— Я не провоцировал конфликт, и если вы судите меня по этому обвинению, то знайте, что судите невиновного. Его спровоцировали те самые офицеры и рядовые полицейские, о которых вы говорите, и именно они должны были бы предстать перед судом.

Зал зашумел, послышались голоса:

— Правильно! Парень говорит чистую правду!

Судья застучал деревянным молотком по столу.

— В зале суда запрещается устраивать беспорядки. Виновные в этом наказываются трехмесячным тюремным заключением за оскорбление суда!

В зале снова стало тихо, прокурор продолжал:

— Рашиди бин-Маджалива, вы продолжаете упорствовать в своем заявлении, что не провоцировали конфликта в порту?

— Я говорю правду, — твердо ответил Рашиди.

Прокурор повернулся к судье:

— Я прошу отложить слушание дела до следующей недели.

Судья сказал что-то по-английски, и переводчик перевел:

— Заседание переносится на следующую пятницу.

Всем присутствующим приказано было встать, и, когда судья удалился, народ потянулся из зала. На Рашиди надели наручники, под конвоем двух полицейских отвели в машину и отправили обратно в тюрьму.

Сидя в своей камере, Рашиди с тревогой думал о товарищах и о судьбе забастовки. Он беспокоился за жену: как она там без него. Особенно его тревожило то, что их первый ребенок родится в его отсутствие.

В пятницу судебное заседание возобновилось.

— Рашиди бин-Маджалива, помните ли вы, что клялись говорить только правду?

— Помню.

— Почему же в прошлый раз вы лгали нам?

— Лгал?

— Говорили, что не провоцировали конфликта в порту.

— Но я действительно его не провоцировал, и вы это прекрасно знаете.

Прокурор начал терять терпение.

— Послушайте, обвиняемый. Я хочу, чтобы вы говорили правду, это в ваших же интересах. В противном случае вас ждут большие неприятности.

— Я говорю чистую правду. Что же касается неприятностей, то я их не боюсь: они сопровождают меня с самого рождения, и я к ним привык.

Прокурор пристально, не мигая, посмотрел Рашиди в глаза и покачал головой.

— Подсудимый, я вижу, что вы очень находчивы, но ваша ловкость вам здесь не поможет.

— Ну что вы! Это вы ловко придумали — упрятать меня за решетку.

Прокурор с ненавистью уставился на Рашиди.

— Вы помните, как в тот день вы нанесли удар кулаком полицейскому офицеру? — спросил он, повышая голос.

— Я нанес ему удар после того, как он первый набросился на меня.

— Отвечайте на заданный вопрос. Ударили вы его или нет?

— Коротко ответить я не могу. Нужно объяснить, как все было.

— Вы знаете, что нападение на офицера в полицейской форме — тяжкое преступление?

— Значит, если на нем форма, я должен был ждать, пока он меня изобьет?

— Вопросы здесь задаю я! Знаете вы об этом или нет?

Рашиди задумался, подыскивая слова для ответа.

— Отвечайте быстро — знаете или не знаете?

— Знаю.

— Знаете и все же совершили преступление — ударили офицера, несмотря на то что на нем была полицейская форма?

— Я не совершал никакого преступления!

— Только сейчас вы подтвердили мои слова о том, что нападение на офицера в полицейской форме — преступление, и тут же отрицаете, что совершили преступление, напав на полицейского офицера. Как это понимать?

— Я не нападал на него. Это он напал на меня, а я только защищался.

— Ладно, пока оставим это в покое. Вы хорошо помните все, что происходило в порту в тот день?

— Да.

— Тогда скажите, кто первым начал драку?

— Спросите своих полицейских — они знают.

— Я спрашиваю вас! — выкрикнул прокурор и погрозил Рашиди пальцем. — Послушайте, подсудимый, прекратите хитрить.

— А я и не хитрю. Я отвечаю вам, как все было, но вам, видимо, не нравятся мои ответы.

— А что, если я вызову сейчас свидетеля и он подтвердит, что драку затеяли именно вы? Что вы тогда скажете?

— Скажу, что свидетель говорит неправду.

— А может быть, это вы говорите неправду? — раздраженно спросил прокурор и тут же задал новый вопрос: — Почему вы отказались работать в тот день?

— Мне кажется, меня обвиняют не в том, что я в тот день отказался работать. Какой же смысл задавать этот вопрос?

— Подсудимый, ваше дело — отвечать на заданный вопрос.

— А вы лучше задайте его руководству компании "Смит — Макензи". Они прекрасно знают, почему не только я, но и все рабочие порта в тот день отказались работать.

— Послушайте, подсудимый! — вскипел прокурор. — Я не нуждаюсь в ваших советах, кому мне адресовать свои вопросы, и требую, чтобы вы отвечали на них.

— Если вы так хотите, то на последний вопрос мне придется ответить подробно. — Рашиди выпрямился и оглядел зал. — Мы отказались работать потому, что нам надоело гнуть спину за гроши. Мы много раз требовали увеличения заработной платы, но наши требования не принимались всерьез. И тогда мы направили наши требования руководству компании "Смит — Макензи" с уведомлением о том, что, в случае если они не будут рассмотрены, мы начнем забастовку. Мы дали им время, много времени, но не получили никакого ответа. Мы дали им дополнительно одну неделю для организации переговоров с нашим профсоюзом, но компания не захотела вести с нами переговоры. И тогда мы решили бастовать, но не сразу, а устроить сначала сидячую забастовку, чтобы показать, что хотим решить все вопросы мирным путем. Однако задуманное нам не удалось. Мы спокойно сидели у причала, когда в порт ворвались полицейские с дубинками. Мы были безоружны, потому что не собирались провоцировать столкновения и не были готовы к ним. Мы хотели мирно решить наш конфликт с администрацией, но вместо этого они вызвали полицейских, и те стали нас избивать. В результате я оказался на скамье подсудимых… Мне кажется, я достаточно ясно объяснил, почему мы в тот день отказались работать.

— А что вы сделали, чтобы поставить правительство в известность относительно ваших требований? — спросил прокурор, на этот раз довольно сдержанно.

Рашиди молчал. Он не понял вопроса, и прокурор повторил:

— Я спрашиваю, что вы сделали, чтобы поставить правительство в известность относительно ваших требований? Вы сообщили о них помощнику резидента[30] по вопросам труда?

— А вы думаете, правительство помогло бы нам? Если бы оно действительно имело намерение нам помочь, неужели бы оно стало посылать полицию на разгон бастующих?

Прокурор снова начал выходить из себя.

— Прекратите задавать вопросы. Ваше дело — отвечать на них. Я еще раз спрашиваю: вы поставили в известность помощника резидента?

— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Не знаете, что в стране есть помощник резидента по вопросам труда?

— Не знаю.

— И что при правительстве существует отдел труда?

— Нет.

— Так что вы вообще знаете?

— Я знаю ремесло грузчика.

Прокурор повернулся к судье:

— Прошу суд перенести слушание дела, чтобы я мог вызвать свидетелей обвинения.

Судья взглянул поверх очков на Рашиди, потом на прокурора и с усталым вздохом сказал:

— Заседание суда переносится на следующую пятницу.

Быстро пролетела неделя, и зал суда снова заполнился людьми, пришедшими на слушание дела, о котором знал весь Занзибар.

— Встать, суд идет!

Вошел судья, и прокурор, до этого просматривавший какие-то бумаги, обратился к нему:

— Ваша честь, разрешите мне вызвать свидетеля Уильяма Дэвиса.

Раздался звонок, и в зал, отдав честь судье, вошел англичанин в безукоризненно чистой и выглаженной полицейской форме. Это и был Уильям Дэвис. Он поклялся на Библии, и прокурор начал задавать ему вопросы на английском языке, а переводчик переводил:

— Господин Дэвис, вы помните, что произошло в субботу двенадцатого марта сего года в порту?

— Помню.

— Вы можете рассказать об этом суду?

Полицейский выпрямился. Несмотря на то что в зале работали все вентиляторы, по лицу его ручьями тек пот. Может быть, ему было жарко в форме. Он вынул носовой платок и вытер лицо.