- Чего рассказывать? - Также заползая в телегу спросил каторжник. При этом Лиска недовольно покосилась на нежданного пассажира и направила телегу колесом к пеньку, но заметив демонстративное покачивание плетки, тут же изменила направление.

  - Про свою судьбу - злодейку, рассказывай, как она тебя до такой жизни довела? А потом решать буду, сдать тебя в приказ за денежку малую или отпустить на все три стороны.

  Думал, спросит, почему на три стороны, а не на четыре, но нет, не спросил, не тот менталитет, и нет еще такой идиомы в эти времена, направления обозначаются сами по себе, а не по сторонам света. Дабы поддержать это тощее тело на период путешествия, пришлось отломить осьмушку хлеба, причем предупредил, что, не смотря на дикое желание сразу все проглотить, делать этого не следует, мало того, что впрок не пойдет, так еще и заворот кишок может приключиться, через часик еще чем-нибудь подкормлю. Когда он расправился с хлебом, причем, несмотря на предупреждение, довольно таки быстро, принялся за рассказ, поглядывая голодными глазами на торбу. История, в общем-то, ожидаемая: Жил был некий боярин в Москве, не то чтобы из первых, но и во вторых чувствовал себя неплохо. Но вдруг решил этот боярин, что хватить ему во вторых сидеть, мол, родословная у него корнями в древность уходит, деньги водятся, так почему бы в первые не продвинуться. Вот только для этого неплохо было бы подвести экономическую базу, заняться чем-нибудь необычным на Руси, ну фарфор там делать или стекло лить. Кто сказал, что невместно? Еще как уместно, все эти бояре только вид делают, что деньга им с неба валится, а на самом деле ничуть не стесняются тот или иной заводик замутить, деньгу привлечь. Сказано, сделано - подобрал соответствующие перспективные кадры, отправил 'учиться'. Про 'учиться' в ироническом смысле не просто так, в эти времена никто никого специально не учил, все такие хитрые производства составляли семейный бизнес, т.е. секреты хранились на таком уровне, что запросто уходили в небытие в случае отсутствия наследников. Так что всю эту учебу, которую организовал боярин можно смело назвать промышленным шпионажем. Но как бы то ни было, а Федору, а именно им и был мой нежданный попутчик, несказанно повезло, получилось устроиться в Измайлово на государственный стекольный завод, сначала печником, а потом дорос и до мастера варки стекла. Тут я сразу перестал жалеть о двух дебилах, пытавшихся отправить меня в мир иной и решил, что удача сама идет ко мне в руки, то не рояль, а большой симфонический оркестр в кустах. Дальнейший путь Федора был понятен, боярин его с заводика выкупил, а так как просто так этого сделать было нельзя, объявил того боярским сыном. А вот потом произошла накладка, пока строился новый заводик, никто Федора не трогал, а вот когда получилась первая варка (не чугуна, а стекла) явился разбойный приказ, секреты государство хранить умело. Боярин Залепин откупиться сумел, а вот Федора ему пришлось сдать, так и поехал в сибирскую каторгу боярский сын Федор Залепин.

  А на каторге, ох не сладко, первую зиму пережил с великим трудом, даже обморозился слегка, всю весну отходил, за то и в опалу попал, кормить стали хуже некуда. А ежели так, то вторую зиму ему точно не пережить вот и подался в бега с душегубами, все одно деваться некуда.

  - Какое стекло варил, хрусталь, али цветное?

  - Не, хрусталя у нас не было, смальту варили, - ответил мне мастер, снова жадно взглянув на торбу.

  Смальту? В семнадцатом веке? Что за бред. Насколько я помню, до Ломоносова никто смальту в России не производил, а тут на тебе. Или я чего-то не понимаю?

  - Погоди, а сколько цветов смальты варилось? - решил уточнить у Федора.

  - Как сколько? Все четыре и варили. - Еще и выпрямился гордо, мол, смотри какой я мастер.

  Вот теперь понятно, Ломоносов-то рецептуры разработал, которые позволяли все цвета варить, а эти только четыре цвета знали. Плохо - смальта мне ни к чему, мне светлое стекло нужно, а этот прозрачного стекла не варил, и вряд ли знает все нужные технологические процессы. Пришлось задуматься, а нужен ли мне этот боярский сын, стОит ли рисковать ради того, чтобы получить мастера недоучку? Но, чуть подумав, решил: стОит. И главное не в том, что он знаком с самой варкой стекла и может грамотно сложить печи, хотя и это дело великое, а в том, что он будет моим прикрытием, при таком мастере, никто не заметит маленького подмастерья, чего-то там ковыряющегося в углу.

  - Что ж, убедил, - кивнул я Федору, - но не из-за того что жалостливо рассказывал, я сам рассказать много чего могу, а потому, что правду сказал, хоть и не всю. То, что боярский сын верю, что со стекольным делом знаком тоже, а вот что в опалу из-за своих знаний попал, нет. Не стал бы просто так боярин тебя приказу сдавать, да и приказ не стал бы от готового мастера отказываться, вернули бы тебя на завод, в кандалы, и вся недолга. Ну, скажешь правду, или тебя в приказ везти?

  - Не надо в приказ, - буркнул доходяга, - по государеву делу меня упекли. На праздник напился до беспамятства, а потом говорят, хулу на царя возвел.

  - На царя, - протянул я, демонстративно почесав затылок, - как же можно? На царя то?

  - Не помню я ничего, - опустил голову беглец.

  - Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, - жестко осадил его, - кто донес? Из своих или из чужих?

  - Свой, - скривился Федор, - Фролка, а ведь лучшим другом был.

  - Вместе работали? Или вместе за одной молодушкой ухлестывали?

  Каторжанин удивленно посмотрел на меня:

  - Не было ничего такого, он все больше за боярской дочерью увивался, но не по силам замахнулся.

  - Чего он там себе придумал только его касаемо, а сдать тебя без причины он не мог, должна быть причина, или мешал ты ему первым быть по работе, или молодку не поделили, или еще чего, чтобы выслужиться.

  - Выслужиться теперь у него вряд ли получится, - усмехнулся Федор, боярин на него из-за меня шибко осерчал. А вот в приказ его при мне зазвали.

  - Хорошо, будем думать это и есть та причина. Хотя ..., - я специально не докончил мысль, чтобы у мастера не возникло убежденности, что я ему полностью поверил.

  - А тебя-то как звать, малец? - осмелел Федор.

  - А меня не зовут, я сам прихожу, - ответил шуткой будущего, - а кличут Васькой.

  Мастер задумался:

  - Хм. Разговариваешь не по возрасту разумно, вроде как из княжей семьи, а сам одет как слободской.

  - Так я и есть из слободы, сейчас на ушаковский хутор еду за телкой заморской. Они, голландские, говорят, шибко молока много дают, хотя и к морозам сибирским непривычные.

  - Так, а стоит ли тогда ее покупать, если морозы не переносит? - Удивился каторжанин.

  - Если за скотиной не присматривать, то вообще покупать ничего не стоит, - хохотнул я, - на морозе даже волкам худо, а уж чего о телках говорить. Мы ее в теплую стайку поставим и кормить будем не только сеном, но и запаренными отрубями, а то и пророщенным овсом во время отела.

  - Ну, что ж, коли так, - согласился бывший сиделец, - так что решил?

  - А решил я тебя в приказ не везти, но и отпустить просто так совесть не позволит. - Краем глаза заметил как Федор напрягся, испугался, что я его прямо здесь как дружков положу, а он от слабости не сможет даже сопротивление оказать. - С лесом ты незнаком, а потому самостоятельно прожить не сможешь, воровать начнешь, а это никому не нравится, обязательно найдут и как вора либо в приказ, либо камень на шею и в речку. А потому решил тебя пока припрятать, а потом и к делу пристроить. Согласия твоего не спрашиваю, ни к чему оно мне, просто выбора не оставляю, и помни: сбежать от меня не получится, сам видел, найду враз.

  - В яме сидеть не буду. - Набычился Федор. Ишь, норов свой показывает.

  - Да кто ж тебя в яму в таком состоянии садить будет? Нет, я для тебя кое-что похлеще приготовил, в монастырь сдам, днями и ночами грехи замаливать. Настоятель в Вознесенском совсем не мед, службу свою знает, если без усердия поклоны бить будешь, там на всю жизнь и останешься. А как искупишь грех, так и о деле поговорим.