На собрании присутствовало немного народу. Члены профсоюза подробно обсуждали конкретные шаги, которые им необходимо предпринять, чтобы заставить администрацию выполнить данные ею обещания. Рашиди думал только о своем несостоявшемся свидании, в мыслях уносясь из душного зала к Амине.

А празднично одетая Амина пришла на свидание ровно в восемь и, прождав Рашиди целый час, с тяжелым сердцем вернулась домой.

Собрание в Миембени закончилось в полночь.

На следующий день, в субботу, Рашиди догнал Салума по дороге домой.

— Куда сегодня собираешься? — спросил Рашиди: он знал, что Салум любит весело проводить субботние вечера.

— В Бегамоджу, — ответил Салум.

На вопрос о том, где сегодня можно повеселиться — будь то в окрестных кварталах или даже за городом, — Салум мог ответить всегда.

— Я бы пошел с тобой, Салум, — начал Рашиди, — но мне очень нужно повидать Амину, а я не знаю, как это сделать.

— Сходи к ней, — не задумываясь, ответил Салум.

— Но я не знаком с ее родителями.

— Тогда подожди до вечера — мы поговорим об этом подробнее. Если хочешь, часов в восемь я зайду за тобой.

Салум зашел за Рашиди в половине девятого. На этот раз он был без велосипеда; от Гулиони до Бегамоджи можно было дойти пешком. Рашиди уже ждал его.

— Ну что, пойдем?

— Пойдем. Сначала немного погуляем, сходим посмотрим танцы в Paxa-Лeo, а часам к одиннадцати пойдем в Бегамоджу.

Когда они гуляли по улицам Нгамбо, Салум вдруг остановился у небольшого, невзрачного на вид здания и попросил Рашиди подождать его у входа. То, что наблюдал Рашиди, стоя снаружи, поразило его. В дом входили нормальные люди, многих из которых он знал, а выходили… Мужчина, который пять минут назад улыбнулся Рашиди и пожелал ему доброго здоровья, сейчас глядел вокруг себя остекленевшим взором и громко ругался. Другие, выходя, шатались из стороны в сторону, третьи орали песни, слова которых невозможно было разобрать.

Наконец в дверях показался Салум.

— Эй, Рашиди, заходи!

— Зачем?

— Заходи, тебе говорят.

Рашиди не стал спорить и, пройдя за Салумом, оказался во внутреннем дворе, покрытом навесом. Здесь сидели люди — человек пять или шесть, — но из-за темноты Рашиди не мог их как следует рассмотреть.

— Садись и жди меня, — сказал Салум и снова на время исчез, а когда возвратился, в руках у него был небольшой бумажный сверток. Он сел на скамейку рядом с Рашиди и подозвал человека, который деловито сновал по двору.

— Принеси-ка нам немного выпить, — сказал Салум.

— Можно заказать бутылку или полбутылки.

— Тогда принеси полбутылки, — решил Салум.

— Два с половиной шиллинга, — человек нетерпеливо протянул руку за деньгами.

Салум отложил сверток, запустил руку в карман и достал три шиллинга. Человек отсчитал Салуму сдачу, ушел и тут же возвратился с бутылкой, наполовину наполненной полупрозрачной жидкостью. Он уже повернулся, чтобы идти, но Салум крикнул ему вслед:

— А стакан?

— Стаканов больше нет. Если хотите, принесу чашку.

— Ладно, неси.

Салум налил в чашку жидкости из бутылки. Потом развернул сверток — в нем оказались кусочки жареного осьминога.

— Пей! — Салум протянул чашку Рашиди.

— Что там? — подозрительно спросил тот.

— А ты попробуй.

— Нет, я не пью.

— Значит, пора начать, — настойчиво уговаривал его Салум.

— Нет, не могу.

Салум пожал плечами и вылил содержимое чашки себе в рот. Лицо его сморщилось, будто он выпил сока алоэ. Он схватил кусочек осьминога и стал его сосредоточенно жевать. А Рашиди с любопытством оглядывался по сторонам. Посетители пивной все больше пьянели, шум вокруг усиливался. Хозяин уже несколько раз обращался к ним с просьбой не кричать, да где там.

Наблюдая за Салумом — как он пьет, как морщит лицо, — Рашиди вдруг спросил его:

— Салум, а ты не опьянел?

— Да ты что, не видишь, что я трезв! — запальчиво отозвался Салум.

Рашиди заметил, что посетители пивной вели себя по-разному: одни пели, другие ругались, третьи, делая вид, что они еще совсем трезвые, старались примирить ссорящихся. Были и такие, кто, напившись, пытался уйти не заплатив и платил только после длительных пререканий с хозяином. Происходящее забавляло Рашиди, который смотрел на все это как на цирковое представление.

Салум протянул чашку Рашиди.

— А теперь выпей ты!

— Я уже сказал тебе, что не пью, — терпеливо начал Рашиди, но Салум уже опьянел и не хотел слушать никаких возражений.

— Значит, сегодня пора начать. Пей, или дружба врозь.

Рашиди поднес чашку к носу, понюхал, и его передернуло.

Салум ушел и вернулся, держа в руках ковш с водой. Он долил в чашку немного воды и снова протянул ее Рашиди.

— Теперь пей!

— Я не могу. Я ни разу в жизни не пробовал.

— Да пей же. Вот выпьем, пойдем разыскивать твою Амину и, я тебе обещаю, найдем, — сказал Салум заплетающимся языком.

Рашиди взял чашку, снова поднес ее к носу, сморщился и с отвращением опустил. Наконец он собрался с духом и опрокинул содержимое чашки себе в рот. Жидкость обожгла его, он закашлялся, потом чихнул, снова закашлялся. Его тошнило, на лбу выступил холодный пот. Салум протянул ему ковш с водой, Рашиди сделал три больших глотка, закусил кусочком осьминога и понемногу пришел в себя.

Когда самогон был выпит, Салум позвал хозяина:

— Эй, принеси-ка нам еще полбутылки!

На скамье появилась новая порция самогона. Из этой бутылки Салум наливал по очереди себе и Рашиди. Выпив все, друзья собрались уходить, Рашиди с непривычки сильно опьянел и качался так, что Салуму приходилось поддерживать его.

— Ну, ку-куда теперь? — спросил Рашиди.

— А ты куда хочешь?

— Пойдем к Амине.

— А ты знаешь, где она живет?

— Знаю.

Обнявшись, они потащились по улице, и Рашиди вдруг запел:

Салум весело подпевал. Спев суахилийскую песню, они запели индийскую, потом арабскую. Люди, которых они встречали по дороге, неодобрительно качали головами, но они не обращали на них внимания и пели, пока не пришли наконец к дому Амины.

— Вот, Салум, здесь, — сказал Рашиди, кладя руку приятелю на плечо.

— Что?

— Вот ее дом.

— Ну так позови ее, — посоветовал Салум.

Подойдя к двери, Рашиди тихо позвал:

— Амина, Амина, любовь моя!

Никто не отвечал, но в окне горел свет, и Рашиди решил, что Амина просто не слышит его. Тогда он закричал во все горло:

— Амина! Выходи, Амина! Я тебя люблю! Пожалуйста, выходи!

Амина выбежала из дому, чтобы посмотреть, кто это зовет ее пьяным голосом, и увидела едва державшегося на ногах Рашиди, который облокотился на косяк, чтобы не упасть.

— A-а! Амина, любимая моя! Я те-б-бя л-лю…

Девушка резко перебила его:

— Как ты посмел прийти сюда в таком виде? Никогда не думала, что ты способен на это. Ты что, хочешь меня опозорить?

— Амина, выйди ко мне! Мне нужно с тобой поговорить, — бормотал Рашиди.

— Не хочу! Уходи отсюда! Убирайся вон!

И Амина захлопнула дверь перед его носом. К счастью, она была в тот день одна. Ее родители поехали в деревню, а тетка ушла на похороны подруги и осталась ночевать в доме покойной. Зато уж соседям было о чем поговорить.

Возмущенная Амина бросилась в дом и в слезах упала на кровать. "Как он посмел? — думала она. — Рашиди, которого я считала порядочным человеком и которому собиралась отдать свою любовь! Ах, Рашиди, Рашиди! Ну да ничего…"

А Рашиди немного постоял, тупо глядя на закрытую дверь, и потащился прочь. Салум сидел неподалеку.

— Ну что, поговорил?

— А ну ее, дуру! Пойдем отсюда!