Сержант Эббот въехал в открытые ворота Корстон-колледжа и осторожно повел машину по длинной главной аллее. Торн, ссутулясь, сидел с ним рядом. Несмотря на превосходный чай, которым угостила их миссис Ингл, старший инспектор выглядел словно бы пришибленным, он молчал почти всю дорогу от Коламбери.

— Не представляю, что выйдет из этой беседы, Эббот, — сказал он наконец, — совершенно не представляю. Похоже, это будет очень, очень трудная встреча.

Эббот кивнул в знак согласия. Подходящий случаю тактичный ответ как-то не приходил ему в голову, однако он знал совершенно точно: какую бы манеру поведения ни избрал Торн — ни Корстон, ни его директор благоговейного трепета ему не внушат.

— Наконец кто-то собрался нас встретить! — Торн выпрямился на сиденье и разгладил усы, пока Эббот подкатывал к подъезду главного, по-видимому, здания школы. — Неплохое начало.

Навстречу им вышла Фрэнсис Белл. Торн звонил в колледж, и Ройстоун не видел смысла откладывать неприятное на потом. Когда Фрэнсис ввела гостей в кабинет, он встал, однако из-за стола не вышел. Под этим предлогом можно было уклониться от рукопожатия.

— Вы не будете возражать, если мой секретарь останется здесь, пока мы беседуем? — спросил он, как только они сели и Эббот вытащил свой блокнот. — Мне хотелось бы записать этот разговор для себя.

Торн был несколько удивлен, но и он не остался в долгу.

— Ради Бога, сэр, — тотчас ответил он. — Конечно, если вы пожелаете, мы уедем и вернемся… скажем, завтра… чтобы вы успели пригласить также и вашего адвоката.

Ройстоун холодно улыбнулся. Он понимал, что его просьба прозвучала агрессивно и что старший инспектор заметил это, но ему было все равно.

— Не думаю, чтобы в этом была необходимость, — сказал он и замолчал, ожидая вопросов.

Торн был сейчас сама тактичность.

— Вы знаете, почему мы здесь, сэр, — сказал он. — Вы уже беседовали с сержантом Кортом. Мне хотелось бы, если не возражаете, чтобы вы повторили сейчас ваш рассказ о том дне, когда вы согласились подвезти Мойру Гейл. Затем мы, возможно, зададим вам несколько вопросов.

— Вы желаете услышать мою версию из первых рук. Ну что ж. — Ройстоун сделал глубокий вдох. — Я присутствовал на конференции директоров оксфордских школ, она продолжалась неделю, и в тот день ехал домой, в Корстон…

Рассказ Ройстоуна, если не считать некоторых отклонений в подборе слов, был совершенно идентичен его письменным показаниям, лежавшим в деле, и буквально до мелочей совпадал с изложением Мойры. Они сходились даже в самых незначительных фактах — например, в том, что девочка не побежала к «мерседесу» Ройстоуна, когда он остановился, а ждала, чтобы он подрулил к ней задним ходом. Такие факты, несущественные сами по себе, тем не менее подтверждали рассказ Мойры. Только когда Ройстоун стал объяснять, почему он остановился и они оба вышли из машины, две версии вступили в полное противоречие друг с другом.

— Она несколько минут молчала, — говорил Ройстоун. — Я сосредоточился на дороге — она там прямая, но мы ехали через лес, а вы знаете, как рассеивает внимание игра света и тени. Вдруг я услышал странные звуки, как бы позывы к рвоте, когда человеку дурно. Девица сидела, опустив низко голову и нащупывая ручку — окна либо дверцы… Естественно, я сделал то, что сделал бы всякий на моем месте. Я немедленно остановился — обочина, по счастью, поросла травой, — выскочил из машины, перебежал на ее сторону, открыл дверцу и постарался помочь ей выйти.

Наступила довольно долгая пауза. Губы Ройстоуна были горько сжаты, казалось, он заново переживает ту сцену. Фрэнсис Белл, опустив глаза, что-то черкала в блокноте, лежавшем у нее на коленях. Старший инспектор кашлянул.

— Обочина была не совсем ровная, от дороги к деревьям шел небольшой уклон, — продолжал Ройстоун, — и она, когда вышла из машины, как будто побежала по склону вниз. Я пошел за ней. Разумеется, я думал, ей худо. Уверяю вас, о сексе тут не могло быть и речи… И я оказался совершенно неподготовлен, когда она вдруг повисла на мне. Я поскользнулся, упал, мы оба оказались на траве… боролись. Сначала у меня возникла мысль, что она старается оттянуть меня за деревья… Знаю, это кажется невероятным — я и эта малявка-девчонка… — Ройстоун вытянул вперед руки, сильные руки, поросшие редкими темными волосками на тыльной стороне ладони. — Но она оказалась сильнее, чем можно было ожидать, а я — я, должно быть, боялся поранить ее. Странное это было противоборство. Я старался оттолкнуть, отстранить ее от себя, а она царапалась и кусалась. Только потом уже я понял, что она расстегнула мне брюки. Я и не заметил, что подъехала другая машина, пока она не вскочила вдруг на ноги и не кинулась, вопя о помощи, к вылезшим из той машины людям.

Ройстоун вздохнул.

— Остальное вы слышали. Теперь я знаю, что эти люди, которые подъехали в другой машине, были Инглы, мясник из Коламбери и его семья. Старая миссис Ингл сразу же обвинила меня в изнасиловании, убийстве и еще Бог знает в чем. Выслушать меня они не желали. Я так разозлился, что просто выругался им в лицо и уехал.

— Прямо сюда, сэр? — спросил Торн. — Вероятно, вы были крайне… подавлены.

— Слишком мягко сказано, старший инспектор. Я был зол, чувствовал себя прескверно и был… был ошарашен… особенно потом, когда осознал, что еще и ширинка расстегнута. Тут-то я понял, как должен был выглядеть перед Инглами. Я все время спрашивал себя: почему? Почему?! Почему она так поступила? Почему со мной? Джон Кворри предположил, что из-за моей шикарной машины, но…

— Кто такой Джон Кворри? — прервал его Торн.

— Мой заместитель. Я, как только приехал, сразу встретил Джона и Хелен, его жену, и все рассказал им. — Торн вскинул голову с явным недоумением, и Ройстоун сказал: — Почему бы и нет? Они видели, в каком я состоянии, и вообще они мои добрые друзья.

— Не в том дело, — сказал Торн, — но я не совсем понимаю. Триместр окончен, а мистер и миссис Кворри все еще в Корстоне. И мисс Белл, не так ли? И, разумеется, ваша жена…

— Нет. Сильвии нет. Моя жена… она в отъезде. Уехала… ухаживает за подругой. — Ройстоун посмотрел Торну прямо в глаза, как бы вызывая его на вопрос по поводу последнего утверждения.

Старший инспектор кивнул, по-видимому не заинтересовавшись, но удивляясь про себя, зачем Ройстоун соврал. До этой минуты директор колледжа говорил открыто и свободно — и убедительно. Сейчас он ни с того ни с сего перешел в оборону.

— Разрешите, я объясню, старший инспектор, — заговорила Фрэнсис Белл. — Ответственные за все наши шесть пансионов, в том числе мистер Кворри, живут здесь круглый год. В домах, которыми они ведают, им предоставляются квартиры, где они проживают с семьями. Некоторые из них остаются и на вакации.

Вмешательство Фрэнсис дало директору возможность вернуть утерянное было самообладание.

— Хотите поговорить с Джоном Кворри, старший инспектор? — спросил он; Торн заколебался, но Ройстоун уже распорядился: — Попросите его и Хелен прийти, Фрэнсис.

Такой вариант собеседования не совсем отвечал планам Торна, но он не стал возражать. Когда Фрэнсис Белл вышла в приемную, чтобы позвонить Кворри, он сказал:

— Когда вы оправились от первого шока, мистер Ройстоун, вы, конечно, обдумали всю эту историю. Вы сказали также, что обсуждали ее с друзьями. К каким же выводам вы пришли?

— Я не особенно широко обсуждал это… только с Кворри и мисс Белл. Не та тема, чтобы хотелось поболтать, верно? Но я, разумеется, написал обо всем лорду Пенмерету, председателю попечительского совета Корстона. Я полагал, что обязан поставить его в известность об этой ситуации. Ответа пока не получил. Возможно, он за границей. — Ройстоун чуть-чуть усмехнулся. — Но я и в самом деле отношусь к этой истории очень серьезно, старший инспектор. Даже если официальное обвинение мне не будет предъявлено, одних только слухов вполне достаточно, чтобы погубить человека в моем положении.