Литмир - Электронная Библиотека

Атаман в очередной раз тряхнул стоявшего рядом японца за рукав:

— Узнай, чего он хочет?

Японец покорно зашуршал, захлопал флажками.

— То, что и раньше, — сказал он. — Чтобы вы пересели на крейсер береговой охраны.

— Зачем?

Японец поскреб пальцами коричневое лицо и вновь захлопал флажками.

— Чтобы вместе плыть на этом корабле во Владивосток, — медленно произнес он, прочитав ответ. — Там вас будет встречать почетный караул, а также население и армия.

Атаман, продолжая округлять ноздри, покрутил головой — жест выражал то ли восхищение, то ли досаду, японец не понял и вопросительно поднял брови.

— А вот это — ловушка, — произнес Таскин.

— Ну-ка, братец, — Семенов вновь дернул японца за рукав, — предложи-ка этому, с грузинской фамилией... явиться ко мне для доклада. Сюда, на «Киодо-Мару».

Сигнальщик на «Лейтенанте Дыдымове» молчал, издали хорошо была видна его немая фигурка, затянутая в черную форму.

— Чего это он? — насмешливо пробормотал Семенов. — Приступ желудочной боли, что ли, скрутил? Или пукнул прилюдно? Ну-ка, братка, — он снова тряхнул японца, — повтори-ка текст, раз они там собрались такие непонятливые.

По-птичьи клюнув тяжелой головой, японец опять начал кромсать флажками воздух.

В ответ — снова молчание.

— Не приплывет этот Вах сюда, ни за что не приплывет, — убежденно проговорил Таскин. — Это ловушка... даже не ловушка, а хрен знает что — изобретение очень примитивного мозга. Похоже, нас хотят заманить на ату керосинку, а там, под прикрытием пушек, арестовать.

— Дудки! — Семенов выкинул перед собой фигу, повертел ею из стороны в сторону. — Дудки!

Лицо его покраснело, напряглось, в натуженной нездоровой красноте этой возникли белые пятна. Около глаз образовались старческие морщины, густая плетенка. Семенов спрятал фиги в карман и повернулся к Таскину:

— Поднимись к капитану. Мы уходим отсюда.

— Куда?

— К Русскому острову.

Когда под кормой «Киодо-Мару» взвихрился белый пенистый бугор и шхуна начала отворачивать в сторону от «Лейтенанта Дыдымова», командир крейсера, смущенно рдея щеками — ему еще никогда не доводилось выполнять жандармские функции, — предложил фон Ваху насмешливым голосом:

— Может, господин полковник, вслед ударим из пушек? Пару снарядов всадим в корму, повеселим японцев, а заодно и господина атамана... Я так полагаю, мы встречали генерал-лейтенанта Семенова?

— Вы слишком много полагаете, лейтенант!

— А что, давайте шлепнем, господин полковник... А? Под вашу ответственность.

Странное дело, взгляд, который фон Вах бросил на командира «Лейтенанта Дыдымова», ничего, кроме усталости, не выражал.

Когда по курсу «Киодо-Мару» замаячил Русский остров — неровный, с угрюмыми толстыми стенами бастионов, — к шхуне устремился шустрый, окрашенный в белый адмиральский цвет катер.

Штаб Семенова и сам атаман с палубы не уходили, продолжали стоять там, дышали соленым воздухом. Глаза у Таскина были влажные, он, не стесняясь, промокнул их платком.

Атаман заметил это, подумал, что вид у него тоже такой же, как и у верного Таскина, прижал рукою расстроенно дергающиеся усы и неожиданно залихватски, будто купец, собирающийся выкрасть из богатых хоромов красивую девицу, подмигнул.

— Прошу прощения, не сдержался, — пробормотал Таскин смущенно, — но такая слабость простительна. — Он снова приложил платок к глазам, озабоченно шмыгнул носом и оглянулся на сильно уменьшившийся и теперь похожий на точку, застывшую среди огромного серого пространства, «утюжок». — А они нам вдогонку не пальнут?

— Не пальнут, — уверенно произнес Семенов, — а если пальнут, то до берега вряд ли дотянут, японцы их потопят. Командир этой береговой галоши, надо полагать, все знает и глупостей делать не будет.

— Вах, вах, вах!

— Думаю, командир там не этот кавказец, а совсем другой человек. Кавказец — всего-навсего начальник арестантской роты, который прибыл надеть на меня наручники.

Катер вплотную приблизился к «Кнодо-Мару». На носу его стоял человек, которому атаман доверял безоговорочно — полковник Буйвид.

— Валерьян! — не удержался от радостного восклицания атаман, широко раскинул руки.

С борта «Киодо-Мару» немедленно был сброшен трап, Буйвид поднялся на шхуну, шагнул к атаману, лихо вскинув руку к фуражке, но Семенов не дал ему сделать доклада, обнял, стукнул кулаком по спине — жест этот выглядел очень дружественным.

По хлипкому раскачивающемуся трапу на шхуну тем временем ловко поднялся худенький усатый казак, похожий на недокормленного в детстве парнишку. Одной рукой он цеплялся за веревку трапа, в другой крепко держал поднос, на котором стояли две стопки, хрустальный «дамский» графинчик с прозрачной жидкостью, в предназначении которой сомневаться не приходилось, солонка и недавно испеченный, распространяющий вокруг себя дивный дух каравай.

Это был Ванька Спирин, верный буйвидский денщик. Пока его патрон обнимался с атаманом, Спирин пристроился за спиной Буйвида и застыл в ожидании, когда на него обратят внимание.

Буйвид не заставил себя ждать; закончив обниматься с атаманом, он, не поворачиваясь, просунул к Спирину пятерню и призывно пощелкал пальцами. Спирин незамедлительно сунул ему в руку стопку.

Атаман с удовольствием выпил, крякнул и вытер усы.

— Тут, на родине, и водочка пьется по-другому.

Присутствующие засмеялись.

— Пожалте закусить, Григорий Михалыч. — Буйвид протянул атаману поднос с караваем.

Тот отщипнул кусок мякоти, с восхищением затянулся хлебным духом.

— А пахнет-то как! От такого запаха в обморок, будто институточка, можно грохнуться, — произнес атаман совершенно неожиданно, и присутствующие вновь рассмеялись: ни один из них не мог представить себе атамана лежащим в обмороке. Проглотив хлебный мякиш, словно вдохнув его в себя, Семенов восхищенно покрутил головой и предложил:

— Давай-ка, Валерьян, за возвращение на родину опрокинем по второй. А потом и по третьей. Бог, как известно, троицу любит.

Так и сделали.

— А теперь о деле, — сказал Семенов, глянул через плечо назад: не увязался ли за ними «утюжок», но его не было видно. — Что происходит во Владивостоке? Объясни хоть ты.

У Буйвида по лицу пробежала тень.

— В двух словах не объяснить.

— А в двух словах и не надо. Ты все как есть, так и рассказывай. Неторопливо.

Лицо Буйвида сделалось жестким, будто внутри у него пронеслась буря, встряхнула чресла, рот хищно сжался, отвердел, но в следующий миг в нем все обвяло, взгляд стал бесстрастным. Он рассказал, как взял власть в городе и несколько часов держал ее в своих руках, как замешкались и подвели его нерасторопные гродековские генералы, как с сотней преданных казаков держал порт, ожидаючи атамана, как всем случившимся воспользовались братья Меркуловы...

— На сколько долей они подели этот жирный пирог? — не выдержав, спросил Семенов, он еще не знал, кто из Меркуловых кем стал.

— Спиридошка — премьер, а бывший спичечный воротила Колька заправляет армией, — небрежно ответил Буйвид.

На щеках Семенова вздулись и опали желваки.

— Дальше, — потребовал он.

— Вчера Меркуловы объявили о прекращении вооруженной борьбы с большевиками, — произнес Буйвид и тут же поправился: вспомнил любимый термин атамана, — с коминтерновцами. Сегодня об этом напечатано во всех владивостокских газетах. Но не это главное, Григорий Михайлович. Главное то, что они объявили вас персоной нон грата...

— Чего-чего? — не понял Семенов.

— Человеком, не угодным этой власти, не имеющим права ступать на землю России...

— Чего-чего?

— В общем, вы сами понимаете.

— Суки, — выругался Семенов, на щеках его вновь вздулись и опали желваки.

— Меркуловы обвинили вас в том, что вы большой мастер пить братскую кровь и хотите сделать это и сейчас: чем больше крови, тем для вас, мол, лучше. А это в корне расходится с целями, которые поставило перед собой меркуловское правительство.

99
{"b":"565520","o":1}