У него огромная семья, состоящая из назойливых кузенов, сестер-черлидерш и теток — преподавателей университета, которые, судя по всему, развернули целую кампанию, чтобы организовать ему свидание на выпускной вечер.

— Самый конфузный опыт в моей жизни.

— Ну, — я ткнула его пальцем, — ей удалось добиться тебя?

— Да. — Парень загадочно улыбнулся. — Она была весьма сексуальна.

Оставшуюся часть вечера я потратила на изучение образцов под микроскопом, при этом задаваясь вопросом: насколько его выпускной вечер/ночь были жарким.

Пусть наша научно-исследовательская работа и ограничивалась разговорами, я нисколько не сомневалась, что другие партнеры по проекту на этом не останавливались. Кристина, постоянно собирающая сплетни по кампусу, держала меня в курсе дел. Ее парень остался в Бруклине, поэтому выживала она только за счет сплетен обо всех гормональных всплесках подростков, вышедших из-под контроля: секс, измены, разбитые сердца, студенты, пойманные в буквальном смысле со спущенными штанами, невзирая на строгую политику кампуса насчет «открытых дверей».

— А что насчет вас с Диланом? — спросила девушка, поигрывая изящными бровями. — Вы уже занимаетесь этим?

— Нет!

Она усмехнулась.

— Нет?

— Мы всего лишь партнеры по проекту, — настойчиво повторила я. — И всё.

И действительно, единственное, что нас связывало — это проект, даже несмотря на то, что его слова заставляли мое сердце биться быстрее, а кожа вспыхивала при случайных прикосновениях. Каждый раз после окончания работы над нашим проектом я ночами по несколько часов перебирала в голове каждый взгляд, улыбку и разговор. Однажды поздним вечером, когда парень склонился над моим плечом, показывая кое-какие цифры на экране компьютера, я ощутила прикосновение его груди к своей спине и его дыхание на своем ухе. Другим вечером Дилан поймал кончиком мизинца прядку моих темных волос и убрал ее от моего лица. А еще как-то вечером, могу поклясться, как только я поворачивалась к нему спиной, тут же ощущала на себе его взгляд. Так день за днем, вечер за вечером, на учебе, после учебы мы обменивались сообщениями, разговаривали о нашем проекте, читали, работали и проводили исследовательские опыты. Несколько раз, когда мое желание обладать этим парнем зашкаливало, я начинала волноваться, что, если он прикоснется ко мне, я тут же расплавлюсь и открою ему все тайны своей души.

Я могла врать о своих чувствах Кристине, но не было никакого смысла притворяться перед самой собой. Хотя в этом нет никакого вреда, пока мне удается скрывать свои чувства. После нашей первой лекции я сказала Дилану правду: я здесь, чтобы работать и добиваться результата. Он уважал это, и с его помощью я занималась именно тем, чем хотела. Всё остальное было моими личными проблемами, которые никого не касались. Я не была похожа на своих родителей, которые делали то, что хотели, не заботясь о последствиях, которые могут повлиять на их жизни или жизни других людей. У меня был проект, место в кампусе и Дилан со своим горячим стремлением к науке... Честно говоря, этого мне было достаточно.

И это было потрясающе.

В школе мне было тяжело найти человека, увлеченного научными исследованиями так же, как и я. Надо мной никогда не издевались, не высмеивали за большое количество времени, проведенное в лаборатории, или за мой интерес к участию в научных ярмарках и других конкурсах, но и друзей, которые бы разделяли мои увлечения, у меня не было. Сильвия, моя лучшая школьная подруга, никогда не выбирала естественные науки сверх минимальных требований, и пусть она всегда из вежливости спрашивала о моих проектах, интерес в ее глазах тускнел после очередного упоминания о клеточной структуре.

Но ни с Диланом, ни с другими ребятами, с которыми я познакомилась в Корнелле, такого не происходило. Мы с Диланом часами могли обсуждать различные методики, результаты или направления исследований. Его голубые глаза, скрывающиеся за стеклами очков, загорались неистовым пламенем, когда он начинал дискутировать об опасностях добычи сланцевого газа, перечислять исторические факты загрязнения воды или заявлять, что плевать он хотел на то, что нам приходилось каждый вечер задерживаться допоздна из-за необходимости включать графики линейной регрессии в финальную презентацию.

А успокоившись, с покрытыми пятнами щеками он начинал извиняться, тем самым напоминая мне мое же поведение перед своими школьными друзьями. Но в извинениях не было необходимости. Мне самой нравилось просиживать вечера напролет, умоляя руководителя лаборатории дать нам еще пятнадцать минут, сражаясь с графическими программами, о которых раньше ничего не слышала и которые, конечно же, оказались гораздо сложнее простых Excel-евских таблиц, используемых мною во всех школьных проектах.

Однажды поздним вечером после того, как мы несколько часов анализировали данные, склонившись над чашкой Петри,⁷ я со стоном рухнула на один из стульев лаборатории, обняв себя за плечи в бесплодной попытке размять затекшие мышцы.

— Вряд ли тебе удастся самой сделать себе массаж плеч, — раздался надо мной голос Дилана. — Это анатомически невозможно.

— Но всё же лучше, чем ничего. — Что ж, он прав. Мне бы пришлось приложить массу усилий, чтобы размять ладонями мышцы в попытках их расслабить. Сдавшись, я запрокинула шею и зевнула.

Через пару секунд я ощутила его руки, убирающие в сторону мои волосы. Его пальцы ласково поглаживали основание моей шеи, круговыми движениями растирая ключицу.

— Позволь мне, — тихо прошептал Дилан, в то время как моя кожа начала гореть и покалывать от его прикосновений.

У меня перехватило дыхание. Я не могу. НЕ. МОГУ. Он надавил на мышечный узел на спине, отчего я прикусила губу, пытаясь сдержать стон.

— Так хорошо?

Повернувшись на стуле, я посмотрела на Дилана, который от удивления опустил руки.

— Да, — прошептала я. Наши лица находились в паре сантиметров друг от друга, когда мы столкнулись взглядами. Дилан снял очки, которые оставили крошечные красные отметины на его переносице. Без них он выглядел старше и казался более утонченным и привлекательным. Парень не двинулся с места, не отвернулся и не произнес ни слова.

И я поняла. Если я дотронусь до него, он позволит мне это. Если я поцелую его, он стащит меня со стула, и я тут же окажусь в его объятиях. Он хотел меня так же, как я хотела его. Сердце в груди колотилось так сильно, что меня удивляло, как это окна еще не начали дребезжать. Дилан явно не был заинтересован останавливать происходящее.

Поэтому это пришлось сделать мне.

— Мне пора идти, — произнесла я и схватила свою сумку. Он ничего не сказал, и я, не решаясь посмотреть в его сторону, выбежала из лаборатории.

******

На следующий день мы оба вели себя так, словно ничего не произошло. К счастью, это был наш заключительный день совместной работы. Доделав последние штрихи в нашей презентации, мы отправили ее профессору Уайт на рассмотрение. На следующий день она попросила нас задержаться после урока.

— Прошлым вечером я изучила ваш проект, — начала она после того, как остальные покинули аудиторию, — и, должна сказать, он произвел на меня впечатление. Такой уровень тщательной детализации весьма редок для проектов первокурсников. Даже для программы такого уровня. Если вы не возражаете, я хотела бы показать вашу работу другим преподавателям.

— Мы же ученые, — произнес Дилан. — И хотим делиться результатами своих трудов.

— Мисс Макманн, — обратилась ко мне профессор, — прошлым вечером я заглянула в ваше личное дело. Я так понимаю, вы интересуетесь биоинженерией?

Я кивнула в ответ.

— В моем колледже эта программа изучается очень узко, но я собираюсь сделать всё возможное, чтобы попасть туда…

— Думаю, у вас не возникнет с этим много проблем, — произнесла профессор Уайт. — Я знаю одного профессора, с которым вам следовало бы встретиться. Если вы не возражаете, я с удовольствием свяжусь с доктором Стюартом и представлю вас друг другу.