Я шагаю пальцами в воздухе, пытаясь передать смысл предложения, и снова падаю на парту. Пришло из Возрождения.

– Этот стиль шел в ногу со смертью…

Послышались гулкие смешки. Та самая Катрин откинулась на сиденье и игриво поправила волосы. Мне обидно за Перси, ведь он совсем не глуп. Но, кажется, об этом знаем только я и Аннабет, которая все время пыталась опровергнуть этот факт.

– И что же в нем такого смертельного?

– Я думаю, слишком острые и хаотичные углы, – уверенно говорит друг и улыбается ни то аудитории, ни то Доддерсу, ни то мне. – Ведь стиль барокко средневековый, а люди в то время думали не о здоровье, а о красоте.

Хохот стал слишком громким, но преподаватель не обратил на это никакого внимания.

– И что же? Как люди с этим справлялись? – с неподдельным интересом спрашивает он.

– Жили как-то, – подумав, отвечает Джексон. – Слушайте, мистер Доддерс, давайте расскажу о древнегреческой архитектуре и ее влиянии на развитие искусства архитектуры?

Преподаватель стягивает очки и промакивает глаза салфеткой.

– Персей, у вас очень интересное имя, не находите? Может быть, вы знаете, в честь кого вас назвали? Если ответите, ставлю плюс балл к вашему ответу.

Перси слабо ухмыляется и посылает Аннабет гневный взгляд. Та скептически поджимает губы и кривит недовольную гримасу. Негласная перепалка продолжается не больше десяти секунд, но из этой «драки» Перси выходит победителем.

– Знаете, мистер Доддерс, – он искренне улыбается преподавателю, – не в курсе.

– Что ж так, мистер Джексон? Это неуд. Это третий неуд за этот семестр. Вы движетесь в неверном направлении.

– Скажите об этом древнегреческому герою-полубогу, – криво ухмыляется Джексон и бредет на свое место.

В аудитории повисает тишина. Он знал ответ и молчал? Я удивляюсь этому парню все больше. Не понимаю, зачем он зарабатывает себе плохую репутацию? Неужели хочет вылететь из университета? А как же Аннабет? А я?

А как же я?

Видимо, весь мой испуг, непонимание и замешательство написаны у меня на лице, потому что в следующее мгновение он по-дружески треплет меня по щеке. Дурацкая привычка. Дурацкий Джексон. Дурацкие щеки. Я зла на весь мир, а в первую очередь на этого самодовольного идиота.

Остальные полчаса семинара проходят в относительно спокойной обстановке. Не считая буквально искрящегося воздуха между мной и Перси. Выступления остальных моих однокурсников не вызывает в аудитории ровным счетом никаких эмоций. Не потому, что они выступали лучше, а потому, что они не были Джексоном. Если речь заходит о моем друге, в мгновения ока найдется какой-нибудь остроумный шутник-выпендрежник. Если раньше он хотя бы позволял вступаться за себя, просто на просто не закрывая мне рот, то теперь наш мистер «я большой мальчик и умею пользоваться сливом», вставал в позу, едва я заикалась о его защите.

Аннабет считает это его новой отличительной чертой характера. Они знакомы с Перси с седьмого класса. Тогда Джексон был главной задирой школы, теперь же, будто устав от амплуа петуха, через чур быстро стал пацифистом. Какого черта, хочется спросить?

Наконец, лента заканчивается, и последний докладчик садится на свое прежнее место. Доддерс диктует темы для новой работы, но я не слушаю его. Во мне кипит злость и обида, недоумение и смятение, грусть и отчаянье. Я думаю и о провале Перси, и о Чарли, и обо всех несчастьях, что навалились на меня. Мне нужно искать работу, потому что теперь я снимаю квартиру вместе с четой Джексонов. И не смотря на то, что затраты мы делим на троих, они обходятся моему бюджету в круглую сумму. К тому же, мне нужны новые краски, холсты и кисти. Не тащить ведь все с университета?

– Ну, чего ты? – голос Джексона звучит примирительно, но меня это раздражает.

– Мой лучший–друг идиот, как мне с этим быть?

– Никак. У моего парня рыбьи мозги, Би. – Аннабет треплет угольные волосы парня, за что получает кривую гримасу недовольства. – Будем считать, мы в расчете.

– Этот старик просто валит меня.

– Просто у тебя рыбьи мозги, – пожимает плечами Энн.

– Я хочу есть, а когда я хочу есть, я слишком зол для того, чтобы обсуждать серьезные вопросы, Воображала.

– Не хочу вас расстраивать, но вы оба ведете себя как дети, – говорю я, скрещивая руки на груди.

– С такими-то щеками, – Джексон снова едко ухмыляется.

В мгновение ока парень вылетает из аудитории, а я несусь следом за ним. Позади слышен смех Аннабет. Да, вы серьезно ошибались по поводу первого курса.

В столовом помещении слишком людно. Для социофоба вроде меня это настоящая пытка. Но радует одно – напротив меня сидят два моих любимых идиота. Я думаю о том, как круто изменилась моя жизнь со школы. Не смотря на то, что я оставалась аутсайдером нашей группы, в душе появилось чувство уверенности: рядом со мной теперь Чейз и Джексон. И я постараюсь быть самой собой. Постараюсь.

Это дается мне с трудом, потому что рассказывать им о своей болезни так же сложно, как признаться в том, что я ушла из дома. Пусть хоть для кого-то я буду обычной и нормальной девушкой со слишком сложным характером.

Я смотрю на Аннабет. Не знаю, почему эта блондинка ломает стереотипы? Она слишком умна для своих белесых волос. Даже сейчас она держит в руках книгу, и, кажется, в такие минуты нас с Перси для нее просто нет. Нет для всей этой ужасной реальности, что нас окружает.

– Даже не пытайся, – с набитым ртом констатирует друг, – она в отключке.

Я оборачиваюсь к Джексону и чуть не давлюсь со смеху. На подносе этот обжора унес все то, что плохо стояло на столовском прилавке. И теперь, смачно жуя картофель фри и куриные крылья, он успевал досаждать Аннабет, выводя на ее щеке узоры из соуса. Девушка не реагировала, но, кажется, больше из принципа, чем из действительной заинтересованности в книге.

– Ты уже собрала вещи? – подала голос Аннабет.

От неожиданности Перси выпустил из рук крылышко, а то, в свою очередь, оставило на его новой синей рубашке жирное пятно. Он громко выругался, а я заметила на лице подруги слабую ухмылку. «Что творится с этими двумя?» – спросите вы. К несчастью, это называется любовь.

– Да. Только я сомневаюсь, что квартира выдержит нас троих.

– Если ты про шум, то не бойся. Ночью мы ведем себя довольно тихо, да, Энн? – оттирая пятно, прыснул Перси.

Аннабет залилась краской. Не знаю, зачем Джексон играет с огнем, но, кажется, этому парню в детстве отбили последние мозги.

– Я имела в виду совсем не это, – как можно более непринужденно отвечаю я.

– Твои родители не были против?

Меня снова овевает оцепенение. Липкими щупальцами к сердцу пробирается страх, но я стараюсь выдавить улыбку.

– Я же взрослая девочка, Энн. Думаю, они были только рады, что я нашла свою компанию. Чарли, – голос предательски надломился, – да, Чарли слегка расстроился.

– Твой младший сводный брат? – неожиданно лицо Перси становится серьезным и пустым.

Я согласно киваю головой. Такая смена настроения меня пугает. Но Аннабет незаметно толкает меня плечом и улыбается. Поняла – эта тема-табу. И я лучезарно улыбаюсь ей в ответ.

– Но главное, что этот Новый Год мы встретим вместе. Это ж куча конкурсов, еды, вкусняшек. Только Воображала, Рыбьи Мозги и … Эй, а про меня-то вы забыли?

– Би, – тихо перебивает Перси.

– Сразу нет. Никакой Щекастой или Хомячки, понял? Придумай, что-нибудь поумнее, шутник.

– Би, – словно эхом отзывается Энн, – послушай…

– Не подсказывай ему, – по-детски, упрямо прошу я.

– Мы уезжаем, – хрипло говорит Перси.

Меня словно током ударило.

– Вы уезжаете на рождественские каникулы?

– Да. Это не наша прихоть, правда. Я бы очень хотела с тобой остаться, но…

Она замолкает и умоляюще уставляется на Джексона. Они уезжают. Мое настроение холодеет градусов на пятнадцать. Она ждет, что парень выдвинет какое-нибудь логическое объяснение тому, почему они снова срываются и уезжают в неизвестном мне направлении.