На самом деле, Перси мало похож на первокурсника. Даже на выпускника. Я слишком часто замечала отсутствие логики в его поступках. Глаза цвета морской закатной бирюзы всегда горели каким-то детским, неподдельным и слишком живым интересом ко всему, чего касались его руки. Он напоминал мне Чарли, но в более взрослой, непринужденной, и все еще порывающейся к открытиям версии.

Неожиданно Джексон останавливается. Странно, но мы стоим посреди гостиной комнаты, а я по-прежнему не замечаю ничего выдающегося.

– Не догадалась еще?

Я окидываю друга вопросительным взглядом. Он просит меня подождать и скрывается в своей комнате. И в тот же момент мой взгляд цепляется за стены. Фотографии. Словно фотообои, расклеенные по всему периметру уютной гостиной. Я подхожу ближе и даже пробую их на ощупь – нет, настоящие. Их так много, что даже попытайся я их сосчитать, сбилась бы на сотне. На многих из них я узнаю знакомые и счастливые лица Перси и Аннабет. На некоторых им не больше одиннадцати, на других около шестнадцати. Все фотографии сделаны в разное время, но они как будто отражают одну и ту же эмоцию, написанную на лице моих друзей – счастье. Я замечаю некую закономерность: разглядывая фотографии более ранних лет, Чейз и Джексон сторонятся друг друга.

Рядом с ними часто мелькают незнакомые лица, но мне кажется, что мои друзья в центре внимания всего… лагеря? Они не врали мне? Оранжевые футболки? Фотографии посиделок у костра? Странные доспехи и мечи? Слишком необычно, но почему бы и нет?

– Лагерь Полукровок.

Я оборачиваюсь и замираю. Джексон словно завороженный глядит на фотографии и слабо улыбается. Это печальная улыбка, словно ностальгия, которая душит своими одновременно жаркими и холодными объятиями. Он проводит пальцами по одной из фотографий и бормочет себе под нос:

– Селена и Чарли…

– Чарли? – услышав знакомое имя, встреваю я.

Перси слабо кивает.

– Он был отличным парнем, как и его девушка.

– Был? – хрипло спрашиваю я. Не знаю, почему я задаю эти вопросы, зачем только донимаю Перси, ведь эта тема наверняка не особо приятна ему.

Джексон опускает глаза и хмурится. Я часто замечала за ним эту странную привычку: он делал так всегда, когда был расстроен или озадачен. Озадачен – не запуган. Слово «страх» неизвестно этому парню.

– Они погибли в автокатастрофе.

Я поднимаю голову и замечаю ту самую фотографию. На ней темноволосая, прекрасная, другого слова тут не подберешь, девушка и улыбчивый афроамериканец. Он с такой любовью и нежностью смотрел на нее, что у меня в животе появилось некое странное трепещущее чувство восторга. По сравнению с этой хрупкой бледнолицей девушкой, он был просто огромным. Но даже это несоответствие не портило ощущение того счастья, что искрилось между ними.

– А это Кларисса и Крис, – указывая на другое фото, говорит Джексон. – Она ненавидит меня, а вот Крис славный малый, пусть слегка чудаковат. Это братья Тревис и Коннор. От них в лагере одни проблемы, и знаешь что? Они хуже чем я, ты можешь себе представить, Би?

А я не могу себе этого представить. Я просто смотрю в усталые, вздернутые пеленой воспоминаний глаза Перси, и чувствую себя самым счастливым человеком на всем белом свете. Он продолжает называть странные незнакомые мне имена, а я, не отрываясь, гляжу на фото двух влюбленных. Они счастливы, и, кто знает, быть может, они счастливы и теперь, вне досягаемости этой гнусной реальности, в которую я вляпалась. Вляпались все мы.

Неожиданно, я крепко-крепко прижимаюсь к Джексону. Порыв эмоций снова заставляет меня делать необдуманные вещи, но я действительно рада, что нуждаюсь в нем. Как нуждаюсь и в моей Воображале. Как нуждаюсь в них обоих. Мне только бы дотерпеть до совершеннолетия, и тогда я смогу быть с Чарли. Тогда мое счастье станет невосполнимым.

– Ну, чего ты? – смущаясь, говорит Перси. – Хочешь, чтобы я заткнулся, да?

– Спасибо, что вы у меня есть, – как можно спокойнее отвечаю я. – Это похоже на безумие, но я никогда…

– Я знаю.

– И что вы терпите меня…

– Знаю, знаю, – Джексон бессовестно перебивает меня и треплет по влажным волосам, но я даже рада, что не приходится выдавливать из себя красноречивые предложения.

– Мне всегда нужен был старший брат вроде тебя…

– Вроде такого умного, успешного и привлекательного?

– Не надейся, Рыбьи Мозги.

Я оборачиваюсь и в дверях замечаю Аннабет. В ее руках полно сумок, но на этот раз она не возмущается, только улыбается и молча ставит их на пол. Да, Воображала действительно тронута.

– Чего ты, Би?

Я слабо улыбаюсь. Она одета в дутую куртку цвета лазури (кажется, они с Джексоном повернуты на морской тематике), и напоминает мне огромного снеговика. Чейз подходит к нам, и, словно перенимая из рук своего парня, по-сестрински прижимает меня к себе.

– Накатило, – бурчу я.

Я слышу щелчок и тут же отпускаю Энн. В дверях стоит Нико, и от его холодного, не то презрительного, не то выжидающего взгляда, мне сразу хочется скрыться в комнате. Но это вряд ли.

– Где молоко для коктейлей? – вопит с кухни Аннабет.

Я стараюсь не участвовать в этом празднике жизни, уткнувшись в ноутбук. Серьезно, организаторские способности Чейз начинаются и заканчиваются тоталитарным режимом. Она слишком уж любит командовать, но, к несчастью, в этом вся Воображала.

На меня взвалили обязанности ди-джея, но на деле… я понятия не имею, что будут слушать их старые друзья. Перси отмахнулся от моего вопроса, мол, сойдет любая, но я не хочу упасть в чужих глазах, а уж тем более в глазах друзей моих лучших друзей. Ужасно звучит. Я пыталась заговорить с Нико. Честно, первые пять секунд я считала, что у меня почти вышло, но потом он вдруг поднял на меня глаза и … все кончилось. В прямом смысле этого слова. Я просто заперлась у себя в комнате.

Что касается музыки – я меломан. Не уверена, что друзья Перси станут слушать что-нибудь вроде Basteline, Coldplay или Matchbox Twenty. Вообще-то, они могли бы сами об этом позаботиться, ведь я могу просто испортить этот вечер. И снова все сводится к тому, что я аутсайдер-неудачник. Как предсказуемо. В конец концов, я просто ввожу «популярная музыка» в поисковик, но, к сожалению, и тут меня ждет неудача: попса на попсе, которую я, к несчастью, не переношу просто физически.

Едва я откладываю ноутбук, как в комнату вваливается Джексон. С яростным криком он падает рядом со мной и зарывается под гору подушек, сваленных у изголовья кровати.

– Аннабет? – интересуюсь я.

Гулкий возглас согласия доносится из-под перин.

– Ты не пробовал быть с ней милым?

Перси реагирует мгновенно: он резко выбирается из-под завала и яростно прожигает меня взглядом.

– Не пошла бы ты … к ней?

Я поднимаю руки вверх.

– Рокировка, Джексон. Ты на музыке, я на кухне.

Что ж, наверное, я просто поспешила с выбором. Здесь творился настоящий погром. Мы собирались обойтись стандартным набором еды: пиццей, чипсами, печеньем, чем-то, что могло спасти от похмелья, но когда дело касается Аннабет Чейз, вы можете забыть о своих планах. Ей хотелось быть на высоте, несмотря на недостаток времени, продуктов и кулинарных способностей.

Сейчас подруга была в подаренной мною футболке. Сквозь пятна муки и странной жидкой субстанции (подозреваю – это были яйца), виднелась улыбающаяся рожица совы. На месте птицы, я бы обиделась.

– Ты пытаешься загримировать себя?

Чейз посылает мне такой же гневный взгляд, что и ее парень.

– Кексы. У меня ничего не выходит, – обиженно говорит Энн. – Я бездарность. У Салли они никогда не выглядят как подгоревшие угольки.

Она достает противень, и я мысленно соглашаюсь с ней. По сравнению с этими кексами, раскаленные угольки выглядят аппетитнее.

– А без них никак?

– Нет, я хочу…

– Да, да. Ошарашить всех своим кулинарным умением, которого у тебя нет, – улыбаюсь я. – Кухня – не самая сильная твоя сторона.