Рыцарь рассмеялся.

— Я тоже, друг мой, я тоже. Папу убило не колдовство, а яд, — сказал он, не изменившись в лице.

Удивление Сальетти сменилось потрясением. Вот только — можно ли верить словам рыцаря де Курнильдона?

— Откуда вы знаете?

— Потому что только отравленный лекарственный отвар может вызвать такую кровавую и страшную смерть, да и вообще ясно как божий день, что речь идет о мести. Уже шесть лет назад тамплиеры, которым удалось избежать тюрьмы и костра, бежали из Франции, южные — в сторону Испании и Португалии, а северные — к замкам Каменного Круга в Германии. Во Франции еще остались одиночки, готовые кровью омыть поруганную честь своего ордена. Король Филипп это знает и напуган сильнее, чем свиньи во время бойни. Он боится, что его ждет та же участь, и прекрасно знает, что, если вовремя не найдет секрета тамплиеров — а это эликсир жизни, по преданию, дарующий бессмертие, — то очень вероятно, умрет до наступления весны.

Сальетти не скрывал изумления, вызванного словами рыцаря.

— Я так понял, что король Франции будет присутствовать на весеннем турнире замков Эльзаса, — сказал он.

— Это был всего лишь повод, и он уже отправился в путь, но, как сообщил вчерашний гонец, едва узнав о смерти папы, сразу вернулся в Париж, поджав хвост, как трусливый пес.

— А что другие рыцари? Вы разве не вместе едете? — спросил Сальетти.

— Нет, нет. Мне казалось, я об этом упомянул, — сокрушенно проговорил рыцарь. — Мы с мои оруженосцем направляемся в замок барона де Вокко. Вчера до заката солнца мы поравнялись с этим кортежем и присоединились к ним, чтобы заночевать вместе.

— Вы будете участвовать в состязаниях?

— Нет, я обычно не сражаюсь в поединках. У нас миссия, которую теперь мы можем выполнить лишь частично.

— Почему вы говорите мне все это? Если дела обстоят так, как вы говорите, то вы подвергаете опасности свою жизнь, — сказал Сальетти.

Он решил, что Радогиль де Курнильдон — мстительный тамплиер, вознамерившийся убить короля Франции, если тот все же явится на турнир.

— Не беспокойтесь, я же сказал, что герб на вашем щите мне знаком.

Задул сильный ветер, начала опускаться ночь. Небо все еще оставалось безоблачным, хотя первые кучки облаков, пухлые и пористые, как плотная масса цветов хлопка, уже высунулись из-за вершин близлежащих холмов.

Крепость барона Фигельтаха де Вокко возвышалась среди гор, занимавших всю равнину Эльзаса. Это была грандиозная постройка с бесчисленными дозорными башенками, толстыми стенами, по верху которых тянулись узкие бойницы, и высокими зубчатыми башнями, округлой формы и крытых черепицей, благодаря чему они напоминали колпаки над дымовыми трубами. Главные ворота между двумя пузатыми башнями защищали решетка и подъемный мост, перекинутый через ров. У ворот в окружении музыкантов стояли оруженосцы со штандартами, приветствуя прибывающие рыцарские кортежи; каждому гостю выделяли двоих слуг: один отводил лошадей в стойла, другой сопровождал рыцарей и благородных дам в их покои.

Внутри замка жизнь тоже кипела. Сотни рыцарей и солдат в кольчугах и шлемах бродили по двору, повсюду чадили огромные факелы и жаровни, и языки пламени, казалось, норовили убежать из громадных чаш.

Едва войдя в ворота, Гримпоу пришлось выполнить настоящий акробатический трюк, чтобы увернуться от копыт вставшего на дыбы коня под рыцарем, который скрывал лицо под шлемом жуткого вида. Слуга повел путников через просторный двор, а другой тем временем увел к стойлам их лошадей и нагруженного доспехами мула; Гримпоу озирался по сторонам, поражаясь суматохе.

— Что это за рыцарь нещадно хлещет своего коня? — спросил Сальетти сопровождавшего их слугу, который, как и Гримпоу, тащил на себе пару дорожных сумок.

— Этого никто не знает, сеньор, кроме герольда, встречавшего его сегодня утром при входе в замок. Рыцарь назвался ему, но скрыл лицо под шлемом и пожелал остаться инкогнито до конца турнира, — ответил слуга. — С самого первого дня он прячется под шлемом, и все спрашивают, кто он такой. Каждый год на турнир съезжаются во множестве искатели приключений, и каждый старается чем-то да выделиться. А вот вы, я уверен, не из таких. С первого взгляда ясно, что вы можете победить и выбрать королеву турнира.

— Тебя как зовут? — спросил Сальетти слугу, юношу чуть старше Гримпоу, с большими ушами и зубками острыми, как у мыши.

— Можете называть меня Гишваль, господин.

— Гиш-валь, — повторил Сальетти по слогам, — неплохое имя для смышленого юноши.

По дружелюбному тону Сальетти Гримпоу тут же смекнул, что его спутник нашел прекрасный источник сведений обо всем, что происходит в крепости барона де Воюю.

— Если вам что-то понадобится, только скажите. — Вдруг Гишваль подбоченился и воскликнул: — А вот и мой господин Фигельтах де Вокко!

Рядом с колодцем стоял богато одетый вельможа, дававший указания рыцарям. Он был моложе, чем представлялось Гримпоу по описаниям. Барон не носил бороды, черная грива его волос развевалась на ветру, глаза блестели, выдавая человека, беспощадного к врагам, голос и жесты были резкими. Длинная накидка черного бархата, украшенная золотой каймой, ниспадала с его плеч, на белой блузе был вышит черным ползущий медведь. На поясе барона висел меч, чья рукоять сверкала так, будто целиком была вырезана из самоцвета.

Проходя мимо, путники поклонились и направились дальше, мимо сараев и кухни, затем вошли в башню, которую охраняли два стражника в кольчугах и шлемах. На щитах был изображен тот же самый медведь, герб барона, как и на всех вымпелах, что развевались на ветру над стенами. Затем они поднялись по узкой лестнице и наконец вошли в помещение с толстыми стенами и низким потолком; тут стояли десятка два коек с соломенными тюфяками, и большинство уже заняли рыцари, прибывшие в замок раньше Сальетти.

— Вот ваше спальное место, койка для вас, а тюфяк для оруженосца, — объяснил Гишваль.

Впрочем, Гримпоу и без подсказки слуги догадался, что ему предстоит спать на полу.

— Можете оставить сумки на этой скамье, вон там ведро с водой, уборную найдете в самом конце двора. Мой господин желает, чтобы пребывание в крепости доставило вам удовольствие. Ужин через два часа в большом зале. На рассвете объявят, кому с кем предстоит сражаться, а затем начнутся состязания.

— Спасибо, Гишваль, очень мило с твоей стороны, — продолжал подхалимничать Сальетти.

Слуга, собиравшийся уходить, изобразил поклон.

— Подожди-ка, — сказал Сальетти шепотом, чтобы не услышали другие рыцари, которые умывались и стирали одежду, запылившуюся в пути. — Скажи мне, Гишваль, ты видел когда-нибудь блеск золотой песчинки?

Гишваль смущенно взглянул на Сальетти, потом на Гримпоу, будто спрашивая того, в своем ли уме рыцарь, которому он служит.

— Нет, господин, — застенчиво ответил он. — Единственное золото, которое я видел в жизни, — печать моего барона и драгоценности прекрасных дам этого замка.

— Возможно, я подарю тебе золотую песчинку, если ты мне поможешь, — прошептал Сальетти на ухо Гишвалю.

Слуга подскочил, словно ужаленный.

— Что я должен делать? — спросил он с готовностью.

— Пока я хочу узнать, не приводили ли в крепость несколько дней назад пленников — старика с дочерью. — Сальетти решил идти напролом.

Перед тем как ответить, слуга огляделся, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

— Я не уверен, что мшу говорить об этом. Если мой господин узнает, что я распускаю язык, то не преминет его отрезать и бросит на съедение собакам.

— Поверь, он никогда не узнает, клянусь честью рыцаря, — успокоил Сальетти.

— Два дня назад солдаты короля привели в замок старика с дочерью. Скажу честно, я никогда не видел девушки прекраснее, — сказал Гишваль.

— Их заточили в темницу? — уточнил Сальетти.

— Нет, господин, — ответил слуга. — Старик был очень плох, его заперли в сторожевой башне, а вчера он скончался. Сегодня утром саван с телом опустили в оссуарий, рядом с тюрьмой, без всякого отпевания, бросили, будто труп прокаженного. Солдаты болтают, что этот старик чернокнижник.