— К нашему счастью, очевидно, есть на планете то, что сегодня называют русским миром. Это не только СНГ и страны бывшего СССР, а гораздо шире, русский мир с русской культурой. Вот здесь у нас непочатый край возможностей. Но опять вся проблема в нынешнем расколе нашего общества, в том, что в нашем поколении была другая система ценностей. Помните, что у нас было привито? Работать трудно и упорно — это плохо. Воровать у государства — нормально, все так делают. Богатый — это плохо, а бедняк — это хорошо. Уехал за границу — вообще отщепенец и предатель. Все не так, как в цивилизованном мире. А там (слава Богу, теперь и здесь) считается, что человек свободен и вправе сам выбирать. Повторяю, нам не уйти от глобализации, и если мы хотим вступить в конкурентное соревнование с английским языком и американской культурой, то надо искать свое достойное место и конкурировать, то есть предлагать что-то более привлекательное и эффективное.

Мы знаем реальные оценки утечки умов. В среднем, это пятнадцать- двадцать тысяч научных работников, активно работающих за рубежом, еще примерно вдвое больше — это челночная миграция, контрактная миграция. А все это вместе абсолютно сопоставимо с количеством тех, кто работает активно в России. По статистике, у нас 450 тысяч научных работников, а статистика РФФИ говорит о следующем; за десять лет существования через фонд прошло примерно 70 тысяч научных работников. Это те, кто подавали на гранты, кто публикуется и так далее.

Россия всегда была страной интеллектуальной (я имею в виду не только физику, но и литературу, искусство) — так было, но крайней мере, в XX веке и, надеюсь, в XXI не кончится (и не должно).

Мне кажется, что ситуация в России улучшается. Может, не так быстро, как хотелось бы, после резкого ухудшения. Мой сын недавно окончил МФТИ, он мог учиться в хорошем университете в США, но сказал нам: «Вы как хотите, а я буду учиться дома»... Образование наше уникальное, а после окончания, когда мальчишке предлагают колоссальную зарплату, — это заманчиво. Многие уезжают с мыслью:

«Вот подработаю и вернусь», но, к сожалению, это затягивается, и дома пока ситуация непростая.

Говорят, надо сделать зарплату е три раза больше американской и тогда все вернутся, но это не так, надо сделать по нашим меркам: тысячи две долларов — у нас прилично, но меньше, чем в Европе, иначе, как в давние времена известный астроном предостерегал английскую королеву, в науку придут проходимцы, так что должен быть разумный баланс.

Думаю, все-таки удастся науку в России сохранить: страна богатая ресурсами, очень интеллектуально богатая и уровень образования великолепный — было бы преступлением это не сохранить.

Александр Долгов, Национальный институт ядерной физики Италии

Так вот, говоря об уехавших, надо ясно признать, что это не изменники, не предатели, а такие же «наши», работающие на Большую мировую науку. Надо не осуждать их, как делают некоторые из власть в нашей науке предержащих, а открыто сотрудничать, помогать и гордиться лучшими российскими умами. Где бы эти умы ни работали.

— И как, на ваш взгляд, должны протекать в новой российской науке эти противоречивые процессы? Что является необходимым условием ее дальнейшего развития, а что — сдерживающим фактором?

— Главных сдерживающих фактора два — старая институциональная структура науки, почти не изменившаяся с советских времен, и старая по образу мышления и методам управления научная элита.

В институциональной структуре создаются и поддерживаются ценности, нормы и правила поведения. В старой они старые. Их не приемлет новая, разделяющая новые ценности и правила российская наука. Поэтому такие люди работают либо за рубежом, либо в немногочисленных легальных новых структурах здесь, либо работают здесь, но «вопреки», создавая свои «островки» новой науки, на которых люди живут по своим (то есть, на самом деле, по мировым) правилам и законам. Как трава пробивается через асфальт.

Давно назрела полномасштабная структурная реформа всего сектора исследований и разработок. Еще пять-семь лет промедления, и многие работающие только на родине российские ученые не смогут понять даже научного языка, на котором говорят их зарубежные коллеги. Таковы темпы развития и глобализации науки.

А если вернуться к вашему вопросу о необходимых условиях развития нашей науки (а для меня это синоним ее реформирования), то важнейшее из них — внимание, желание и воля высшего руководства страны. Если этого не будет, то не будет и необходимых реформ, а значит, Россия окончательно превратится в поставщика интеллектуальных ресурсов в США и Европу. Другими словами, почти вся наша новая наука может переместиться «отсюда — туда». Надолго ли? Пока не создадим здесь адекватные по качеству, возможностям и правилам поведения научные структуры.

Из выступления члена-корреспондента RAH, директора Института теоретической и экспериментальной биофизики РАН Генриха Иваницкого.

Пущинский научный центр состоит из десяти научно-исследовательских институтов, входящих в состав Российской академии наук, а также включает в себя Путинский госуниверситет. Спектр фундаментальных и прикладных исследований широк, но сосредоточен в основном в области физико-химической биологии, специалисты которой весьма востребованы во всем мире.

С 1987 по 2002 год из Пущино уехали свыше 500 наиболее перспективных и активных научных сотрудников. Многие из них сегодня занимают в зарубежных университетах и фирмах высокие должности. Свыше 200 сотрудников ушли из науки в коммерческие фирмы. Последствия «утечки мозгов» трудно подсчитать в рублях, но счет идет на миллиарды. Это ведет к ослаблению научного потенциала страны, распаду научных школ, свертыванию фундаментальных исследований. Из-за отсутствия жилья приток молодых не восполняет потерь за счет миграции. Города науки в силу малочисленности населения весьма чувствительны к внешним социальным условиям. Я постараюсь на примере Пущина рассказать об изменении и исследовании механизмов, влияющих на возрастной состав научных сотрудников, представить кинетику изменения и причины, ее вызывающие, а также рассказать о специальной программе, в рамках которой есть раздел «Плюс диаспора».

Я по своей генетической природе отношусь к прагматикам, поэтому для меня диаспора не объект исследования, а средство в решении конкретных задач. И здесь не надо питать иллюзий. потому что роль диаспоры — это всего лишь фрагмент в очень большой проблеме. Главный вопрос: куда пойдет Россия и как будет развиваться у нас наука?

За свою жизнь мне пришлось трижды проходить путь от идеи до наукоемкого продукта, и каждый раз не благодаря государству, а вопреки. Например, создание газотранспортного перфторуглеродного кровезаменителя перфгоран. Замечу, что американская наука (будем считать, что это самый высший уровень науки на сегодняшний день) не имеет газотранспортных кровезаменителей. После трагедии 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке правительство США пришло к выводу, что необходимо форсировать работы по их созданию. Несколько сотрудников из России, в том числе и из нашего института, были приглашены фирмой Alliance Pharmaceutical и работают в Силиконовой долине, в Сан-Диего, тем не менее американский препарат пока не получается. Я думаю, что ничего здесь странного нет, просто в любой области определенные страны, относясь серьезно к работе, могут получить существенные достижения и опередить зарубежных партнеров.

Обидно, что сейчас толковые и энергичные люди уезжают из России в Америку и другие страны. Решить эту проблему очень просто. Измените потенциал, сделайте зарплаты научных сотрудников здесь в 1,5-2 раза больше, чем в Америке, и все будет происходить наоборот, к нам поедут.