И почему в восклицании «Русские идут!» должен слышаться страх? Лингвистически это нейтральная фраза, вроде «гляди, манекенщицы идут», «идут индусы» или «идут артисты театра и кино». В том-то и дело, что интеллектуалы русско­ го зарубежья изменили знак этого восклицания, и если в математическом институте Куранта в Манхеттене или в коридорах Стэнфорда вы услышите «Русские идут», то это вызывает не страх, а уважение!

— Можно, конечно, «рассматри­вать РФ не изолированно, а как часть Всемирной Русской Ойкумены», во вся­ ком случае, в этом ракурсе картина выглядит более радужной. Однако ко­му будут принадлежать открытия и разработки, сделанные российскими учеными за рубежом? Кто будет их ис­пользовать? Или для российской науки это неважно?

— Тому же, кому и сейчас: изобретателям и инвесторам. В вашем вопросе сквозит тень желания наложить хомут, в то время как надо думать о поощрении и создании системы для развития россий­ских научных и технологических школ где бы то ни было. Нормальным процессом я бы считал следующий. В России полным- полно свободных денег для инвестиций в high-tech, но нет культуры таких инвестиций. Если российские бизнесмены, инвесторы, частные фонды или государство будут инвестировать деньги в research and development (исследования и разработки) россиян как в России, так и за ру­бежом, патенты или оговоренная их доля будет принадлежать этим бизнесменам, частным фондам или российскому государству соответственно. Это мировая практика. Смысл venture capital в том, что, хотя в любой инвестиции есть риск, в случае успеха доход от вложенного воз­ растает в десятки и сотни раз.

Вот это нормальная схема развития регионов и России в целом: развитие наукоемких фондов во взаимодействии с учеными и инженерами, не только имеющими российское гражданство. Между­ народное сотрудничество русскоязычных и не только ученых и инженеров, интер­национальные фирмы и корпорации, име­ющие филиалы где угодно, — это же так естественно!

Отмечу еще вот что. В российских инвестициях самое страшное то, что инвесторы путают инвестицию, при которой они получают долю бизнеса, с дачей в долг, при которой получают деньги назад с прибылью. К сожалению, рано или поздно, всерьез или на всякий случай, звучит даже из солидных уст нечто вроде — не отдашь, мало не покажется. Один раз услышав это, желание работать с такими бизнесменами и даже с российски­ми инвесторами вообще пропадает. А это очень опасная реальность — для страны в первую очередь.

— На конференции неоднократно звучал призыв к консолидации русско­ язычных ученых. А есть ли встречное стремление у русскоязычных ученых за рубежом к кооперации, ведь однажды вы уже сделали свой выбор?

— Сколько людей, столько стремлений, за всех говорить невозможно. И о каком выборе вы говорите? Пикассо по­ кинул Испанию ради Франции, и что, он сделал выбор не быть испанцем? Творчество Пикассо и Дали принадлежит и Испании и Франции, ни одна из этих стран вроде бы с этим никогда не имела проблем. Почему же они должны быть в Рос­сии? Это тени прошлого витают над таки­ ми вопросами, даже над вашим, улыбка чеширского кота по имени Советский Союз.

А почему? Ведь люди всю жизнь работали на страну и заработали оную! У большинства из них были отобраны квартиры, в которых они жили, так что, про­ жив всю жизнь в Москве, Таганроге или Петербурге, и приезжая в 2003 году, на­ пример на данную конференцию, живешь в гостинице или у друзей со всеми мыслимыми и немыслимыми регистрациями. Люди уезжали с двумя чемоданами, по­ рой прямо в аэропорту запрещали брать второй, делай, что хочешь со своими книгами и брюками, изменник, либо штаны, либо учебники, выбирай, подлюка. Конечно, такое не забывается. Точнее: что­ бы изменить знак отношения миллионов выехавших из СССР на Запад людей, изме­нить не персонально, а в массе, каждый должен увидеть, что отношение к тебе, к тебе лично, стало другим. К сожалению, сталкиваясь с официальными органами, вижу, что это происходит не всегда, тогда как притяжение людей русского зарубе­жья, особенно интеллектуалов, к России должно стать государственной политикой, это же очевидно. Не только на словах или при общении друзей, а административными и законодательными мерами.

Однако люди науки — одновременно люди культуры, которые понимают ситуацию в целом. В основном, это позитив­ но настроенные люди. Им дорог не толь­ ко язык, но и страна, в которой они вы­ росли. Если климат по отношению к русскому зарубежью изменится с недобро­ желательного на наибольшее благоприятствование, если люди почувствуют тепло, уважение и БЕЗОПАСНОСТЬ, уверен, что в течение одного-двух лет кооперация, о которой вы спрашиваете, увеличится в десятки раз. Ученые и инженеры будут не только приезжать как гости к друзьям или на конференции, но и вкладывать деньги, и организовывать между­ народные корпорации на базе, напри­ мер, таких всемирно известных центров, как Дубна или Пущино, развивать наукоемкие производства. Это же так естественно!

— Чувствовалось ли в эти дни взаимное притяжение ученых разных стран?

— Самым главным результатом я бы считал всеобщее доброжелательство. Участники приехали из Казахстана, Эсто­нии, Израиля, Украины, Америки, Латвии, Германии и других стран — а разницы не ощущалось вообще, пока человек сам не скажет, откуда он. Если это доброжелательство распространится и на официальные органы — консульства, таможни, если милиция и органы безопасности бу­дут восприниматься как друзья, защищающие тебя лично, как друзья, как зто име­ ет место в Америке и Европе, будет суще­ственный позитивный сдвиг, который страна Россия ощутит очень быстро.

— Каковы, на ваш взгляд, перспективы подобных встреч?

— Встречи сами по себе полезны, и, несомненно, личные связи позволят кое- что сделать. Но кроме встреч ученых не­ обходимо принятие решений на уровне губернаторов, Думы и администрации президента. Только совместными усилия­ ми можно возродить Россию как Великую Интеллектуальную Державу. Для этого есть все основания. И я твердо верю, что это произойдет.

Интервью с профессором Барселонского университета Дмитрием Муравьевым — участником 6-й европейской программы научно-технического развития и путей популяризации российской науки за рубежом

— Как вы оцениваете прошедшую конференцию?

— На мой взгляд, ее проведение — очень важное событие в жизни не только России, но и всех русскоязычных людей нашей планеты. Сейчас можно с полным правом говорить о планетарном масштабе русской диаспоры. К сожалению, зарубежных ее представителей на этой конференции было не так уж много, и с этой точки зрения ее действительно можно считать пока еще не совсем оперившейся «первой ласточкой». Совершенно очевидна необходимость регулярного проведения таких конференций с максимальным привлечением делегатов как из ближнего, так и из дальнего зарубежья. Тем не менее второй шаг без первого невозможен. О консолидации усилий, на мой взгляд, пока говорить рано, но что ясно прозвучало на этой конференции - это стремление к такой консолидации, по крайней мере, в сфере интеллектуального общения, образования, создания совместных проектов и так далее.

— Что, на ваш взгляд, может послужить для русскоязычного ученого, хорошо устроившегося за рубежом, побудительным мотивом к такого рода деятельности ?

— Все зависит оттого, кто будет вовлечен в реализацию этой программы и получит ли она поддержку в правительстве. Без такой поддержки она останется только на бумаге. Программа должна быть детально и профессионально разработана, содержать конкретные мероприятия и проекты, своего рода большой проект, состоящий из субпроектов с четко определенными взаимосвязями, ожидаемыми результатами и максимальным вовлечением интеллектуального и финансового капитала российских ученых и промышленников. Силами только зарубежных соотечественников решить проблемы России невозможно. Уповать на лозунг Остапа Бендера «Заграница нам поможет!» не стоит. Что касается побудительных мотивов к участию в проектах такого рода, то для русскоязычного ученого, хорошо устроившегося за рубежом, они могут быть самыми разными в зависимости от персональных особенностей человека. Это могут быть и ностальгические мотивы, и простое человеческое стремление помочь людям, которое, на мой взгляд, в большей степени сохранилось у российских ученых, преуспевших за рубежом, чем у их коллег, преуспевших в России. Но повторю, какой-либо единый побудительный мотив найти невозможно.