Он направился к дверям, и Машдасан склонился над бумагами.

— Ах да… вот еще что, — добавил губернатор, когда Тень уже нажимал на отпирающую панель. — Мы устанавливали только три.

За вторую половину дня группы выработали схемы достижения успеха и блоки идей. Под схемами понимались подробно расписанные последовательности зависящих от многих факторов событий, без предварительного осуществления которых операция могла провалиться. В блоки же входил перечень самых важных ресурсов: аппаратура, финансы, время и тому подобное… и по каждому пункту было продумано несколько альтернативных вариантов. Даушу передал копии этих расчетов Ошуа и Гидуле, чтобы те по-своему скомбинировали варианты, внеся в общий труд зерно своих творческих талантов.

— Не будьте слишком банальны, — предупредил их Клюв. — Операция должна не просто быть смертоносной, но являть собой произведение искусства. Будущие поколения должно восхищать то, насколько был прекрасен наш удар, а не только то, что он вообще был нанесен. К тому же банальщина давным-давно просчитана и ожидается. Наши бывшие коллеги уже проверили свою оборону на предмет недостатков. Нам предстоит найти неожиданное для них слабое место, слепое пятно в их прогнозах.

Когда Ошуа Ди Карнатика улыбался, то становился похожим на лису. Он принадлежал к той расе людей, у которых на лицах рос короткий и мягкий рыжий мех. Волшебники старого Содружества в своей гордыне посягнули на человеческий геном; прежде чем последовавшие за тем события привели их к краху, они успели узнать, что гены чем-то похожи на свободно подвешенную цепочку: тронь одно звено — и зашатаются все, и порой непредсказуемым и нежелательным образом. Предки Ди Карнатики пытались искусственно улучшить свой интеллект, и — во всяком случае, для основной массы их потомков — им это удалось. Расплатой стали мех и выпирающая вперед нижняя часть лица, что сразу выдавало их природу, их ум и заставляло относиться к ним с повышенной настороженностью. Так инь пробуждает свой ян.

— Мы с Гидулой будем трудиться над проблемой раздельно. Затем сверим разработанные нами планы со стоящими перед нами задачами и целями и попытаемся объединить все вместе. Может понадобиться несколько попыток, чтобы найти хоть какую-нибудь уязвимость. Тебе план нужен до того, как мы улетим с планеты?

— Нетерпеливый рыбак уходит без улова. Торопись медленно, мой друг.

Лис отсалютовал, ударив себя в грудь, и вышел из банкетного зала, оставив Даушу в обществе Гидулы. Несколько мгновений прошло в молчании, а затем старик произнес:

— Ошуа умен. Куда умнее меня. Он придумает хороший план.

— Как и ты. Его ум и твоя мудрость… от их союза родится прекрасное дитя. — Первый спикер выдержал паузу и отвел взгляд. — Вопрос лишь в том, насколько он умен.

Гидула помедлил и вопросительно склонил голову:

— Что-то не так?

— Машдасан сказал мне, что военная разведка устанавливала только три жучка.

— Ага. — Старик потянул себя за бороду. — А мы обнаружили четыре.

— Да. Так кто же поставил еще один?

— Машдасан. Он соврал. Просто хотел испортить тебе настроение.

— Что ж, для этого у него были основания. Но как по мне, так это слишком хитро для такого, как он. Что, если суосвай говорил правду?

— Могу наведаться к нему ночью и выяснить.

— Нет, — покачал головой Даушу. — Мы достигли соглашения, взаимопонимания. Если нарушим договор, гарнизон нам отомстит. У них нет нашего умения расправляться с единичными целями, зато массовые убийства им удаются замечательно.

— Стало быть, ты подозреваешь, что на Генриетте находится «крот» и мы оказались настолько неосторожны, что встретились прямо у него на виду?

— Может, так, а может, кто-то из наших на самом деле по-прежнему служит Названным.

— Двадцать лет — долгий срок для работы под прикрытием. Я бы даже сказал, слишком долгий… разве смог бы кто-то притворяться столько времени?

Гидула задумался и подошел к выходившему на гавань окну. Над кораблями и яхтами кричали чайки.

— Если Смертоносный установил четвертый жучок, — наконец произнес старик, — нашел бы его Маленький Жак так быстро?

— Ты подозреваешь, что мы и должны были найти его?

Гидула кивнул, и Даушу нахмурился.

— Стоило проверить зал еще вчера, тогда бы мы успели все это обсудить за ужином.

— Возможно, расчет был на то, чтобы посеять неуверенность в наших сердцах.

— Ха! С тем же успехом можно грязь в терранское гетто возить. Вот уж чего у нас и без того в избытке, так это неуверенности. Да, Маленький Жак, что там у тебя?

Тень стоял в дверях банкетного зала. Этот низкорослый мужчина мог пролезть в места, недоступные обычному человеку Его предки когда-то назывались пигмеями, но он скорее походил на мифического карлика. Да и древние пигмеи не имели столь бледной кожи.

— Тебе послание, Клюв, — сказал он, протягивая конверт.

Даушу терпеть не мог это прозвище, но мирился с тем, что товарищи порой его так называли, чтобы не казаться уж слишком высокомерным. Взглянув на печать, он увидел, что письмо отправлено из небесного порта Риетта. Сломав сургуч, он извлек из конверта тонкий листок, прочел его и улыбнулся.

— От Олафсдоттр, — сказал он Гидуле. — Она привезла нам подарок.

Старая Тень поджал губы.

— Стало быть, это рискованное предприятие все-таки оправдало себя.

— Поживем — увидим. Вначале надо осмотреть товар.

— Обожаю открывать подарки, — улыбнулся Маленький Жак.

Мéарана играет в уменьшенной септиме.

— Значит, — произносит она, — лишний жучок должен был внести дисгармонию в их встречу?

— До чего же приятно слышать о том, что твои враги, — добавляет Изящная Бинтсейф, — передрались между собой.

Бан Бриджит молчит, только потягивает кофе и наблюдает за Тенью из-под полуопущенных век. Мéарана играет голтрэй — нечто печальное, но в то же время обнадеживающее. Она использует свой «небесный голос», чтобы из дальнего угла комнаты будто бы доносился плач. Олафсдоттр оглядывается на звук, прежде чем понять, в чем заключается трюк, а затем некоторое время слушает молча.

Бинтсейф, осознав, что не дождется ответа на свою подначку, пожимает плечами и откидывается назад, но Тень, будто спиной почувствовав ее движение, резко разворачивается и выставляет палец. Молодая Гончая вздрагивает, хотя и не сильно. Олафсдоттр усмехается.

— Не радуйся раньше времени, маленькая черепашка, — произносит она. — Пло-охо-о смеяться над чужо-ой бедо-ой.

Затем, перейдя на маньярин, добавляет:

— Судьба со счастьем не в ладах. Ее всегда манит баланс.

— Поэтому Даушу ввязался в настолько бесперспективную игру? — спрашивает бан Бриджит. — Навлекая беду на свою голову, он надеялся, что судьба наградит его победой?

— Игра с судьбой всегда оканчивается плохо. У нее все кубики подпилены. Кстати, ведь вы никогда не были замужем? Ни одна из вас.

Опускается тяжелое молчание. Никто не произносит ни слова.

— О… все эти свадьбы — лишь результат случая и крайне не рекомендуются людям нашей профессии. Как мне доводилось слышать, возникает очень глубокая связь, по-настоящему глубокая, выходящая за пределы тех прав и обязанностей, которые перечисляются в брачном контракте, ведь она сплавляет воедино сердца, а не просто объединяет умы. Она будто бы обретает собственную жизнь, а стало быть, может и умереть. Хрупкая это штука — искра на буйном ветру; чтобы не угаснуть, ей нужен неусыпный страж. И все же, как бы мы ни противились, как бы ни старались, ее не всегда удается сберечь. И до чего же печально, — все еще продолжая говорить, Олафсдоттр подносит чашку к губам, — видеть, как то, что начиналось с надежд, завершается склокой.

Когда она опускает чашку на стол, выражение ее лица более холодно, чем за все время пребывания в Зале клана Томпсонов, за исключением того момента, когда она увидела, что на ее сердце нацелены два пистолета и нож.