Оранжевый глаз Дондона не отрывался от окна — с таким нетерпением ожидал он возвращения бабочки.
И она вернулась — но как-то очень странно: стремительно ворвалась в окно и, как безумная, бросилась роботу на грудь.
— За мной гонятся! — выкрикнула она, задыхаясь. — Дондон, за мной гонятся!
И правда: за окном пронеслась чёрная тень, и тут же, грозно шурша крыльями, в зал ворвалась летучая мышь.
— Не отдавай ей меня, — прижималась к роботу бабочка. — Проглотит!..
Робот воинственно выпятил грудь и хотел сказать: «Не бойся, я самый могущественный на всей выставке, никто не посмеет и прикоснуться к тебе!»
Однако произнёс совсем другое:
— Меня зовут Дондон.
Летучая мышь облетела вокруг робота и тут же заметила прильнувшую к нему бабочку.
— Спаси меня, Дондончик! — умоляла Ленточница.
«Прочь отсюда!» — хотел гаркнуть робот, но снова сказал лишь то, что умел:
— Моя родина — лаборатория.
Летучая мышь кинулась на бабочку, раскрыв пасть с острыми зубами, но проглотить не успела — Ленточница упала на пол, под ноги роботу.
— О, моё крылышко… — простонала она, когда летучая мышь, сделав несколько стремительных кругов и не обнаружив её, вылетела в окно. — Она оторвала у меня крыло!.. Ах, Дондон, почему ты не защитил меня?
— Приходится отвечать на весьма нехитрые вопросы, — выпалил Дондон и засмеялся: — Ха-ха-ха!
От этого ответа у него по спине пробежала дрожь, однако ничего другого он сказать не смог.
А бабочка беспомощно трепыхалась на полу, ей очень хотелось, пока не рассвело, взлететь и вернуться на свой каштан. Но она только кружилась волчком на одном месте.
— Если бы ты знал, как мне больно… — прошептала Ленточница.
— Больше всего я люблю машинное масло, а больше всего не нравится мне сливочное мороженое с абрикосовым вареньем, — последовал ответ.
— Что ты сказал? — не поверила своим ушам Ленточница. — Неужели тебе совсем не жалко меня?
— В будущем у роботов огромные перспективы! — услышала она.
— Как ты жесток и бессердечен… — слабеющим голосом прошептала бабочка.
— Я должен выполнить всё то, что во мне запрограммировано!
Бабочка уже не трепыхалась. Вот она в последний раз подняла оставшееся крылышко и медленно-медленно опустила его — чтобы никогда больше не поднять.
— Прощай, Дондончик… — шепнула она, умирая.
— Желаю крепкого здоровья и успехов в личной жизни! — пролязгал робот и бойко притопнул ногой.
А потом наступила тишина. Ленточница недвижно лежала у ног Дондона, за окном светало, открылись двери, хлынула новая толпа любопытных посетителей. Они, конечно, сразу же обступили робота.
— Как тебя зовут? — раздался вопрос номер один.
«Она-то называла меня Дондончиком… — вспомнил робот, терзаемый печалью. — Больше никто и никогда не будет меня так называть!»
— Где твоя родина? — последовал второй вопрос.
«Она говорила, что её родина — каштан… А я никогда не видел ни каштанов, ни их цветов…» Слёзы душили робота.
Не ответил он и на третий, и на все остальные вопросы, мало того, ни разу не подмигнул, не поднял рук, не притопнул ногой.
Тогда снова позвали главного инженера. Инженер постучал по груди Дондона, повертел разные гайки и строго приказал:
— А ну-ка, говори: каково будущее роботов?
— Каш… та… — с трудом произнёс робот, и в груди его что-то захрипело и оборвалось.
Главный инженер поморщился и сказал:
— Испортился наш робот. А ведь как отлично выполнял программу! Попытаемся его отладить, а не удастся — сдадим в металлолом.
Принесли большое белое покрывало и накрыли робота. Сверху повесили табличку: «На ремонте».
Под покрывалом было тихо-тихо. Однако ночью, когда в открытое окно залетал ветерок, принося аромат цветущих каштанов и шелест листьев, из-под покрывала раздавались глухие отрывистые звуки, словно кто-то учился говорить:
— Лен…точ…ни…ца… Каш…тан… Тос…ка…