Татьяна позвонила в субботу около полудня.
Привет, ты как?
Разнообразно, - ответила Марина мрачным насморочным голосом, после долгого, на полночи, рева, нос дышать отказывался.
Ты что, простудилась? Что с голосом-то?
Да нет, не простудилась, так... голова болит.
Ага. И от этого именно ты и гундосишь. Вот что, дорогая, я к тебе сейчас приеду. Я сегодня женщина свободная, мои отвалили за город, я сейчас до тебя доползу, и пойдем мы в баню.
В какую баню? - Марина пришла в ужас. - Что еще у тебя за новые закидо-ны? - но в трубке уже звучали короткие гудки.
Пожав плечами, она положила трубку, и снова забралась в кресло с ногами: ее слегка знобило, похоже было, что и вправду простудилась. Ксения с утра опять умотала к друзьям, похныкать, чтобы дали чаю, было некому, и Марина просто поплотнее закуталась в плед и стала смотреть в окно. За окном висел мелкий прозрачный дождичек.
Татьяна ворвалась в квартиру, как ураган, со страшной скоростью побро-сала в сумку Маринины полотенца, и выдернула ее из кресла. Сидеть и жа-леть себя не получалось, пришлось подчиняться.
"Нива", на которой с некоторых пор стала ездить Татьяна, рычала на све-тофорах, словно дикий зверь, но все же через четверть часа они входили в какой-то странный вымерший дворик. Танька уверенной походкой провела Марину мимо стоящей на вечном приколе полуразрушенной "Волги", мимо пустой будки охраны к неприметной двери, украшенной только кнопкой звонка.
На звонок открыли сразу, будто стояли за дверью: дама лет тридцати, с фи-гурой профессионального борца и волосами смертельно-черного цвета, приветливо улыбнулась и сказала:
Здравствуйте, Татьяна Павловна! Проходите, пожалуйста, все готово.
"Боже мой, - подумала Марина, пригибая голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, - люди живут интересной, насыщенной жизнью! А я, дура, погрузилась в свои сердечные переживания, даже не спросила у На-ташки, что у нее-то происходит. Баня какая-то... Может, сбежать отсюда, пока не поздно?"
Но было уже поздно. В маленьком предбанничке их ждали большие про-стыни и тапочки, рядом в комнате, на столе светлого дерева грелись не-сколько бутылок пива, прикрытое пленкой, лежало на тарелке наломанное вяленое мясо, и где-то за стеной исходила жаром сауна...
Разморенные, они сидели за столом, потягивая пиво из высоких стаканов и лениво покусывая жесткое мясо.
Ты с ним виделась? - спросила Татьяна.
Вчера вечером, - ответила Марина, не без удивления обнаружив, что может говорить об этом не рыдая.
И что?
И ничего. Вернее, все.
Что все-то? Рассказывай давай, ты же знаешь - я сериалы не смотрю, у меня подруги вместо этого есть.
Было - все. И кончилось - тоже все. Понимаешь, Танька, я ведь уверена - он любит меня. Мы сперва сидели, долго разговаривали, так - за жизнь, он ку-рил одну за одной, я говорю - "что ты так много стал курить?". А он отве-чает: "Чтобы губы занять". Ну, и он уже встал, чтобы уходить, я подошла, мы сперва поцеловались, а потом так и не смогли остановиться...
И как?
Да в том-то и дело - как и раньше, только сильнее ...
Да-а... - Татьяна задумчиво отхлебнула пива. - И как он... объясняет?
А никак. Он и всегда-то не был склонен к объяснениям, а уж теперь... Только повторил, что все равно - баста, все кончено. - Марина тоже глот-нула пива, попыталась вызвать в памяти вчерашнее ощущение конца жизни, но не смогла. Была только пустота, сосущая и ледяная.
А ты что?
Не знаю. Мне бы надо его возненавидеть, и иногда даже очень неплохо это получается. Только понимаешь, какая штука... Кто-то где-то сказал фразу, она от меня все никак не отстает, очень уж похоже... Когда он порежется, у меня течет кровь.
Они долго сидели молча, потом Марина поднялась и пошла в парилку. Она плеснула на камни ароматным травяным настоем и легла на полку, на про-стыню. Пар садился на кожу, скатывался капельками вместе с потом по плечам, груди, животу, Марина смотрела в деревянный потолок и считала сучки. Потому что как только она переставала их считать, она снова начи-нала вспоминать вчерашний вечер, его руки...
Она постояла под холодным душем и вернулась к пиву. Танька тоже схо-дила погреться и снова подсела к столу.
И что же ты будешь делать теперь? Что твой итальянец? - спросила она.
Итальянец? Замуж зовет. В Италию. И что я там буду делать?
В койке-то он как, соответствует?
Ну, как тебе сказать... Скорее да, чем нет. Ты же понимаешь, в постели все мужчины одинаковы, кроме того, которого любишь... Другое дело, что для замужества это не главное.
А ты что - отказалась?
Да нет, пока не отказалась. Попросила времени на размышления, мы, мол, так мало знакомы... А вот знаешь, странное дело - мы с Сергеем расстались два месяца назад, и эти два месяца ко мне мужики липнут... как мухи к варенью. Никогда такого не было, даже в двадцать лет.
Ничего удивительного, - Татьяна посмотрела на нее снисходительно, как на малого ребенка. - Ты себя со стороны не видишь, у тебя же в глазах такой... как бы сказать... одновременно призыв, выбор, оценка и взвешивание, что они мимо пройти не могут. Замужние женщины, у которых все спокойно, глядят иначе, мужики это с первого взгляда просекают. А ты находишься как бы в режиме ожидания, это видно сразу...
Не знаю... Это плохо?
Да нет, что здесь плохого. Может, все-таки выйдешь замуж и успокоишь-ся... Не за итальянца, так за рыжего этого, или за Христофорова.
Марина хмыкнула, представив себя замужем за Христофоровым. Не то чтобы эта картинка ей не понравилась, но от нее веяло таким непоколеби-мым спокойствием, что было... как бы из другой жизни. А может, это ей и нужно, другая жизнь?
Никонов возник на пороге без звонка. Ксения, открывшая дверь, только хмыкнула, высоко подняв брови - эту манеру она унаследовала от матери, а у Марины почему-то так не получалось. Раньше она, помнится, очень за-видовала...
На улице лето, а вы обе сидите в душной городской квартире! - сказал Ни-конов безапелляционно. - Давай-ка одевайся, выберемся за город.
Я - пас, - быстро сказала Ксения, - у меня встреча.
Я, наверное, тоже... - неуверенно произнесла Марина. - Мне статью писать надо. И лень что-то...
Лень вовсе не двигатель прогресса, - мягко увещевал ее Никонов, взяв за локоток и ведя к ее комнате, - ты все перепутала. Это придумали лентяи, чтобы им никто не мешал лениться. А мы с тобой сейчас поедем за город, в лес, ты подышишь свежим воздухом, а потом статья у тебя напишется на свежую голову за пять минут.
Мне машину на сервис надо... - пыталась сопротивляться Марина.
Вот завтра и отгонишь. А после работы заберешь. Или хочешь - Самед от-гонит.
Ладно, - махнув рукой, Марина полезла в шкаф за джинсами. - Ну-ка, вы-катывайся. Я переоденусь.
А поприсутствовать нельзя? Ну, там, корсет затянуть, шлейф поддержать, перья подать? - Никонов откровенно ухмылялся.
Никуда не поеду! - угрожающе сказала Марина. Угроза помогла, Никонов выкатился за дверь, и она еще раз поразилась, как он, при своих немалых габаритах, легко и бесшумно двигается.
Она влезла в джинсы, новые, ярко-голубые, привезенные из Италии, лю-бимый легкий белый хлопковый джемпер с пикантным вырезом, стянула пышные волосы шифоновым шарфом ("Надо же, а здесь он выглядит со-вершенно иначе, чем в Венеции!" - попутно поразилась она) и, подумав, надела тонкую золотую цепочку, утекающую аквамариновым кулоном да-леко... в смысле, глубоко в вырез. Дорогущее кольцо с жемчужиной лежа-ло спрятанное в ящике, она его и не надевала больше...
Никонов сидел в гостиной в глубоком кресле и нахально курил. Что пора-зило Марину еще больше - Ксения, обычно люто преследующая оскверни-телей воздуха, молчала на эту тему, мило болтая с ним о горных лыжах и достоинствах тех или иных склонов. Увидев Марину, Никонов вскочил, за-тушил сигарету и радостно сказал:
