — радиатор не только тёплый, даже горячий.

За совет Вайдотас требует самую малость — марку. Одну почтовую марку. Можно гашёную. Деньги? Нет-нет! От денег он отказывается наотрез. Было дело, брал по пять копеек. Но об этом узнали дома… и с тех пор он берёт только марки.

Слух о мудром советчике Вайдотасе из третьего «В» давно уже распространился по школе. А после того случая, когда благодаря его выдающемуся совету была осуществлена операция «Тюбетейка», слава Вайдотаса шагнула и за пределы школы.

Но всё по порядку.

Весна была в самом разгаре. Белые ситцевые занавески не могли преградить путь лучам солнца, и они через большущие окна заливали класс ослепительным светом. Разве станешь унывать или грустить в такой денёк? Кажется, в самом воздухе носится запах близких летних каникул. Даже строгая классная руководительница и та делает вид, что не замечает, как озоруют, особенно на задних партах, её ученики. Солнечное, весеннее настроение в классе. Ни одного хмурого лица. Вот только у Андрюса оно явно озабоченное. Все перемены крутился он возле классного мудреца, чувствовалось — хочет о чём-то спросить. Но Вайдотас не обращал на него внимания — набивал себе цену. И только после уроков, когда Андрюс догнал Вайдотаса на улице, состоялся их исторический разговор.

— Вайдотас! Подожди! — окликнул Андрюс приятеля. — Если ты не поможешь — я пропал.

Дело заключалось в следующем. Папа Андрюса недавно вернулся из Киргизии. Туда, если поездом, целых четыре дня ехать надо! Он, правда, на самолёте летал. Совсем, говорит, там на Литву не похоже. Горы, горы, горы — как караваны верблюдов с поседевшими горбами. На вершинах — снег. А между гор — долины. Зелёная трава и яркие красные маки. Но не это главное. Привёз папа из Киргизии такую шапочку — чёрную, четырёхугольную, расшитую белым шёлком. Называется тюбетейка. Привёз, показал и положил в шкаф. Там уже лежали сомбреро — широченная соломенная шляпа из Аргентины, и сванка — белая войлочная шапочка с Кавказа. «Это будет наша семейная коллекция, — сказал папа. — Национальные головные уборы».

Вчера, в воскресенье, Андрюс без спросу взял эту тюбетейку. Пофорсить перед ребятами захотелось. Правда, великовата она ему, никак на затылке не держится, всё на нос сползает. Короче говоря, отправился Андрюс на берег Вильняле. Наклонился над водой, а тюбетейка — вжик! — и…

— Ясно, — сказал Вайдотас.

— Ты же знаешь, какое у Вильняле течение. Прямо как у горной реки — бурлит, несёт, пенится, — шмыгая носом и еле сдерживая слёзы, пожаловался Андрюс.

— Ещё бы! Сам видел, как тащила Вильняле собаку. Еле выбралась бедняга.

— Хотел я тюбетейку догнать. Она плывёт, а я по берегу следом. Изо всех сил бежал! Но у моста — знаешь? — как закружит её водоворот… и всё. Ушла на дно.

— А дома, конечно, ничего ещё не знают, — то ли спрашивает, то ли утверждает Вайдотас.

— Дурил бы я тебе голову, если бы они уже знали, — всхлипывает Андрюс. И, вспомнив что-то, лезет в карман и вытаскивает оттуда марку с зеброй и шоколадную конфету в серебряной бумажке. Марка мятая, а конфета от долгого хранения в кармане стала похожа на лепёшку. Он суёт свои дары мудрому советчику.

Вайдотас долго рассматривает марку и возвращает её назад.

— Бракованная.

— А я и не знал, — смущённо бормочет Андрюс. — Я тебе другую достану. Целую серию, с пауками!

Вайдотас степенно кивает и, разжёвывая конфету, сосредоточенно думает. На его лбу проступает многообещающая мудрая морщинка.

— Так… — произносит он наконец. — Тюбетейка. Тебетейка, мене-тейка, себе-тейка. Не робей-ка! — начинает он мурлыкать себе под нос. А всем известно: раз запел, значит, мозг его работает, как у Шерлока Холмса. — Я тебе, ты мене, будет правильно вполне!.. Так.

Андрюс — весь внимание.

— Значит, так: спросишь у отца, какая в Киргизии столица. Во-вторых, узнаешь, сколько там школ. Только чтобы он ничего не заподозрил! И всё.

— И всё? — разочарованно тянет Андрюс.

— Всё! В-третьих будет потом, — хитро поглядывает Вайдотас на приятеля. — Узнаешь и скажешь мне. Точка. — Он поворачивается на каблуках и бежит домой.

Вечером, перед тем как лечь в постель, Андрюс заводит разговор с папой. Начинает издалека:

— А какая столица в Португалии?

— Лиссабон, — отвечает папа.

— Вот как! А… в Эстонии?

— Разве ты не знаешь? Таллин.

— Правильно, Таллин! Я и забыл. А в Киргизии?

— В Киргизии — Фрунзе.

— Фрунзе, Фрунзе, Фрунзе, — шепчет Андрюс, чтобы лучше запомнить. — Пап, а пап! Как ты думаешь, сколько в этом Лисьем боне школ?

— В каком ещё Лисьем боне? В Лиссабоне? Наверное, много.

— А во Фрунзе?

— Тоже немало.

— А штук тридцать наберётся?

— Наверное. В Киргизии много малышей.

— Значит, тридцать школ. И классы там, как у нас — «А», «Б», «В»?

— Конечно. Может быть, даже «Г» и «Д» есть. Я же говорю тебе, что там очень много ребят.

— Здорово!..

— Это хорошее дело, что ты дальними краями интересуешься, — хвалит Андрюса папа. — Ты всегда у меня спрашивай, если что неясно. Я с удовольствием расскажу.

— Ага. Ладно, — отвечает Андрюс, укладываясь поудобнее и натягивая одеяло, — Фрунзе. Фрунзе… Фрун-зе… — шепчет он, засыпая.

…— Не меньше тридцати, — задумчиво повторяет Вайдотас, выслушав на первой же перемене отчёт Андрюса. Он не торопится давать совет. И вообще, неясно, имеет ли он какие-нибудь соображения по этому поводу, сам вдруг спрашивает:

— Ты в каком месяце родился?

— В декабре. А что?

— В декабре?.. кабаре… на дворе… Нет. Не подойдёт. А какой ты по счёту в классном журнале?

— Пятнадцатый.

— Пятнадцатый. Это лучше… Это просто хорошо… — бормочет он. — Вот что: напишешь письмо во Фрунзе. В третий «В», пятнадцатому по счёту ученику!

— Ну, напишу. И что?

— Пошлёшь сувенир какой-нибудь. Открытку, значок. И попросишь тюбетейку!

— Вот оно что!

До чего же хитро и просто! Проще и быть не может. И как это ему самому не пришло в голову? Очень досадно Андрюсу, что сам не додумался до такой ерунды!

Вайдотас поглядывает на приятеля, прищурив глаза, и Андрюс вдруг пугается: не прочёл бы мудрец его мыслей. Ещё обидится.

— До чего же здорово придумал! — спешит он похвалить советчика.

— Напишешь не одно письмо, — многозначительным тоном произносит Вайдотас. — Из одного может ничего не выйти! Напишешь в каждую из тридцати школ. По такому адресу: Киргизия, город Фрунзе, школа № 1. № 2 и так далее. Ученику 3-го класса «В», пятнадцатому в классном журнале… И знаешь, пожалуй, не только «В», но и «А», «Б» и «Г», во все третьи классы!

— Это сколько же будет писем?

— Писем?.. Тридцать школ, по четыре класса… М-м… Сто двадцать! Уж это наверняка будет. Один из ста двадцати обязательно пришлёт!

— Спасибо тебе!

— Не за что. — И Вайдотас, победно напевая: «Тебе-тей-ка! Мене-тейка», идёт домой. Вдруг он оборачивается: — Андрюс! Если пришлют две, одна — тебе, другая — мне!