— Все-таки странно, что она против. Ее история могла бы заинтересовать впоследствии бульварные газетенки, а это деньги… А так — девице тут нечем и поживиться, верно?

— Вроде бы так, сэр.

У старшего инспектора Торна была собственная версия на этот счет, но он еще не был готов поделиться ею с начальником полиции. Пока что многое здесь было притянуто за уши, много оставалось неясностей. Чтобы эту версию доказать, потребуется много времени и сил, много государственных средств — и в конце концов он все-таки может оказаться неправ. Так что, пожалуй, лучше оставить все так, как оно есть на данный момент, и посмотреть, как будут развиваться события дальше.

Начальник полиции помог Торну принять решение.

— Отложим-ка все до утра, — предложил он. — Но мне кажется, вы правы.

— Прекрасно, сэр, — сказал Торн. И, как ни странно, почувствовал облегчение.

На следующее утро, в начале десятого, Хью Ройстоун завтракал у себя на кухне. Он отрезал кусочек сала, разбил на сковороду яйцо и постарался заставить себя хоть немного поесть. Но вскоре он сдался и сидел, уставившись в свою тарелку, где стыло сало и затвердевала яичница. Вполне понятно, думал он, что в эти дни его так сильно мучило одиночество. Ничего подобного он не испытывал прежде, до того как женился. Но тогда вообще все было по-другому. Он сердито отогнал полуоформившуюся мысль о том, что в каком-то смысле тогда было лучше.

Он отодвинул от себя тарелку, и в этот миг зазвонил телефон. Хью вскочил и бросился в гостиную. Последние дни он заметил за собой, что спешит взять трубку как можно скорее: ведь каждый раз это могла быть Сильвия, которая звонит, чтобы сообщить ему свое решение вернуться в Корстон, вернуться к нему. Пока он получил от нее лишь две открытки с лондонским штемпелем и коротенькими, ничего не значащими фразами.

— Мистер Ройстоун?

Голос был несомненно женский, но либо нарочито искаженный, либо просто было плохо слышно. Во всяком случае, звонила не Сильвия. Но он вдруг испугался: быть может, звонят по ее поручению, может, сейчас скажут — она больна или с ней что-то случилось…

— Да. Это Хью Ройстоун, — сказал он резко. — Кто говорит?

— Это не важно, — промямлил голос и вдруг заговорил быстро-быстро, так что он с трудом разбирал слова: — Вы знаете церковь Святой Марии, сразу за Коламбери? Там, за домом пастора, есть тропинка, ведущая на дорогу. Если вы хотите узнать нечто для вас полезное относительно Мойры Гейл, будьте там. От дороги пройдите по тропинке вниз. Сегодня в полдень будьте там. Но, как бы вы ни решили, в полицию не обращайтесь. Нам все будет известно, и вы останетесь ни с чем.

— Где?.. Кто говорит? — не спросил даже, а просто выкрикнул непроизвольно Ройстоун, но телефон уже не подавал признаков жизни. Ройстоун положил трубку и медленно вернулся на кухню. Он опять сел перед тарелкой и уставил глаза в пространство.

Несколько минут спустя Ройстоун сделал над собой усилие и постарался сосредоточиться. Телефонный звонок, не говоря обо всем прочем, растревожил его. Очевидно, ему следует явиться на это свидание. Возможна, разумеется, мистификация, но, может быть, ему представится случай хоть что-то узнать. Несмотря на предупреждение, он все же полагал, что полицию известить следовало бы, однако любое грубое вмешательство могло сократить шансы на полезную встречу. Нет. Он пойдет, черт побери, один, но будет начеку. И если обнаружит, что эта шлюшка Мойра Гейл — или кто-либо из ее друзей — поджидает его, замыслив шантаж, он… Но что он сделает в таком случае? Что может сделать?.. С этими мыслями Хью Ройстоун поднялся наконец из-за стола и убрал посуду.

— Кто это звонил, Мойра? — крикнула миссис Гейл, торопливо входя на кухню через заднюю дверь с зажатой в руке большой головкой салата-латука.

— Ни… никто, — сказала Мойра.

— Как же это никто? Я ведь слышала, ты с кем-то разговаривала. Не могла же ты говорить сама с собой, дитя мое. К тому же я слышала, как звякнул аппарат, когда ты повесила трубку.

Эдна Гейл положила латук в раковину и через кухню прошла в коридор, где висел на стене телефон. Здесь она увидела Мойру — племянница стояла возле него, прислонясь к стене, на ее щеках горели красные пятна.

— Что случилось? Тебе нехорошо?

— Нет. Ты меня испугала, вот и все, — сказала Мойра. — Я не ожидала, что ты вернешься так быстро, тетя. Ты же сказала, что навестишь ту больную даму и…

— Это означало всего лишь, что я пройду к ней через лаз в конце сада, загляну, как она там, и спрошу, не надо ли ей чего купить. Минутное дело. — Миссис Гейл пристально посмотрела на племянницу. — Мойра, ты говорила по телефону. Я ведь слышала.

— Что ты слышала, тетя?

— Мне кажется, я слышала, что ты сказала «миссис Ройстоун», Мойра. Это верно?

Мойра оттолкнулась от стены и вместе с тетушкой прошла на кухню.

— Прости меня, — сказала она. — Я не должна была врать тебе, но я не хотела тебя тревожить. Это… это была не миссис Ройстоун. Это был мистер Ройстоун.

— Этот негодяй? Что ему было нужно? Не может быть, чтобы он решился опять преследовать тебя. Тем более сейчас, когда здесь и полиция, и вообще…

— Нет, тетушка, тут другое. Он вроде как хотел запугать меня. Он сказал, если я не заткнусь и не уеду домой, он… он притянет меня к суду за то, что я на него наговорила, и он выиграет, потому что может нанять лучших адвокатов, и получит огромную компенсацию, и всех нас погубит, и…

— Каков наглец! — воскликнула миссис Гейл. Она тяжело опустилась на кухонную табуретку и во все глаза смотрела на племянницу. — Мойра, он в первый раз позвонил или звонил и раньше, а ты мне ничего не говорила?

— Однажды… — неохотно протянула Мойра. — Тетя, я не хотела тебя тревожить.

— Мы должны заявить в полицию. Сейчас же позвоним сержанту Корту.

— Нет! Нет! — мгновенно возразила Мойра. — Не хочу больше иметь никакого дела с полицией. И потом, это нам не поможет. Он будет все отрицать или скажет, что звонила ему, наоборот, я.

— Что ж, ладно, коли ты так хочешь, — неуверенно сказала миссис Гейл. — Но это позор, вопиющий позор, вот что это такое. Ты сюда приехала, думала славно провести каникулы со мной, и вдруг весь этот скандал, и ты носу не кажешь из дома или из садика. Конечно, ты вот-вот захочешь вернуться домой, я уж чувствую.

— Да, тетушка, скоро я уеду. Так надо. Во-первых, работа в книжной лавке, потом — маме нужна моя помощь, ты же знаешь. Но я приеду в другой раз. — Мойра наклонилась и горячо обняла свою тетю. — Ты была ко мне так добра.

— Ерунда! — Эдна Гейл была тронута. Два ее сына эмигрировали в Америку, и, хотя она одобряла их решение, все же ей очень их не хватало, и она завидовала своему шурину и его жене: ведь Мойра все еще жила с ними. — Мне жаль только, что ты не выходила из дома и не могла развлечься.

— Ну не огорчайся! Я приняла великое решение. Нынче же утром я выйду, — сказала Мойра. — Синяка под глазом уже почти не видно, и ты права, я не должна все время прятаться.

— Значит, пойдем вместе по магазинам? — очень довольная, сказала миссис Гейл.

— Ну нет, тетушка, не сегодня. Для первого раза это слишком. Прости меня, но мне пришлось бы разговаривать с людьми, если бы я пошла с тобой, — проговорила Мойра с извиняющейся улыбкой. — Мне это пока, думаю, не по силам. Просто я пойду гулять одна, пойду на большую прогулку по глухим дорожкам, где, надеюсь, никого не встречу.

Джон и Хелен Кворри собирались провести этот день в Лондоне, сделать покупки и позавтракать с дочерью, но в последний момент Джон пошел на попятный, сославшись на заложенный нос и воспаленное горло. Он отвез Хелен на станцию, купил таблетки в аптеке Коламбери и вернулся в Корстон.

Оказавшись дома один, Джон решительно не находил себе места. Почитал газету, принялся было за письмо, но тут же бросил его и наконец решил спуститься вниз, подышать свежим воздухом, погулять вокруг школы. Проходя мимо Колледж-хауса, он с удивлением увидел у входа машину, принадлежавшую, как он сразу узнал, Фрэнсис Белл. Тут же появилась и сама Фрэнсис.