Но ничего не происходит. Вместо этого она просто смотрит на меня. Сколько проходит драгоценных минут в таком положении – глаза в глаза – сказать сложно. Только никаких проявлений чувств нет. Есть только безразличие и злоба, которую нельзя приписать к эмоциям прошлых чувств.

– Di immortales, Чейз!

Если бы у меня были мозги, я бы не стал делать этого. Если бы у меня было чувство самосохранения, я бы перед тем, как делать это, тысячу раз подумать. Но я уже прижал ее к столу, уже впился в родные, сопротивляющиеся губы, а остальное – не так важно. Кровь скользнула к губам, и вкус поцелуя стал напоминать раскаленный, жидкий металл, сочащийся по губам к горлу. Руки Аннабет причиняли боль, оставляли кровоподтеки и ссадины, а зубы тщетно смыкались на моих губах. Это не останавливало меня. Перехватив ее руки, что пытались искалечить меня, я сковываю их в замок, и наваливаюсь на нее всем телом. Она не может двигаться. Все еще извивается подо мной и злится.

Когда я прекращаю поцелуй, Аннабет рассыпается в проклятиях, шипит и вырывается так, словно это вызывало в ней только отвращение. Она вся горит, будто от лихорадки. На лбу испарина, а кровь окрашивает ее губы в ало-розовый оттенок.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – до хрипоты кричит она. – Ненавижу! Как сильно я ненавижу тебя!

От обиды в уголках ее глаз выступают слезы, и только это охлаждает мой пыл.

– Аннабет, – я перехватываю ее лицо свободно рукой.

– Убери от меня свои руки, убери!

– Я люблю тебя, – заправляя выбившуюся прядь седых волос, говорю я. – Всегда буду.

Она замирает. Кровь стекает от носа к щеке. Стало чуть хуже. Потому я придерживаю ее голову в таком положении, пока кровь не останавливается совершенно. Что ж, теперь она знает о моем секрете. Хотя какой это был секрет? Девушка по-прежнему наблюдает за моими движениями с опаской. И, когда я склоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, она зажмуривается, а к виску скатывается прозрачная капля.

Все кончено, наверное. Все кончено уже давно.

Она больше не сопротивляется, а в грозовых глазах нельзя прочитать ничего, кроме удивления. Воображала молчит, когда я отпускаю ее и отхожу в сторону. Спустя некоторое время она усаживается на стул, утыкаясь в бумаги так, будто ничего особенного не произошло.

Оглядывая комнату, я замечаю, что она увешана статьями и заметками. Уйти сейчас – значило бы поражение, потому я просто отхожу к стене, погружаясь в чтение бесполезной газеты. Ничего интересного. Ограбление в Нью-Йорке не редкое событие. Я перехожу от статьи к статье – в каждой из них подчеркнуто и выделено несколько слов. Если Аннабет и пыталась найти местонахождение Феникса, эти статьи мало помогли ей в этом. Странные слова угадываются практически в каждой вырезке: маска (обман, ложь), жертва (истец, пострадавший), земля (участок, планета), владения (имение, хозяин), друг (совладелец, напарник), брат (родственник, кузен).

Чтобы не хотела найти Аннабет, кажется, этот план провалился. И она решила оставить это. Многие из газет просто-напросто сорваны со стены и кусками смятых бумаг валяются поодаль. Будто это было не действенно, и Воображала решила оставить это.

Но в некотором роде, это все же подействовало. Когда я делаю несколько шагов назад, и вся стена попадает в поле моего зрения, я упираюсь в противоположную стену каюту. Мозг начинает сопоставлять каждую вырезку, каждое выделенное слово и я шагаю к столу Аннабет. И, прежде чем та успевает отпрянуть, я выхватываю красный маркер.

– Что… что ты делаешь? – раздается ее растерянный голос, когда я начинаю проводить линии по отсыревшей бумаге. – Перси?

Я не могу ответить. По крайней мере, до тех пор, пока не сложится вся картинка. Линия за линией я перехожу от одной стороны стены к другой. Алый маркер соединяет слова непонятные мне прежде, а теперь становившиеся чем-то единым. Аннабет повторяет мое имя раз за разом, а я все черчу линии в надежде, что это даст нам хоть какой-то ответ.

Но, когда я делаю несколько шагов назад, а маркер сам выпадает из онемевших пальцев, я замираю на месте.

Алые линии сложились не в ответ. Они запутали нас еще больше, они сбивали с толку и приводили в неистовство. Теперь все действительно изменилось.

– Феникс…– слабым голосом хрипит Аннабет.

–…Чарли, – заканчиваю я, глядя на алые, потекшие линии.

Комментарий к

XXII

Всю информацию о поступлении последних глав вы можете найти здесь:https://vk.com/gromova_asya_writer

Не забывайте отписываться, Читатели

<3

====== XXIII ======

Глава XXIII

Перси

Birdy – 13. Not About Angels

Digital Daggers – Still Here

С каждым часом проведенным в небе становится все холоднее. Лео вовремя включил обогрев верхней палубы, но даже это отчасти не спасало от пронзающего, словно иглы, морозного холода. Я перевожу взгляд на друзей, и тяжелый вздох невольно срывается с губ. От чего было по-настоящему холодно, так от неверующего взгляда Джейсона, что упрямо вглядывался в черты лица Воображалы.

– Попробуй вспомнить…– начинает Пайпер, поглаживая ее по руке.

Она выглядит испуганной и сбитой с толку. Еще бы, после того, что я показал всей нашей команде, мы были в неком шоке от того, что Аннабет знала, кто именно оказался фениксом. Но чары Афродиты не действуют, и Воображала вскидывает на нее глаза полные злости и раздражения.

– Могу повторить еще раз: я понятия не имею, как эти слова сложились в… в то, что сложилось.

– Но это же ты расклеила статьи, – вмешивается Вальдес.

– Да, но я не подчеркивала никаких слов. Это обычные газеты. Я просто люблю читать о подобном…

– Грабежи и убийства? – насмешливо спрашивает Лео.

– Именно, – прищуриваясь, отвечает Аннабет.

Если бы она могла испепелить взглядом, то от сына Гефеста остался бы только прах. Я усаживаюсь с Фрэнком и примирительно начинаю:

– Предположим, это была действительно не Аннабет.

– Но кому взбрело в голову пробраться на корабль? Из-за дурацких газет? – вмешивается Фрэнк.

– Что если это правда? Что, если это действительно брат Би, и мы должны как можно скорей добраться до Нью-Йорка? – выдвигает свою идею Пайпер.

– На Олимп не так просто попасть, когда твои божественные родители пытаются тебя убить.

– Резонно, Лео. Я придерживаюсь идеи, что все это только уловка для того, чтобы заманить нас в ловушку, – начинает Джейсон. – Курс прежний – Финикия.

Аннабет слабо улыбается, когда слышит поддержку в словах сына Зевса. Отчего-то меня это раздражает. Однако, Калипсо всегда умела удивлять. Из девушки, которая боялась гнева полукровок, она стала бесстрашной девой -воительницей, которая шагает к «круглому» столу и раздраженно опускает кулак на его поверхность, призывая всех к тишине.

– Пока вы рассуждаете о том, куда направить Арго-II, на земле уже происходят катаклизмы. Уран пробуждается. Вы можете не верить мне, но Беатрис – единственная дочь Гелиоса. Она и Чарли – связаны, и только она может изменить ход его судьбы.

– Выключите это сумасшедшее радио, – бросает Аннабет, презрительно глядя на Калипсо.

Богиня пожимает губы и подается чуть вперед.

– Я говорю правду. Это может доказать Пайпер, которая уже не в первый раз за сегодня применяет ко мне свою магию.

Дочь Афродиты пугливо прячет взгляд, а Джейсон делается еще более суровым и серьезным.

– Ты подвергла Беатрис опасности. Гелиос мог уничтожить ее, как уничтожил бы любой олимпиец каждого из нас.

– Это другое. Беатрис непризнанный ребенок, – упрямо начинает богиня. – Она – единственный человек, который может остановить феникса.

– Чарли – ребенок, Калипсо, – не удерживаюсь я. – Я верю в то, что кто-то желал для него лучшей защиты и потому выбрал именно нас. Но то, что он может навредить всему человечеству…

– Ты не знаешь, на что он способен. И никто не знает. Никто, кроме богов, которые однажды уже имели дело с ним.

– Бред, – встревает Аннабет. – Это мифы. И не все из них являются правдой.