– Опять катание на лыжах или дайвинг с семьей? – колко подмечаю я.
Перси сразу мрачнеет и отворачивается от меня. Аннабет смотрит прямо перед собой, но теперь ее глаза не горят интересом, а обеспокоенно скользят по поверхности книжных страниц.
Я любила этих двоих. Мы были лучшими друзьями. Но даже у нас были секреты.
Они могли пропасть на две-три недели. Не отвечать на звонки, не отвечать на сообщения. Просто – бах! – и этих двоих словно сметало ураганом. Они слишком часто меняли телефоны. Так часто, что я не успевала вносить их в память своего гаджета. Однажды я просто перестала удалять старые номера своих друзей, и к концу месяца память моего телефона была забита до отказа. Спустя месяц я плюнула на это занятие.
Я отшучивалась, называя их «подпольными наркодилерами», но, так или иначе, была у этих двоих какая-то своя, неизвестная мне, жизнь. Это не обижало меня, ведь и я не была с ними до конца откровенной. Но это рождественские каникулы! О которых мы с Аннабет мечтали с начала ноября.
– Знаешь, чтобы не тянуть, – прочистив горло, говорит Перси. – мы вернемся к концу января.
Это уже удар ниже пояса. Значит, весь январь я проведу в толпе незнакомых людей, которые то и дело будут подкалывать меня? Мало того, что новогодняя ночь в край испорчена, так я еще и пушечным мясом стану?
Я пытаюсь дышать спокойно, но у меня попросту сдают нервы. Я закрываю глаза и считаю до десяти. Должно помочь, если всегда помогало.
– Но есть и хорошие новости, – как-то неуверенно начинает Аннабет.
Я скептически уставляюсь на подругу. Не могу поверить, что в этой ситуации применимо слово “хорошие новости”.
– Мы устроим вечеринку в честь окончания учебного года. Если ты не забыла, сегодня двадцать восьмое, – на ее лице играет улыбка, а мне хоть на стену лезь. – сегодня к нам приедут старые друзья. Мы с ними вместе… эм…
– Отдыхали в лагере.
Да, конечно, в лагере. Я так и поверила.
– Ты не против?
– Не наркоманы? – выдавливаю кривую ухмылку я.
– Не то чтобы… – начинает Перси.
Меня пробирает хохот. Я смеюсь сквозь слезы, потому что действительно не готова отпустить их обоих. Первым мой заразительный настрой подхватывает Перси. Он пытается потрепать меня по щекам, но от смеха сгибается пополам. Аннабет сдается не многим позже. Сквозь слезы я замечаю, как она сгребает парня в охапку и запускает руку в черные волосы.
Мне от чего-то становится по-доброму грустно. Я хотела бы быть на месте Аннабет. Быть такой же счастливой, любимой, пусть и по-особенному, пусть странно и иногда пугающе, но любимой. Джексон дергает девушку за прядь волос, от чего та наклоняется ниже. Приличный человек должен отвести взгляд, а я продолжаю улыбаться, глядя на них.
Он целует ее. И я запоздало утыкаюсь носом в тарелку. Я довольно странный друг. Возможно, они просто избегают меня, не желают моего общества. Я зациклена на этом. Одиночество избивало меня столько лет, а я продолжала строить из себя сильную. Для себя ли? Для Чарли? Вспоминая его слова, я думаю о том, как быстро он вырос. Как повзрослел, хотя мне казалось, что он все тот же маленький неумелый мальчишка с зелеными глазами.
А теперь? Теперь рядом со мной они, пусть странные, пусть скрытные и не вполне адекватные… Но друзья – это отражение нас самих. И мне кажется, моя идея-фикс не так уж плоха, раз для них я стала чем-то дорогим.
И неожиданно я понимаю, что всю жизнь я нуждалась именно в Перси и Аннабет. Эта мысль сваливается на меня из неоткуда, но уверенность в том, что так оно и есть, не покидает меня. И снова солнце. Оно пронизывает университетское здание теплыми лучами, словно нити тонкого чарующего материала. Я оборачиваюсь к окну и снова ощущаю беззаботное тепло и умиротворенное спокойствие. Я словно солнечная батарейка, что от одного касания звезды вспыхивает внутренним светом.
Улыбка, не сползающая с лица, становится шире.
– Перси Джексон, ты не вытер губы! – по все столовой разносится дикий вопль Энн.
– Серьезно? Ты собираешься играть в волейбол? – скептически спрашиваю я.
Аннабет пожимает плечами, натягивая футболку.
– Ты можешь остаться здесь. Я не против надрать задницы нашим курицам в одиночку.
– Не много ли агрессии, Чейз? – смеясь, спрашиваю я. – Что-то мало на тебя похоже.
– Видела Катрин на истории? Пялилась на Рыбьи мозги, как шлю…
– Ревнуем?
Аннабет тут же недовольно хмыкает. Ну, ясно. Куда мы без упрямства и гордости?
– И не подумаю. – уверенно говорит Энн, – кому он нужен?
Я утыкаюсь носом в свой альбом, стараясь не засмеяться. Вожу карандашом по бумаге и думаю о предстоящем вечере. Старые друзья. Интересно, где они познакомились на самом деле? И что собой представляет эта кучка «не наркоманов»?
– Анни, – зову я, – а кто эти старые друзья?
Чейз закатывает глаза и махает рукой. Еще одна тема-табу?
– Не увиливай. Теперь мы живем втроем, и я должна знать, кого вы пускаете на порог нашей квартиры, – делая акцент на последних словах, уверенно произношу я.
– Ты еще не переехала, – усмехается подруга, – а уже выкручиваешь руки. Они, правда, отличные ребята, и я уже достаточно давно их знаю. Минимум выпивки, и они будут паиньками.
– Серьезно? Выпивка? – ною я.
– Это конец первого семестра. Мы дожили до него, – говорит она как-то задумчиво, – у тебя нет причин отказываться.
– К тому же, ты, наконец, увидишь пьяную Воображалу. Это многого стоит, – в дверях показывается Джексон.
На его губах по-прежнему играет ухмылка. Интересно, он хоть когда-нибудь перестанет корчить эту мину? В руках он крутит волейбольный мяч и как-то по особенному щурит глаза.
– Я не понял, Марджер, – говорит он грубо, – ты почему еще не на поле? Чего ухмыляешься, Чейз, тебя это тоже касается.
Ну да. Старший тренер расформированной женской команды по волейболу. Корчит из себя командира. Аннабет пихает меня плечом и незаметно для своего парня подмигивает мне. Я фыркаю и возвращаюсь к рисованию.
– Простите, Мистер Джексон. Такого больше не повторится, – лепечет она сладким голоском.
Они оба просто невыносимы. Держась за руки, парочка выходят из раздевалки, и я, наконец, остаюсь одна. Знаю, знаю. «Наконец» – громко сказано, но предвкушая вечер, я действительно чувствую облегчение.
Облокачиваясь на шкафчики, я уже представляю образ некой незнакомки, что появится на бумаге. У нее высокий лоб, точеные высокие скулы и задорная полуулыбка. По-моему, у нее есть веснушки. Курносый нос, светло-карие глаза. Сперва я хочу собрать ее волосы в хвостик, но тогда незнакомка получается уж слишком взрослой и строгой, и этот образ не вяжется с милой пепельноволосой девчушкой в моем воображении.
Я уже представляю, как стану накладывать тени на ее лицо. Пусть у нее тоже будут круглые щеки, как у меня. Не одной же мне мучится с Джексоном? К глазам я приступаю в последнюю очередь. В них должны отражаться чувства человека, его переживания, помыслы. И я придумываю историю для этой девушки. Но чем дальше продвигается дело, тем больше я понимаю, что улыбка лишний элемент на ее лице.
Когда картина замыливает взгляд, я просто продолжаю прорисовывать детали, не обращая на общий вид никакого внимания. Но теперь, оторвавшись от ее черно-белых черт, я понимаю, как ошиблась. В глазах девушки призыв к действию, моление и необъяснимая мне тревога. Несмотря на слишком неестественную улыбку, она кажется мне до боли знакомой. Я узнаю зигзагообразный, едва заметный шрам у виска. Веснушчатые щеки и тот самый курносый нос, что создало мое воображение. Но это не его рук дело.
Неожиданно, я чувствую резкую головную боль. Она пронзает тело, и я чувствую, как из рук выпадает карандаш. Меня сворачивает пополам, и, чтобы не закричать, я кусаю губы. До боли. До крови.
Хлопья снега опадают на мои плечи, а я продолжаю ловить их ртом, зажмурив глаза от удовольствия. Чувство свободы пьянит меня, и я не замечаю никого в округе. Только странную, статную фигуру человека в черном плаще. Он пристально наблюдает за мной со стороны.
