- Если это так ужасает тебя, - вдруг предложил Торин, - мы можем остаться в спальне. Это очень древняя традиция, по преданию, дарующая благо нашему народу. Кто-то говорил, что дед, кажется, нарушил эту традицию. Но это лишь рассказы…

- Нет! – гномка прервала его, вспомнив просьбу лорда Элронда. – Нет, давай не будем нарушать традиции!

- Ты веришь, что они верны?

- Конечно, - кивнула Тордис.

- Признаться, я тоже, - и он вновь улыбнулся доверчивой спокойной улыбкой, от которой у гномки быстрее застучало сердце.

Чтобы как-то скрыть свое состояние, она сделала вид, что пошла переодеваться. Торин не мешал, остался в гостиной, раскуривая трубку.

Сложнее всего было придумать, что делать с Аркенстоном. Если до этого Тордис думала, что просто положит его под подушку, теперь надо было как-то пронести его с собой и положить под голову.

В одежде было не пронести. Тордис даже хотела было накинуть плащ, но потом поняла, что в глазах мужа будет выглядеть странно. Если он сам не решит, что она замерзла, то придется как-то оправдываться, а врать она не умела.

Решение пришло само, когда гномка глянула в зеркало. Прическа. Волосы, высоко поднятые, причудливо переплетенные, были прекрасным тайником. В их крепости Тордис не сомневалась.

Согласно традициям, ни один гном не осмелился бы дотронуться до ее волос до свадьбы, а точнее до того момента, когда они станут мужем и женой, единым целым. Конечно, вряд ли Торин будет так долго сдерживаться, наверняка позволит себе многое и раньше. Но ей ведь нужно только донести камень до сокровищницы.

Тордис сноровисто распустила прическу. Реликвия гномов легла в новый тайник, а тяжелый каскад черных локонов скрыл под собой блеск камня. Если что-то и сверкнет, подумала Тордис, муж решит, что это заколка.

Она появилась на пороге спокойная, ступая медленно и плавно. Следя за каждым своим движением и боясь, что чем-то выдаст себя. Но Торин списал ее поведение на волнение перед первой ночью. По этой же причине, решил он, она зачем-то сменила прическу, хотя не переоделась.

Не желая ее пугать или торопить, Торин лишь молча предложил ей руку, попутно пообещав, что скоро они вернутся в спальню.

***

Здесь идея надеть плащ вовсе не казалась ей абсурдной. Сокровищница была огромной. И она не была разделена на несколько помещений, лишь тяжелые столбы, поддерживающие свод, как-то членили пространство. Но вовсе не мешали зябнуть.

- Мне… можно под голову… что-то подложить? – робко уточнила Тордис. – Или мы должны это сделать… прямо на золоте?

- Под голову – можно, - кивнул муж.

- Хорошо.

Она помялась, чувствуя себя ужасно неловко.

- Ты не отвернешься ненадолго?

- Тебе нечего бояться, - уверил ее Торин, но все же отвернулся.

Больше всего Тордис боялась, что камень будет так ярко блестеть, что муж заинтересуется этим. Но Торин терпеливо ждал, когда она закончит свой туалет.

Гномка уложила камень, укрыв его золотыми монетами. Следом легло несколько ее нижних юбок. Так вроде бы должно быть мягко голове и не видно камня.

Лиф платья, наиболее твердый, а также верхняя юбка, украшенная дорогим шитьем, были отложены в сторону. Тордис осталась в одной лишь сорочке и с распущенными волосами, которые вполне могли заменить плащ, будто темное покрывало пряча ее от внимательных взглядов.

- Все, - тихо произнесла она.

Торин немедленно обернулся. И гномка вдруг испугалась его взгляда. Муж смотрел на нее без прежней заботы и уважения. Его взгляд был… Тордис не могла понять, что он выражает. Но точно знала, что этот взгляд опасен.

Наверное, это из-за того, что Аркенстон так близко, подумала она. Камень рядом, и потому безумие так же рядом.

- Ты просила меня отвернуться? – хрипло бросил Торин. – Чтобы остаться при этом в рубашке?!

- П-прости, - гномка вцепилась в завязки сорочки.

- Это уже слишком долго, - возразил Торин.

Он протянул руки к вороту рубашки. Тордис от страха боялась даже пошевелиться. На мгновение ей показалось, что муж сейчас схватит ее за горло и задушит.

Но вместо этого он просто рванул сорочку, ткань затрещала, мгновенно превращаясь в бесформенные куски, презрительно отброшенные Торином в сторону. И гораздо более осторожным движением отвел ее волосы за спину, открывая жену своему взору.

- Торин, прости, - прошептала она, несмело кладя руки ему на плечи. - Я же вовсе не хотела тебе противиться…

Тордис старалась не думать о том, что происходит, не смотреть ему в глаза, такие необыкновенно глубокие и темные. Она просто чуть поглаживала плечи мужа, словно успокаивая и пытаясь поделиться своими чувствами.

Муж нервно дернул плечами, отчего камзол пополз вниз. Тордис аккуратно помогла его снять.

- Это ты меня прости, - хрипло отозвался Торин наконец, отводя взгляд, подавляя в себе страсть.

Он сделал шаг, отстраняясь.

- Ложись, - предложил он, наклоняясь к сапогам. - С одеждой я справлюсь сам.

Спорить Тордис не стала, она молча попыталась устроиться на своем необычном ложе. Золото неприятно холодило кожу. Даже не будучи неженкой, гномка чувствовала себя неуютно.

В сторону мужа она не смотрела, боясь вновь встретиться с тем непонятным взглядом.

Камень в изголовье не ощущался. Может, потому что юбок много, а может, спасает ее собственная пышная шевелюра, но как раз голове на этом ложе было удобно.

А вот как ей лучше лечь? Конечно, удобнее мужу будет, если она ляжет на спину, раздвинув колени… Но думать об этом было стыдно, не то что сделать! Хотя если не сделать, Торин может вновь разозлиться.

Гномка бросила взгляд из-под ресниц на мужа. И замерла. Он уже почти разоблачился, стягивал штаны. И Торин не стеснялся своей наготы, хотя его движения и были несколько суетливыми. Но дело было не в этом. А в том, что муж был прекрасен.

Его черные с сединой волосы в честь свадьбы были аккуратно расчесаны и сплетены в косы спереди, как и отросшая бородка. На кончиках кос сверкали мифриловые зажимы. Она не любовалась им на свадьбе, взволнованная своими переживаниями, но сейчас пыталась это наверстать, впитывая каждую черточку.

Его плечи сейчас не скрывало ничто. И Тордис глядела на них так, словно не видела его до того без рубахи, раненым. Что, впрочем, можно считать правдой. Тогда она смотрела на него взглядом сторонней женщины, сейчас же Тордис любила.

Из какого камня, о Ауле, ты высекал это? Что водило твоей рукой? Он был массивен, огромен: плечи и грудь истинного кузнеца и воина Подгорного племени. Но он не был камнем, в нем была жизнь. Каждая линия мышц, чуть колыхающаяся от дыхания грудь доказывали, что воин не высечен из гранита, а реален.

В эти дни до свадьбы Торин не только оправился от ран, шрамы от которых сейчас тоже отмечал взгляд гномки, он поправился. Лицо больше не было исхудавшим, округлился Торин и в талии.

Покрытое густыми зарослями курчавых волос тело было полным, здоровым, истинно гномьим. И Тордис, краснея от собственной дерзости, спустилась взглядом ниже, к округлому плотному животу и…

Часть тела, на которой она остановила взгляд, выглядела странно. Тордис слышала, что этот орган у мужчин поднимается для близости с женщиной. Но не понимала, как это возможно. Поэтому сейчас она смотрела с почти исследовательским интересом.

Потом ей припомнилось, что именно эта часть должна войти в нее. И от этой мысли стало страшно… и очень жарко. И как только это возможно, тут же недавно было холодно?

Чтобы отвлечь себя от мыслей о том, что почему-то очень хочется прижаться к мужу поближе, почувствовать его где-то в себе, Тордис заставила себя опустить взгляд ниже. Ноги как ноги. Большие, толстые и волосатые. Но над ними…

Гномка сглотнула и вздернула голову выше.

Тордис рассматривала его, не догадываясь, что делает это почти так же, как до того ее разглядывал он, любуясь мягкими плавными чертами тела и с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее немедленно. С каждым мгновением ему казалось, что так правильно, он имеет право. И лишь краем сознания понимая, что так нельзя, она же его жена! А его желание - это проклятие.