Мрачным облачным днем, когда в небе то громыхали раскаты грома, то проглядывало солнце, Гримпоу увидел через окно библиотеки группу знатных людей в ярких нарядах и в сопровождении пажей и слуг. Юношу привлек шум под крытой галереей, оттуда он направился на постоялый двор, чтобы помочь Кенсе и другим слугам, которые занимались размещением недавно прибывших, повинуясь бесконечным и сбивающим с толку приказаниям брата Бразгдо. Повар беспрестанно жестикулировал и тряс брюхом, приседая в приветствиях перед дамами, выходившими из карет. Гримпоу хотел было узнать, чем может быть полезен, как вдруг увидел девушку с прозрачными, как две капли застывшей воды, глазами, которая вышла из кареты, украшенной гирляндами. Девушка остановилась перед Гримпоу, смотревшим на нее с восхищением, и подарила ему улыбку, отчего бедняга покраснел, а беспорядочные мысли понеслись в его голове, подобно стае спугнутых птиц. Впервые в жизни он ощутил любовный трепет, обжигающий бег крови в теле, отчего задрожал, как тростник под ветром. Именно тогда Гримпоу понял, что хотел сказать Побе де Ланфорг, когда рассуждал о любви и сопровождающем ее душевном беспокойстве, и ему возмечталось, чтобы сказочная встреча с девушкой со светлыми глазами длилась вечно. Однако брат Бразгдо заметил застывшего юнца и тут же отправил Гримпоу обратно в библиотеку, пока бес не попутал и не соблазнил греховными чувствами. Гримпоу неохотно подчинился и вернулся в библиотеку, но весь день занимался тем, что рассеянно пялился вдаль, погружаясь в сладостные мечтания, время от времени выходил к постоялому двору, но так и не сумел вновь увидеть юное божество, которое, казалось, возникло пред его взором из ничего, чтобы рассеяться, подобно трупу того рыцаря в горах. В последующие ночи Гримпоу не мог заснуть до утра, его преследовало прекрасное лицо незнакомки, чей голос он, казалось, слышал во сне, голос, напоминавший пение прекраснейшей в мире сирены.

Многие паломники приходили в Бринкдум по пути из Сантьяго-де-Компостела, пересекая Альпы с северо-востока на юг, придерживаясь дороги, что объединяла комарку Ульпенс и далекое французское аббатство Вецелэй; там паломники присоединялись к другим пилигримам, из Германии и Парижа, каялись и очищались от грехов у могилы местного святого в испанских землях. Но приходили и люди из ближайших комарок, их привлекала молва о чудодейственных мощах святого Дустана, хранящихся в беломраморном саркофаге в крипте обители. Святой Дустан был первым монахом-отшельником, который пришел в аббатство Бринкдум в те времена, когда в здешних лесах обитали только волки да медведи, и построил маленький деревянный скит, чтобы жить в одиночестве, не соприкасаясь никоим образом с другими людьми. Согласно легенде, его настоящее имя было Дустан де Гильоль. Считалось, что он вышел из Иерусалима вместе с Петром Пустынником и его войском, чьи ряды составляли нуждающиеся, искатели приключений и беглецы, чаявшие найти в Святой Земле конец своим бедствиям и вечное спасение, однако встретили лишь мор, собачий голод и острые клинки мусульман. Дустан де Гильоль был одним из немногих, кто выжил и вернулся из этого ада. Он объезжал деревни и города верхом на осле, подобно Христу. Осунувшийся, изможденный, босой, он продолжал свой путь, предвещая священную войну против неверных криком, воодушевлявшим всех, кто его слышал. Но однажды Дустан де Гильоль перестал появляться на дорогах, и никто больше ничего о нем не слыхал до тех пор, пока группа монахов, проходивших через горы, не нашла скит посреди леса и кости святого на полу. Ослепленные красотой гор, монахи решили остаться в долине Бринкдум и охранять мощи отшельника в крипте аббатства, которое они решили здесь возвести. Крипта вскоре стала знаменита по всей комарке Ульпенс благодаря мощам святого предсказателя. Аббатство воздвигли на том самом месте, где располагался скит, но из-за постоянных снежных лавин пришлось перенести его на нынешнее место.

Гримпоу не переставал удивляться тому, что церковь причисляет к лику святых тех, кто со рвением убивает себе подобных. На следующее же утро, ожидая увидеть в окно библиотеки девушку с прозрачными глазами среди группы странников, собиравшихся продолжить путь в Сантьяго, юноша спросил брата Ринальдо:

— Если Бог в Библии призывает к любви между людьми, почему тогда церковь превозносит крестовые походы, завоевание Святой Земли и истребление неверных?

Старого монаха удивил вопрос ученика: вдобавок он не смог скрыть своего неудовольствия.

— Брат Бразгдо рассказывал мне, что святой Дустан провел полжизни верхом на осле, провозглашая, что с ним говорил Бог и воспламенил его дух, дабы он призвал всех христиан, населяющих землю, освободить святые места Иерусалима, убивая неверных, которые встретятся им на пути, — настаивал Гримпоу.

— Брат Бразгдо болтун, не умеющий держать язык за зубами, пусть боится, как бы ему не зашили рот за такие слова, — сердито сказал старый монах.

— Так это правда? — не отставал Гримпоу.

Караван паломников между тем покинул аббатство, а он так и не увидел прекрасную девушку с прозрачными глазами.

Брат Ринальдо, помедлив, сказал:

— Три столетия назад христианским миром овладел религиозный фанатизм, который трудно объяснить. Было решено отнять Гроб Господень у мусульман, топтавших нашу величайшую святыню. Так захотел Бог.

— А кому Бог сообщил, что нужно столько жертв? — спросил Гримпоу, понимая, что этим вопросом ставит монаха в тупик.

— Бог сообщил христианам о Своем желании через папу Урбана II, Его наместника на земле в те времена. На рубеже первого тысячелетия все стремились в Иерусалим, ибо верили, что там царство небесное, но на паломников безжалостно нападали мусульмане. И тогда папа призвал знатных людей и рыцарей взять мечи и защитить паломников: «Ступайте, братья по вере, на падайте на врагов Господа, захвативших святые места!» Так начинался первый крестовый поход, в Клермоне в 1095 году. — Брат Ринальдо, казалось, воспрял, вернувшись мысленно во времена своей молодости.

— Вы говорили, что участвовали в восьмом крестовом походе, их ведь столько было? — поинтересовался Гримпоу.

— Мусульмане никогда не прекращали преследовать христиан и нападать на наши крепости в Святой Земле. Необходимо было приструнить их, и со всей Европы собирались славные рыцари. Почти два века кровопролитной и нескончаемой борьбы, — проговорил брат Ринальдо с грустью в голосе.

— Поэтому вы убивали женщин и детей, отрубали им головы? — спросил Гримпоу.

Он понимал, что несправедлив к своему наставнику, но без этого было не обойтись: юноша хотел, чтобы старик подтвердил те видения, которые нахлынули на него, когда он взял в руки меч в подземной келье.

Лицо брата Ринальдо приобрело скорбное выражение.

— Откуда тебе знать? — прошептал старик: губы его дрожали, он словно увидел перед собой дьявола.

— Кенсе отвел меня в подземную келью и показал ваши меч и наряды. Когда я взял меч в руки, то увидел будто воочию эту бойню так же отчетливо, как сейчас вижу вас.

Старый монах тяжело вздохнул.

— Я отвечу на твой вопрос, если ты пообещаешь быть со мной столь же откровенным.

— Так будет правильно, — согласился Гримпоу.

Минута прошла в молчании и показалась обоим вечностью.

— В те времена я был убежден, что заслужу пропуск в рай, убивая этих невинных, беззащитных созданий, ибо следую воле Бога, пожелавшего покончить с неверными, пусть это всего лишь женщины и дети. — Старик был явно удручен воспоминаниями.

— Вы были настолько слепы, чтобы поверить в подобное? — упрекнул его Гримпоу.

— От фанатизма может помутиться сознание самого разумного человека. Поверь, я сполна заплатил за свои ошибки.

Этого объяснения было достаточно, чтобы юноша узнал все, что хотел.

— Ваша очередь спрашивать.

Брат Ринальдо прокашлялся и уже более твердым голосом спросил:

— Ты помогал брату Асбену превращать металлы чистое золото? — Старец смотрел Гримпоу в глаза, будто проверяя, насколько юноша искренен.