Ничего удивительного не было в том, что 26 августа ворона оказалась на крыше трансформаторной будки во дворе дома № 15 по Брынскому проспекту.

— Трансформаторная будка, — сказала себе умная серая ворона, осмотревшись. — Вероятность обнаружения вкусных вещей минимальна.

Она прошлась по крыше и заинтересовалась сложенным из кирпичей домиком. Рассмотрев поближе конструкцию, ворона принюхалась (напрасно некоторые думают, что вороны не различают запахов, это вовсе не так). Из-под кирпичей отчётливо пахло вкусной вещью. Ворона сардонически хмыкнула и принялась за работу.

Доедая тут же на крыше сушку, положенную в секретное место сердобольной Таней Петрушкиной, чтобы Стасику не так скучно было её ждать, ворона по привычке всё замечать, краем глаза заметила, как ветер унёс бумажку, которая была придавлена вкусной вещью.

Но это совершенно не заинтересовало умную ворону.

В тот самый момент, когда удивлённый Стасик, зажав в кулаке неожиданно обретённый билет, подъезжал к остановке «Улица Матроса Коваля», когда Марат Маратович Голландский пил в четвёртый раз «Корвалол», а Максим Максимович Португальский в третий раз набирал номер десятого отделения милиции, когда третьегоднице Лёле снился последний утренний сон про увлекательную встречу с какими-то Джоном и Полом, когда умная ворона во дворе дома № 17, чудом избежав когтей пользующегося непререкаемым авторитетом в кругах местных котов Барсика, решила завязать на время с дальними экспедициями — в это самое время трамвай № 3 остановился и, зашипев, выпустил наружу подозрительного маленького человека Николая Матвеевича Гузя. Следом из второго вагона осторожно выбрались Наташа, Таня и Юра. Трамвай вздохнул ещё раз, как бы прикидывая, хватит ли ему сил добраться до старого города, захлопнул двери и пополз в гору.

Остановка «Старый порт», как обычно, была безлюдна. Когда-то здесь кипела жизнь, к пристани подходили роскошные колёсные пароходы с красивыми именами: «Доброжелатель», «Громобой», «Нассау». Вдоль берега по аллеям Купеческого сада прогуливалась чистая публика: дамы с кружевными зонтами от солнца, офицеры в мундирах, многочисленные члены семейства культурного купца Осьмирогова. Гремела духовая музыка, прощалась надрывно с кем-то славянка, неслись амурские волны, смешиваясь незаметно с дунайскими. А рядом, в порту, кипела другая жизнь: ревели быками гудки, бранились грузчики, разгружали баржи с тмутараканскими арбузами, громоздили на телеги бочки с каспийской сельдью, мануфактуру, сахарные головы, кули с мукой и крупой.

Всё это кончилось, когда выстроили в Брюквине железнодорожный мост и новый вокзал. Новый порт и речной вокзал выросли на левом берегу Брюквы, а старый порт пришёл в запустение. Купеческий сад отчасти выгорел в войну, отчасти просто одичал, пристани потихоньку разрушились. Теперь в старом порту плескали по воде на стоянке несерьёзные моторки, вода вокруг них была всегда в радужных разводах. Рядом, выше стоянки по течению, сладкий аромат бензина сменялся запахом свежей рыбы — здесь располагались рыбаки с озабоченными лицами в специальных непромокаемых сапогах и непременно в серых кепках.

Оповцы, стараясь держаться не слишком близко к опасному лилипуту, и, на всякий случай, молча, следовали за Николаем Матвеевичем.

Прошли мимо лодочной стоянки, поравнялись с ранними рыбаками. С асфальтовой дорожки, идущей вдоль берега, Гузь свернул налево — по широкой тропинке, в утренние туманы бывшего Купеческого сада, дрожащего паутиной, дышащего росой. Выждав немного, Таня, Юра и Наташа последовали за ним. Тропинка, попетляв по саду, свернула направо и пошла вдоль подножия холма, на котором в незапамятные времена была заложена одним предприимчивым князем крепость, ставшая впоследствии Брюквиным.

— К Бабаевым пещерам идёт, — тревожным шёпотом одновременно проговорили Юра, Наташа и Таня.

И действительно, маленький человек Николай Матвеевич Гузь двигался прямёхонько к дальнему входу в Бабаевы пещеры. Шёл бодрым шагом и даже что-то насвистывал, только не слышно было, что.

Бабаевы пещеры! Кто не слышал о них в Брюквине? Да что там Брюквин: известность Бабаевых пещер простирается далеко за пределы города, им посвящены многочисленные статьи и брошюры местных краеведов и даже самая настоящая монография, написанная недавно знатоком брюквинской старины учёным немцем бароном Карлом Марией фон Шлейерштукером.

О происхождении Бабаевых пещер спорят. Некоторые считают его естественным и объясняют геологическими причинами, другие склоняются к более романтическим версиям. Говорят, что там в незапамятные времена жили неандертальцы (некоторые прибавляют: «и динозавры», но это уже решительно невозможно).

Рассказывают, что ещё во время нашествия татар в пещерах от жестокого темника (так тогда назывались губернаторы) Бабая спряталось всё население тогдашнего Брюквина, так что захватчики однажды утром проснулись, вышли на улицу и видят: никого нет. Татары, — сообщают брюквинцы, — страшно удивились, почесали затылки — да и уехали восвояси по направлению к Полынску.

Горожане упоминают исключительную разветвлённость подземных ходов и их чрезвычайную длину. Некоторые утверждают, что пещеры тянутся под рекой и уходят далее куда-то на восток. Другие, напротив, считают, что пещеры ведут на запад. Краевед девятнадцатого столетия и страстный патриот Брюквина М. И. Зайденберг в своих статьях утверждал даже, что Бабаевы пещеры простираются до самой Москвы и ещё дальше, но эти данные пока не подтверждены наукой.

Все согласны в двух пунктах — во-первых, уверяют, что никто никогда не исследовал Бабаевых пещер до конца, поскольку это дело опасное; во-вторых, утверждают брюквинцы, там, в глубине Бабаевых пещер обязательно скрывается какой-то клад.

Что до опасности пещер, то на этот счёт рассказывают страшные вещи. Например, широко известна история о мальчике Алёше, который пошёл в пещеры, да так и не вернулся. Судя по книге Шлейерштукера, первые следы этого сгинувшего в опасной темноте мальчика обнаруживаются уже в письмах и дневниках брюквинцев XVIII века, затем о нём непрерывно рассказывают на протяжении ста пятидесяти лет, причём происшествие всё время оказывается современным: рассказчики уверяют, что лично знают то ли безутешную тётку Алёши, то ли её куму.

В следующем столетии Алёша также неоднократно пропадал в пещерах: то сразу после Гражданской войны (теперь он был беспризорным и скрывался от милицейской облавы), то во время коллективизации (Алёша приехал из деревни к тётке подкормиться и забрёл в пещеры случайно, по сельской простоте), то в войну (Алёша прятался от бомбёжки). Упорно продолжал пропадать Алёша и в послевоенный период.

Достоверно известно, что в начале тридцатых годов в пещеры была направлена научно-исследовательская экспедиция, спустившаяся в так называемый «ближний вход», расположенный сверху, на территории бывшего Спасо-Преображенского монастыря. Целью экспедиции были, как сказано в выпущенной тогда же брошюре, борьба с религиозным дурманом и разоблачение поповских «чудес». Монахи с незапамятных времён хоронили в пещерах самых заслуженных своих собратьев, и хотя, сообщала брошюра, наука доказала, что «нетленные мощи» являются результатом физических и химических свойств почвы, воздуха и воды, находились ещё брюквинцы, верящие в потусторонние силы. В первую неделю работы экспедиция разорила с десяток могил, а потом углубилась в какой-то боковой ход и бесследно исчезла.

На поиски послали другую экспедицию, но эта новая группа исчезла сразу же, так что, подождав несколько месяцев, начальство арестовало на всякий случай несколько бывших дворян и одного священника, обвинив их в контрреволюционном вредительстве. А ближний вход в Бабаевы пещеры завалили кирпичом от греха подальше, а потом там и вовсе построили дом культуры работников пищевой промышленности.