- О, майн Гот. - Начал бубнить полуголый страдалец, пытаясь унять дрожь.

  Ну, вот, вроде бы моя миссия окончена, пойду-ка я спать в свою каморку, пока за ворота не выгнали.

  Мартин Хайдеггер, приехал в далекую Россию в июле месяце, не то, чтобы он стремился в далекую заснеженную страну, но слухи о том, что любой медик в Москве быстро становится богат, не оставили ему выбора. К тому же на родине ему оставаться было категорически нельзя, так как дальше его мог ждать только суд и продажа на каторжные работы. А виноваты всему были долги. А что поделаешь? Наскрести денег на учебу родственники не смогли, пришлось занимать, и занимать немало, под обещание в будущем отработать. Но так получилось, что закончить учебу ему не дали, потребовали отдать деньги раньше, как и было оговорено, кто же знал, что учеба затянется на гораздо больший срок, чем планировалось. Мартину пришлось бросить учебу и заняться практикой, а так как учился он на лекаря, то и выбор заработка очевиден. Года два начинающий эскулап крутился как мог, никому не отказывал в помощи, бежал по первому вызову, однако отсутствие подтверждения способностей молодого человека сказалось, дохода оказалось мало, а требования кредитора звучали все громче. Закончилось все тем, что в один прекрасный день к нему домой нагрянули солдаты, но повезло, что именно в этот момент Мартин находился у больного. Пришлось вечером собрать вещи и отправиться в дальнюю поездку на деньги матери, которые та копила на черный день.

  Действительность оказалась не такой радужной как представлялось в мечтах, Московия оказалась совсем не страной обетованной, связываться с иностранным лекарем здесь никто не спешил, более того отношение было откровенно враждебным. Да еще плюсом незнание языка и местных реалий. Соотечественники в слободе тоже отказали в помощи, хотя справедливости ради стоит сказать, что таковых оказалось очень мало. Это для русских все немцы были одним миром мазаны, а что в просвещенной Европе существовало много стран, их совсем не интересовало. Что датчанин, что француз, что житель британских островов, да хоть ты мавр с далекой Африки, немец и все тут. Помыкавшись в стольном городе, Мартин решил пытать счастья где-нибудь в другом месте, например в Новгороде, слышал он по случаю, что медики там востребованы, не в пример Москве. Однако добраться до далекого города для него стало проблемой, поэтому он решил хоть немного подработать своими знаниями, а именно помочь купцам в выделке душистого мыла, благо, что в учебе этому уделялось особое внимание.

  Однако проза жизни вновь показала молодому ученому, что он заблуждается в оценке своих знаний - месяц упорного труда в вонючих сараях купца обернулся лишь тремя рублями дохода, что вполне хватало доехать до вожделенного города, но совершенно не позволяло жить соответственно статусу. Идя под вечер с деньгами от купца, Мартин не заметил, как за ним увязался долговязый парень, а когда он переходил по узкому мостику ручей земля резко ушла из под ног. Дальше он плохо помнил, от чего-то он оказался в какой-то яме, из которой никак не мог выбраться в темноте, потом кто-то вытащил его наверх и долго вел до жилья, было жутко холодно, сильно болела голова, периодически накатывала тошнота. Только под утро ему удалось отогреться у печи и выйти из полудремы, в которой он все время находился. И теперь молодой человек понял, что попал в совершенно безвыходную ситуацию, ни денег, ни одежды, ни друзей, хоть прямо сейчас расставайся с жизнь, хоть потом, все едино.

  В комнату, где находился пострадавший зашел бородатый мужик и что-то начал спрашивать, но спрашивал он так, что Мартин никак не мог понять, чего от него требуется. Мужик, в расстройстве махнул рукой и отправился туда, откуда пришел. Через некоторое время он вернулся и вместе с ним пришел молодой человек, который постоянно тер глаза и зевал, видимо не выспался, о чем они там спорили Мартин снова не понял, но пожилой постоянно напирал на подростка, а тот ничуть не смущаясь спокойно отвечал.

  - Отвечай, - вдруг обратился подросток к Мартину, на понятном для него языке, - как тебя зовут, где живешь, и что с тобой случилось?

  Расспрашивали долго, хоть и говорил подросток на знакомом языке, но с сильным акцентом и многие слова были совсем незнакомы, впрочем, остальных слов вполне хватило, чтобы объясниться. Мужик покачал головой, и что-то бормоча в бороду, ушел.

  - Не дали поспать, - подросток снова потер глаза и заразительно зевнул, - Есть будешь?

  Ответа не потребовалось, на эти слова желудок предательски заурчал.

   Еда оказалась сытной и вкусной, да и не пробовал раньше Мартин такой, наваристая похлебка изумительного вкуса, печеный осетр, нежный паштет из гусиной печени и все это со свежим запашистым хлебом. На вопрос, откуда такая вкуснотища, подросток рассмеялся:

  - Запоминай гер Мартин, будешь детям, и даст Бог, внукам рассказывать, как с царского стола пищу вкушал.

  - Бог мой, - воскликнул немец, - так это на самом деле с царского стола?

  - Ну, да, - кивнул русский, намазывая паштет толстым слоем на кусок хлеба, - ныне царь у своего друга, Патрика Гордона, в гостях, потому и еда царская, в обычные дни все много скромнее.

  - Говорят, царь московский весьма молод.

  - Молод, - кивнул подросток, - но все же постарше тебя будет, двадцать шестой год идет ему. Вот только росту он немалого, поэтому и выглядит старше, и нрав у него совсем не кроткий, это к тому, если вдруг в голову тебе пришло с царем свидеться.

  - Нет, нет, - замахал руками Мартин, - я совсем не умею вести себя в приличном обществе.

  - В приличном? - Собеседник даже замер от неожиданной сентенции немца. А потом расхохотался. - Увидишь еще это 'приличное общество' во всей своей красе. Сейчас-то они отсыпаются после вечерней попойки, а вот к обеду проснутся.

  -О, я понимаю, - закивал немец, - у них будет плохое здоровье.

  - Да какое там здоровье, - усмехнулся подросток, - их придется заново к жизни возвращать, чтобы к вечеру опять были способны напиться до безумия.

  Мартин покачал головой, он прекрасно знал последствия безудержного пьянства, борьбе с этим недугом всех будущих медикусов учили в первую очередь. Когда сытость не позволила и дальше наслаждаться вкусом царской еды, подросток ополоснул руки в большой чаше и обратился к собеседнику:

  - Да, и еще, на будущее, не говори 'Царь московский' так могут меж себя в Европах царя звать, а для нас он Царь всея Руси, Государь, и хоть он того не требует, а кланяться ему пониже не забывай.

  Одежду принес все тот же мужик с густой бородой, которого подросток звал 'Никитич' и вообще странные имена в этой далекой стране, как к примеру: Федор сын Ивана Дашкова. Вроде как уже и не имя вовсе, а обозначение родовой связи. Непривычно. Одеться сразу не дали, отвели сначала в баню, оно и понятно, Мартин и сам чувствовал, что валяние в канаве для него даром не прошло. Через час, посвежевшего, но по-прежнему с больной головой, его отвели в одну из комнат в доме на заднем дворе, где дали возможность прикорнуть на свободной лавке. Как ему пояснил все тот же подросток, хозяин пока не в состоянии озаботиться его судьбой, и когда сможет неизвестно, а пока живи, покуда не гонят.

  Раньше всех проспался Меньшиков, оно и понятно, быть постоянно при царе не честь, а большая забота. Думаю, Александр Данилович по своему обыкновению жульничал в употреблении спиртного, это другим нельзя было 'откосить', а тот, кто контролем занимается выше условностей, даже придуманных царем для исполнения всеми без исключения. Естественно, вообще отказаться от употребления хмельного у него вряд ли получалось, но судя по тому, что для правки здоровья ему хватило пол кружки легкого вина, пил он совсем немного. Это я уже потом слышал от прислуги в доме. Чего его вдруг потащило на задний двор? В общем, едва успел вовремя слинять с его пути, отпрыгнул к поленнице, и стал придирчиво выбирать поленья. Ага, а Меньшиков не просто так сюда заявился, ищет чего-то и, кажется знаю, чего он здесь потерял. Спросит или не спросит? Не спросил, просто потоптался и, посопев, отправился назад. Ну а мне тоже пора - знание сила. Незнание тоже сила, но грубая. В отличии от своих соседок, Катерина тоже проснулась с раннего утра, поэтому царапаться под дверью не пришлось, выскочила при первом тихом стуке.