И в этот момент я замечаю ее. Когда становится слишком поздно. Когда гончие ряд к ряду движутся в ее сторону. Когда крик, вырываясь наружу, не глушит хрип монстров. Псы сошли с ума, будто завороженные, бросая своих полуживых жертв, или не обращая внимания на удары, что наносят первые оклемавшиеся полукровки.
Самое страшное и ненормальное – видеть ее собранное лицо, дрожащие руки и спату, что подрагивает и всхлипывает, рассекая воздух. Ты не должна была стать частью того, к чему никогда не принадлежала. Ты должна была быть человеком. Моей лучшей подругой. В безопасности. Ты не должна была обрекать себя на гибель. Поступать так опрометчиво и глупо. Мое зрение, слух и осязание обострились до предела. Но к несчастью, вокруг замершая тишина, что кроме хрипов монстров перестала откликаться даже раскатами грома.
Чья-то пара рук смыкается на моих плечах.
– Нет! Это же Беатрис! Как ты можешь?! – полушепотом, полуживым голосом молю я. – Это Би… Наша с тобой Би… Пожалуйста!
– К несчастью, не наша, – сипло отвечает Нико, сжимая меня еще крепче.
Он снова решил все за меня.
Я замечаю, как петляя между раненых жителей лагеря, бежит Перси. Прихрамывая, кажется, едва передвигая ногами, но он рвется вперед, словно это действительно что-то значит. Ну конечно. Это значит. И он снова оберегает меня. Горечь подступила к горлу вместе со страхом и тошнотой. Нико, все еще придерживая меня за плечи, выдвигается вперед, вместе с толпой очнувшихся полукровок. Я слышу стоны, всхлипы, чьи-то надрывные рыдания. Никому нет дела до Би, что спасла всех.
И в эту секунду по телу пробирается холод. Температура падает, вместе с тем принося жуткий, леденящий кровь, морозный ветер. Пурга взмывает над полем, белым, непроглядным вихрем, и я теряю из виду вздрагивающую спину Перси. Духи льда, что появились из неоткуда, вспыхивают мириадами звезд, осыпаясь на землю ледяной крошкой. С ветром над нами повисает чей-то смех.
– Хиона, – хрипит Нико то ли от злости, то ли от холода.
Меня бьет мелкая дрожь, а челюсть сводит от стука зубов. Хоть бы Перси успел. Хоть бы смог помочь ей. Пока метель скрывает Беатрис из виду, у них все еще есть шанс. И я молю богов, чтобы этот шанс спас их обоих.
– Подумать только! Лагерь-полукровок не такая уж непреступная крепость, – звонкий голос богини разносится на всю округу. – Коим его описывают, разумеется. Где же герои? Где бесстрашие? Где убийственная самоуверенность? Ну же! Перси Джексон?! Всезнающая Аннабет?! Самоуверенный сын Зевса?! Безрукий механик?! Кучка бездарных богов, попытавшаяся спасти свой дом, где же вы?!
Внутри горит злоба. Злоба на правоту Хионы. Я не смогла спасти свой дом. Сейчас, спеша в сторону, где под покровом снежного вихря должна быть Беатрис, я иду по трупам. В прямом смысле этого слова. Переступая или спотыкаясь о них, я надеюсь, что среди нет тех, кого я знала. О боги, я не хотела, чтобы там был любой из полукровок. Пусть это будут мохнатые тела гончих, осыпавшаяся крошка бывших фригасов, но только не родные мне по крови братья и сестры.
Но никто не откликается. Тишина выедает изнутри. Каждый мой нерв, несмотря на то, что мы с Нико бредем между своих друзей, напрягся. Они не живы, не мертвы. Они точно так же надеются не узнать среди мертвых своих родных. Но я уверена, что это не так. Так или иначе, мы потеряли слишком много, чтобы теперь надеяться на возмездие.
– Они пришли сюда за детьми, – шепчет Нико. – Тогда почему Хиона до сих пор здесь, если мы отправили…
– Все дело в нас. Она выдвинет нам ультиматум, от которого мы не сможем отказаться. Иначе…
– Иначе она просто уничтожит лагерь, – шепотом продолжает сын Аида.
Мы, наконец, просачиваемся сквозь толпу, к тому месту, где редеет снежная буря. Я кратко киваю своим знакомым, что пропускают меня вперед. Они провожают нас запуганными, устрашающе-холодными глазами, но я не имею права даже на секунду усомниться в собственной уверенности. Плечо онемело от натиска ладони Нико, но он по-прежнему сжимает его, будто это единственное, что теперь важно.
– Аннабет Чейз, – мое имя повисает в тишине, словно клеймо. – Аннабет Чейз! Дитя Афины!
Хиона просто издевается. Она зовет меня, и, кажется, я знаю для чего. Я мгновенно останавливаюсь и чувствую новую, сдавливающую словно тиски, волну страха. Внутри нет больше места другим эмоциям. Страх становится всепоглощающим атрибутом моего естества. Я могу лишь молить о том, чтобы она не узнала моего секрета. Цена его огласки может быть слишком велика.
Нико пытается подтолкнуть меня, считая, что оцепенение пришло только из-за того, что Хиона обратилась ко мне лично. Но если бы он только знал, как ошибся.
– Аннабет, неужели ты не захочешь поздороваться со мной? В прошлую нашу встречу вы заточили мою госпожу в глубинах Тартара, – голос богини тих, но пронизывающ, как колючий ветер, что бродит по коже. – Но не у всех ее последователей такая плохая память. Помнишь, как уничтожила меня? Как медленно и верно меня поглощала преисподняя? А каков огонь в твоих глазах, а ненависть, а страсть! Ты не подумывала стать убийцей?
Я не вижу лица богини, но знаю, что на ней светится сумасшедшая, победная улыбка. Тон ее голоса приобретает надрывные нотки бешенства, словно она сходит с ума. Не уверена, что мои догадки верны, но, кажется, Хиона вернулась для того, чтобы отомстить мне. Лично.
Нико не подпустит меня ближе. Даже в том случае, если на нас нападет адская гончая, скорее всего, он перенесет нас к Зефировому ручью, чтобы залечить раны и передохнуть. Слово, данное Перси, слишком велико. Сам Перси значил для него слишком много. Как будто Рыбьи Мозги стал для него хранилищем воспоминаний. Еще тех, живых и пронизывающе искренних воспоминаний, когда сам Нико был еще маленьким и беззащитным мальчиком, нуждающимся в опеке.
Но я знаю, что медлить нельзя. Хиона не оставит от лагеря и камня на камне, если я не потороплюсь. В тоже мгновение я подаюсь вперед, чтобы затем резко выбросить локоть. Слышен хруст и нервный выдох ди Анджело. Извинюсь позже. Если доживу, конечно. Я расталкиваю толпу руками, создавая шумное оживление на тот случай, если сын Аида все же попытается настигнуть меня. Богиня должна обратить на меня внимание, должна заметить в толпе столь ненавистное лицо своего врага.
И в какой-то момент я прорываюсь сквозь снежную завесу, что отделяет меня от Хионы, а, возможно, и от Беатрис. Все тело пронзает холод, будто в кожу только что всадили дюжину острых игл, но я не имею права останавливаться. Меня сносит вбок, но я упрямо стремлюсь вперед просто потому, что все еще есть ради чего жить. И мои пытки вознаграждаются.
Глаза богини сперва расширяются от удивления, а затем раздается её жуткий, пронизывающий смех. Хиона рада меня видеть, чего я про нее не могу сказать. Я поудобнее вкладываю кинжал в руку, словно это хоть как-то может спасти меня. Будем рассчитывать на то, что я дочь Афины. Неординарность и неожиданность – мой конек. Надеюсь, стратегия игры «Не покройся льдом за минуту» вот-вот вспыхнет моей голове.
– Ну, здравствуй, моя дорогая, – все тот же тихий, сумасшедший тон. – Соскучилась по мне?
– Не так сильно, как ты по моему кинжалу. Где Беатрис?!
Хиона спокойна, но вместе с тем ее гнев и страх выдают леденящие душу глаза.
– Человек, что видит сквозь Туман? Ах, да. Новый атрибут моей восстановленной коллекции в Квебеке.
– Лжешь! – выплевываю я.
– Даже если и так, мои псы не особо любят человечину, но лично для нее сделают исключение, – Хиона передергивает плечами, словно брезгуя. – Вприкуску с Джексоном будет что надо. Но я здесь не для того, чтобы убить тебя. Даже не для того, чтобы раскрыть твой маленький секретик. Ты же дочь Афины, прояви смекалку.
Кокон замирает в воздухе и мгновенно рассыпается, когда Хиона ступает на землю. За ее спиной тысячи адских гончих, что нетерпеливо роют землю лапами в предвкушении лакомства. Но теперь вокруг нас полукругом столпились раненные полукровки, что глядят на меня, как на спасителя. И это жутко, потому что в действительности у меня нет никакого плана. Даже идей по поводу того, как можно оградить лагерь от гнева богини льда.
