Но и нахлебались, конечно, с этой естественностью! Еле доплелись. Хорошо дорожный патруль нигде не остановил, потому что с "копеечников", как известно, взять нечего.

Поставили тачку на стоянку у Измайловского оптового рынка, и для начала решили осмотреться. Тем более что и ночлег рядом имелся. Неподалеку проживала Танька-шаманка, а у нее в былые времена, когда она еще в Растюпинске обреталась, кто только в котятах не ходил. А уж Безяйчик-то и вовсе от Татьяны ума набрался, книжки читать стал и даже стишки пописывал. Типа:

"Тебя увидев, у подумал "ё-моё",

Но ты была, увы, совсем чужое "ё"!

И прочее такое. Лирику, в общем...

Мальчиш в Растюпинске, тоже к Татьяне захаживал, как вернется с зоны, немного придет в себя, так и зайдет. Любил он о всяких высоких материях порассуждать, о происхождении вселенной там, или о способах варки чифиря. Меж собой они Таньку называли "Инессой", только вслух боялись. Шибко сердилась шаманка за это погоняло. Могла и ушибить.

В общем, заваливается Растюпинскская братва к Таньке-Инессе в коммуналку, шамовку в холодильник, пузыри - на стол, знают, что у шаманки, как правило, пожрать-выпить нечего, сама невесть каким духом питается. Только ясно, что не святым. Вон как лицо-то обтянуло.

Сдала, сдала шаманка, а ведь совсем недавно казалось, все ей нипочем.

Надо сказать, владела шаманка древним и почти забытым в России гаданием на мурашках. И силой тоже владела, только силу эту в основном на себя тратила, потому и не старилась. Надо же, четыре раза замуж выходила, и два из четырех - за сотрудников силовых структур. Кагебешники, по идее, должны были бы от Татьяны как черт от ладана шарахаться, а они наоборот, наперебой руку, сердце, да московскую прописку предлагают! Скажете, не шаманство? Шаманство и есть!

Сели они за стол, как полагается, пригубила шаманка зеленого вина, да посетовала, что черного нет. Рюмка черного вина ее живо бы в прежнюю норму привела. Да только где оно теперь в России черное вино? Белое, и то из привозного спирта делать стали, вот и нет в нынешнем вине никакой силы, одна дурь. А черное и раньше, разве что верлиоки умели гнать, на черном грехе оно настояно, в черном чане сброжено, и на черный день приготовлено. Но это так, к слову.

- Ну, Татьяна, ты чего-то не помолодела, - деликатно говорит Безяйчик. - Раньше все молодела, да молодела, любо-дорого было посмотреть на тебя, а сейчас вот сдала. Или чего случилось?

- А... - неопределенно протянула шаманка, по-старушечьи кутаясь в платок. - Ты лучше молодого человека мне представь. Чую я, неспроста он с вами, да еще сам-третий.

- Да это новый наш кореш, Иван-солдат, знакомься, Татьяна. - Говорит Мальчиш. - У нас с ним, понимаешь ли, общие интересы в первопрестольной. Ты его не стесняйся, он свой в доску!

- Вижу, что свой, да не только свой, - отвечает шаманка, и на Ивана эдак так по-особому смотрит. - И сила в нем есть, только не вся, а третья часть.

- Хорошо, хоть не восьмушка, - засмеялся солдат.

- Ты, Танька, опять за свое, - смеется Безяйчик. - Только с охмурежем у тебя сейчас не очень-то получается. Или случилось что? Ба, да ты вроде как и впрямь постарела?

- А ты только заметил? - сказала шаманка.

И тут все сразу увидели, что разговаривают со старухой. То-то она шамкает, зубов ведь почти и не осталось.

- Кто это тебя так? - спросил Мальчиш. - Ты скажи, а мы уж предъяву сделаем по полной программе!

- Беда у меня, - говорит шаманка. И лицо у нее сделалось, как далекая северная луна сквозь черные пихтовые ветви, или, как проигранный до прозрачности бубен, в который стукни - порвется. - Не стало удачи в городе Москве, не стало ее и во всей России, вот и постарела я. Не из чего мне теперь пряжу тянуть. Раньше я у того чуток, у другого чуток - вот и набиралось старой шаманке на жизнь. А теперь глянешь на человека, а у него последняя нитка фарта, да и та вот-вот сгнила почти. Не забирать же! Вот и старею. А вы как сюда, чую, что по делу, да не разберу по какому. Вдаль плохо видеть стала.

- Ты, вот что, - опасливо обратился к ней Мальчиш, - погадала бы нам на фарт. У тебя мурашки-то еще остались?

- Покойны они, - вздохнула шаманка. - Пробудить, конечно, можно, да не знаю, что получится. Силу заемную надо, у меня своей нынче маловато.

- Ну, ты, Инесса, не переживай, - забеспокоился Безяйчик. - Если бабок надобно, так мы сейчас кое-кого тряхнем, и подбросим тебе на прожитье. К врачам сходишь, подлечишься, зубов себе прикупишь, глядишь, следующей весной опять на твоей свадьбе гулять будем.

И поежился, потому что за "Инессу" и схлопотать можно было. Только на этот раз шаманка не обратила на прозвище никакого внимания, видно и в самом деле стала плоха.

- Нету в деньгах той силы, которая мне надобна, - отмахнулась шаманка. - Ты наливай, давай. Да мне в чай маленько плесни, не пью я нынче крепкого.

- А ты вон у него силушки возьми, - сказал не то в шутку, не то всерьез Безяйчик. - Сама же сказала, что есть в нем сила. Пусть с тобой поделится, а ты за это нам погадаешь.

- Не могу, - сморщила и без того запавшие губы Татьяна. - У него сила прямая, как воинский луч, острая, будто холодное железо, и чистая, словно красная медь, не по нутру мне такая сила. Вот кабы эту силушку, да через могильную землю процедить, в ржу, да медную зелень обратить, вот тогда бы.... Да что это я, ведь есть у него то, что мне надобно, есть, вон в кармане лежит. Даже отсюда чую, только никак не разберу, что там у него.

- Давай, Сержант, доставай, что там у тебя в кармане, - серьезно сказал Безяйчик, - не жмоться.

- Я между прочим, капитаном в отставку вышел, - обиделся Иван.

- Это не важно. В нашем деле ты все равно больше чем на сержанта не тянешь, - ответил Мальчиш. - Значит, так и будешь покамест Сержантом. Присваиваю тебе такое погоняло.

Иван неохотно полез в карман и вытащил почерневшую серебряную пулю, размером с инжир. Такую же сплющенную и, по всему видать, старинную, потому, что ни в одно современное охотничье ружье не влезет. Калибры нынче не те.

- Вот,- говорит. - Берите, не жалко. Я ее у одного душмана в подсумке нашел. Сам не знаю, зачем с собой столько лет таскал, а смотри-ка - пригодилась! А то ни выбросить, ни продать.

Это же Несмертельная Пуля, - шаманка аж вскинулась. Глаза зеленым налились, в волосах молнии стреканули. - Да еще и неупокоенная! Ну-ка, давай сюда, покуда делов не наделал!

Иван молча протянул черную луковку шаманке.

Взяла шаманка несмертельную да неупокоенную пулю, с ладони на ладонь перебросила, будто уголек.

Жжется!

Бросила в стакан, водки добавила, отхлебнула глоточек - совсем чуть-чуть, и замерла, словно прислушивалась к чему-то. А в самой, как будто костер развели - в глазах уже не зелень, а алое что-то сквозь веки светится, морщины разгладились, желтое лицо порозовело. Потом вздохнула, и сказала:

- Страшная сила в Несмертельной Пуле, если, конечно, знать, как ее использовать. Вам это, слава создателю, не дано, а кому дано, тот не знает.

- Какая такая сила? - заинтересовался Иван-воин, он же Сержант. - Тем более, сама же сказала, что она несмертельная. По-моему, настоящая сила как раз в смертельных пулях заключается. Сколько раз видел, иная пуля свистнет - и ничего, только волосы холодом продернет, а иная прилетит без звука, шуркнет тихонько, словно кто кровью в снег сплюнул - и все - конец.

- Ошибаешься, солдат, - качает головой шаманка, - ох, как ошибаешься. Несмертельная пуля, эта та пуля, которая крови хлебнула, да жизнь до конца не выпила. И в землю не упала, не упокоилась, значит. Вот и ждет такая пуля своего часа. Сила в ней да ярость великая. Думаешь, почему раненые пулю, которая в них попала, с собой носят?

- Почему? - спросил Иван-солдат и машинально потрогал грудь. Там на стальной цепочке висела обыкновенная автоматная пуля калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. В госпитале подарили. После операции.