— Все наше братство связывают очень тесные узы. Пожалуй, даже более тесные, чем у вас в Своре. Мы ведем свой «род» от тех, кто нас обучал. Ученики одного мастера считают друг друга братьями. Мы знаем, кем был наставник нашего учителя и кто наставлял его самого. Мы вместе тренируемся и оттачиваем свои навыки на Скотобойне, что в глубине Пасти Льва. В той склоке, которая пожирает нас сейчас, мне пришлось убить своего брата. Так что, Изящная Бинтсейф, прошу, не смейся над тем, что он пошел одним путем, а я — другим. Мне сейчас совсем не весело.
Олафсдоттр вновь повернулась, чтобы посмотреть в глаза младшей Гончей:
— Никогда не празднуй крушение чьих бы то ни было надежд, даже если это надежды твоих врагов. На древе Конфедерации зреет много плодов, и пусть одни из них кислы, а иные горчат, но ведь на развалинах Содружества нам удалось собрать столь же много хорошего. И в нашей истории хватает блистательных моментов, о которых мы поем, когда собираемся вместе. Даже если твоя собака взбесилась и тебе приходится ее пристрелить, ты все равно хранишь воспоминания о том щенке, которого когда-то растил.
Мéарана замечает гримасу на лице матери. Когда-то бан Бриджит и сама оказалась вынуждена исполнить этот страшный и отвратительный долг по отношению к своему псу. Арфистке осталось только гадать, не удалось ли Олафсдоттр откуда-то об этом пронюхать, чтобы использовать тот случай в своих целях.
— Мне известна половина имен упомянутых тобой агентов, — произносит Гончая. — Ошуа и Даушу я не знаю; что же касается остальных, то с двумя я даже сражалась и полагала, что одного из них нет в живых. Ты знаешь всех заговорщиков?
Пытаясь выдавить информацию из своей гостьи, бан Бриджит подалась вперед. Но теперь она вновь откидывается на спинку кресла и отставляет чашку в сторону.
— Оба Жака, когда я про них впервые узнала, активно продавали свои услуги, хотя лично удалось познакомиться только с Карликом. Они были готовы служить любому, кто предложит интересное дело, ставящее их жизнь в зависимость от их мастерства. А вот Гидула мне казался преданным слугой Названных. Что же заставило его пойти на измену?
Тень вновь прячется за насмешливой маской и с деланым безразличием разводит руками:
— Кто может знать, о какой камень он споткнется на своем жизненном пути?
— А что насчет тебя? Та Тень, которую мы знали несколько лет назад, не стала бы перечить Названным. Так о какой же камень споткнулась ты? Это ты нам точно можешь рассказать.
Мéарана замолкает, дожидаясь ответа, хотя и не слишком на него надеется. Олафсдоттр намерена рассказывать свою повесть так, как ей самой хочется, не позволяя хозяйкам задавать темп.
Конфедератка приподнимает чашку.
— Кофе остыл, — говорит она.
Бан Бриджит вновь наклоняется вперед.
— Мне хотелось бы услышать, — не терпящим возражений тоном произносит она, — почему слуги, много лет верой и правдой трудившиеся на благо тирании, вдруг решили восстать против своих хозяев.
Тень улыбается.
— Поверь, ответ на это мы все желали б знать. Иль просто тирании приходит время пасть.
IV. Генриетта: второй контраргумент
Покуда кнут сжат в крепкой ладони,
неповиновение — редкость.
Как можно кусаться, когда сидишь
на короткой, надежной цепи?
Когда в миг любой ждешь липких
смерти объятий?
Обреченности осознание сил
даже самых смелых лишает.
Зачем самому прыгать на нож? Лучше
держать по ветру нос и выжидать.
Время не щадит ничего,
даже стальных оков. Смирные
Овцы блеют в смятении, не понимая,
с чего так сегодня злы пастухи.
Зато овчарок взоры остры, они видят
свой шанс.
Столь покорные, пока страшатся
удара кнута,
Готовы вцепиться хозяевам в глотку,
едва их слабость учуют.
Осторожно кружат они, принюхиваются,
Не зная: неподвижное, столь прежде
страшное тело мертво
Или лишь притворяется, чтобы проверить,
кто первым предаст?
Что мешает зубы вонзить? Только страх,
владевший ими столь долго.
Забыть о нем им отнюдь не легко.
И еще сильнее страшит неизвестность.
Что займет его место?
Олафсдоттр и человек со шрамами посадили челнок в порту Риетта, угодив в объятия зимней бури. «Шон Бету» они оставили на орбите, чтобы судно подлатали и почистили на военной верфи, а потом зарегистрировали как служебное. Раны у Тени за время полета почти зажили, хотя улыбка у нее теперь выходила несколько кривой, что, по собственному мнению конфедератки, придавало ей коварный вид.
У Донована было куда меньше причин для радости. Он доставил свою похитительницу туда, куда она хотела, вот только там, где заканчивалось ее путешествие, для него все только начиналось. Единственное, что помешало ему сразу же вновь набрать высоту и умчаться на территорию Лиги, — осознание невыполнимости этой затеи. Разрешение на вход на дороги Генриетты они получили лишь благодаря особенному идентификационному сигналу, посланному Олафсдоттр, ее «фу». При попытке улететь весь военный флот сел бы ему на хвост.
— Не стоит думать, будто я готов с вами объединиться, — проворчал он, когда они, стоя на открытой платформе порта Термин[10], дожидались рельсовой гондолы. Угрюмые серые тучи громоздились друг на друга, подобно куче грязного белья, и Донован обхватил себя руками. — Ты же купишь мне зимнее пальто? А то у меня времени собрать вещи перед поездкой не было.
— Гондолы обогреваются, да и ехать до Риеттицентра недолго.
Донован драматически поежился.
— После всего, что я для тебя сделал, уж пальто ты мне точно задолжала.
Олафсдоттр сверилась с расписанием, послушала объявления о посадке и вздохнула, уступая своему спутнику.
— Нам сюда.
Они спустились с платформы, потеряв место в очереди, и вернулись к ряду магазинчиков в здании вокзала.
— Вон там шуванский бутик, — сказала конфедератка.
— Автоматический торговец? Разве здесь нет нормального портного? Если уж я позволяю себя похитить, я должен быть похищен стильно.
— Нет, — отрезала Олафсдоттр. — Не все желания сбываются. Все, что тебе действительно необходимо, потом получишь через тонг[11].
— О, замечательно! — фыркнул Донован. — Ведь я совсем не разбираюсь в том, что мне действительно нужно. Как хорошо, что на свете есть незнакомцы, которые мне об этом расскажут. Хорошо хоть, обещаете тонгу[12] не лишать.