- Ладно, как-нибудь обойдемся без разрешения, - решил Даниил.
- Собьют, - уверенно сказал брат-солдат. - Как пить дать, собьют. Хоть бы прикрытие какое...
Тут Ватерпас, которому пришла в голову некая идея, встрепенулся и толкнул хоббита.
- Начальник, звони Огнехвосту. Хватит ему по вселенной порожняк гонять. Помощь нужна.
- Что еще за Огнехвост? - заинтересовался Иван. - Может, огнемёт?
- И огнемет, и самолет, а вообще-то он дракон, - любезно пояснил обалдевшим братцам Старший Дознатец.
- Ишь ты, дракон! - с уважением повторил за хоббитом брат-солдат. - Нет, точно, начинаю читать фантастику. А то рехнуться можно!
А хоббит-Василий уже раскрыл переговорное устройство и закричал в раковину:
- Борт девяносто семь сорок, борт девяносто семь сорок...
И где-то на краю галактики, безмятежно и одиноко скользящий среди звезд Свирепый Исполинский Огнехвостый Краснозвездный Дракон услышал его, развернулся, глотнул горячей плазмы из косматой короны голубого гиганта и лег на курс к Земле.
Когда компания людей и гоблинов гурьбой выкатилась из подъезда и стала рассаживаться по машинам, нежно-розовая "Мэрилин" капризно шепнула братьям Черепановым:
- Ну вот, опять всю помнут в этой давке. Знаете, что сейчас на шоссе творится? Ужас, все с работы едут, все грязные.... А я только вчера из косметического автосалона. Обидно, право слово!
- Не сумлевайтесь, барышня, не помнут, и не запачкают, все будет в аккурате! - дружными басами ответили братья Черепановы и выпятили волевой подбородник.
И они поехали в Растюпинск. Впереди, деликатно выплескивая лирические струйки пара, предупреждающе посвистывая, в общем, прокладывая дорогу, пёр могучий джипаровоз, а за ним легко катилась "Бентли-Мэрилин".
То-то было дива на дороге!
Глава 2
3
"Когда б, блаженствуя в раю,
Я вас увидел, в ад бредущей,
Я душу отдал бы свою
И выкупил бы Вашу душу...."
Омар Спупендайк "Баллада о лежалом товаре"
Несмотря на то, что гремлин Бугивуг всю свою сознательную жизнь провел можно сказать, в науке, как нам уже известно, ему даже посчастливилось работать с великим естествоиспытателем Николасом Тесла, все равно, первой и вечной любовью его оставались самолеты. О, как же он завидовал своим собратьям-гремлинам, получившим распределение на всякие "Мустанги", "Аэрокобры", Б-29 и прочие летающие крепости! И пусть большинство его сверстников-товарищей сгинуло в смертельной неразберихе бесконечных войн, пусть гремлин-экипаж "Энолы Гей" в полном составе рехнулся и перебрался в Японию, где до сих пор бродит по мемориалу Хиросимы - пусть! Бугивуг был гремлином, а гремлин просто не может не любить самолеты.
Поэтому когда красавица-амфибия Бе-220 появилась в хозяйстве Мальчиша и Безяйчика, любовь, обслуживание по высшему разряду, да что там обслуживание - вечная преданность счастливого гремлина были обеспечены ей на всю летучую жизнь.
Одно только огорчало Бугивуга - в аэроплан никак не удавалось вселить бессмертную душу. Хотя все механизмы, ездящие, ползающие, а уж летающие - тем более - по мнению бывалого гремлина, безусловно, заслуживали, чтобы у них имелась душа.
- Эх, СанькА нет! - сокрушался Бугивуг. - Уж он-то присоветовал бы что-нибудь! Поэт, все-таки! И надо же было ему остаться в этом Междуземье! Тоже мне, оракул выискался! Теперь до него и не дозвониться, вон какой важный стал - звезда в бутылке!
Дело в том, что в изготовленную заново Даниилом бутылку Клейна летающая лодка Бе-220 никак не помещалась, а опыты по установке оного прибора в грузовом отсеке самолета тоже ни к чему хорошему не привели. Заскакивали, правда, на электромагнитный огонек души разных авиаторов, но, убедившись, что самолет совершенно мирный, вежливо раскланивались и отправлялись обратно в эфир, ссылаясь на неотложные дела и прочую чепуху.
Какой-то немецкий барон так прямо и сказал:
- А где у меня пулеметы? И почему крыльев мало? И вообще - это не "Фоккер", я таким быть не хочу.
И был таков. В общем, не понравился этот барон Бугивугу, спесив больно.
- Эх, Санёк, Санёк, - восклицал Бугивуг после очередного неудачного вселения. - Надо же, забрался в бутылку и с концами, позабыл другана!
Но тут Бугивуг был не прав. Поэты не забывают друзей, даже если напрочь застревают в какой-нибудь бутылке, даже если дни и ночи трудятся оракулами в далеких, а то и вовсе несуществующих краях, нет, не забывают! Просто поэты так устроены, что само понятие времени у них относительно. То они названивают каждые пять минут, не считаясь с тем, что все порядочные существа давно спят - им, видите ли, нечто божественное на ум пришло - то пропадают на неопределенное время, а потом появляются, как ни в чем не бывало, чтобы занять сотню-другую на насущные поэтические нужды. Да что с них взять, релятивистские они существа, эти поэты.
Так что в одну прекрасную ночь Санек позвонил-таки из своего Междуземья.
- Как поживаешь, Бугивуг? - раздалось в обычной сименсовской мобильной трубке. И тут же поэт, не удержавшись, гордо сообщил:
- А у меня уже три тома пророчеств вышло, сейчас избранное к изданию готовится. Хочешь послушать?
Бугивуг, конечно же, захотел. А куда деваться?
- Вот, слушай, - квакнула трубка.
"Повсюду жизнь. Ее приметы во всем.
Понятны и близки
Живые, жадные планеты
И звезд нагрубшие соски..."
- Это ты о чем? - осторожно спросил Бугивуг. - Про звезды, как соски - это здорово, хоть сейчас в рекламу детского питания, а пророчество-то о чем?
- А фиг его знает, - легкомысленно ответил поэт Санёк. - Мое дело пророчествовать, а толкованием у меня пифии занимаются. Ты давай приезжай, я тебя со своими пифиями познакомлю. Знаешь, какие у меня пифии? Одна блондинка, другая брюнетка, а третья рыженькая...
- Ты не про группу "Виагра", случаем, говоришь? - поинтересовался Бугивуг. - То-то я смотрю, они из ящика пропали!
- И ноги у них нормальные, - не слушал его Санёк. - Я раньше думал, что у пифий лапы, как у стервятников, короче корявые, а потом это оказалось, птичьи лапы не у пифий, а у гарпий. А у моих пифий ножки - первый сорт!
- Ну, ты и эстет, - искренне позавидовал дружку Бугивуг. - А еще эфирное существо!
- Это, знаешь ли, ни на что не влияет, - туманно ответил поэт. - А хочешь еще стихи?
- Валяй! - покорно согласился гремлин.
"В душах ближних моих - совершенство улитки,
Так презрителен панцирь. Ну что же, сумей
Заточить на лице алебарду улыбки,
Чтоб железом в железо царапнулся смех.
Не сумеешь, так что же, слова рассоривши,
Напоследок, когда уже гонят взашей,
Зашвырни им в глаза, как пульсируют скрипки
В затаившем ненастье полете стрижей.
Не успеешь? Тогда уходи не прощаясь,
Уходи, как пришел, стало быть - налегке,
Как жонглер, бесконечное небо вращая,
Словно блюдечко вишен на остром зрачке..."
- А это что, тоже пророчество? - спросил простодушный Бугивуг. - Это про что, вообще?
- Да это так, - слегка смутился поэт. - Лирика. Хотя у меня все пророчество, что ни напишу. Таким уж я провидцем уродился.