— Чай будете?

— Да, а вы? — и она посмотрела в мою сторону.

— Пожалуй, за компанию, — произнес я.

— Два стакана, — и прикрыв дверь в купе, добавила, — они еще часа два проспят.

— А ночью? — вырвалось у меня.

— Не волнуйтесь, они за день так измотались, что в девять лягут и до самого утра проспят.

— Я не в том смысле.

— Все нормально. Я же понимаю. Сама когда-то терпеть не могла ездить не то что в купе, в самолете, рядом с пассажирами с детьми. Поэтому стараюсь привить дочерям понятие такта и достойного поведения в общественных местах, но пока слабо получается.

— Дети, что вы хотите?

— То и хочу, чтобы вели себя иначе.

— Стоит ли?

— Стоит, очень стоит.

— Вам виднее.

— Это точно.

Снова наступила пауза в разговоре, а вскоре в купе опять постучали, и проводница просунула в открытую дверь два стакана чая и пару кубиков сахара.

Я взял их у проводницы и поставил на стол.

— Не желаете перекусить?

— Мы же недавно ели! — Ответ Марии Викторовны был так откровенен, что я вовсе не обиделся, хотя при других обстоятельствах, эта фраза могла означать, — Сколько можно есть?

— Сладкое не еда, так, баловство и не более того.

— Ну, раз так, а у вас есть что-то вкусное? — и снова фраза была сказана без кокетства, а вполне естественно.

— Смотря, что считать вкусным, — я достал из-под стола портфель и выудил из него два пакетика с нарезкой, банку печеночного паштета, батон уже порезанного на ломтики белого хлеба и, заглянув внутрь портфеля, произнес:

— Есть еще два апельсина и два банана, но их, наверное, лучше оставить девочкам, как вы считаете?

— Спасибо, мы так опаздывали на поезд, что ничего не успели взять с собой, рассчитывая сходить в местный ресторан и что-то купить.

— Если не хватит, можно сходить, а сейчас прошу, и я демонстративно подвинулся к окну, предлагая ей присесть ближе к столу.

Поезд постукивал на стыках рельсов и с каждой минутой приближал нас к дому. Горячий чай с бутербродом навеяли сон, и я даже зевнул, после чего произнес:

— Может, вы хотите отдохнуть?

— Если не возражаете?

— Конечно, — и я вышел из купе.

Вскоре она открыла дверь, стоя передо мной в домашнем халате и предложила мне пройти и переодеться. Я вернулся в купе, скинул свитер и брюки и, натянув тренировочный костюм, устроился на верхней полке. Вскоре Мария Викторовна вошла и, расположившись внизу, достала книгу. Я некоторое время лежал, думая то о попутчице и её детях, то о предстоящем докладе по поводу проведенных во время командировки работ. Потом на память пришла статья, которую прочел накануне и вскоре я сомкнул веки и благополучно заснул.

Я проснулся в тот момент, когда неожиданно услышал голоса:

— Я же просила не шуметь. Дядя спит, а вы галдите. Когда вы спали, вам же никто не мешал.

— Мам, я в туалет хочу, — раздался жалобный голос младшей.

— Хорошо, сейчас сходим. Катюша, ты побудь здесь, а я отведу Машуню в туалет.

— Мам, давай я.

— Хорошо, только потом никакой беготни по коридору, сразу назад, договорились?

— Хорошо, — дверь приоткрылась, и девочки выскочили из купе. Мария Викторовна прикрыла её, но не до конца.

Я опустил голову и произнес:

— Что-то меня так сморило, что заснул.

— Мои все-таки вас разбудили?

— Да нет, сколько можно спать, а то ночью не засну, — я посмотрел на часы и, присвистнув, добавил, — ничего себе, почти два часа проспал. Вы позволите, я слезу?

— Да, конечно, — и она вышла из купе. Я спрыгнул вниз и посмотрел на себя в зеркало.

— А что, вполне нормальный вид для сорокапятилетнего мужика. И живота вроде нет и фигура в порядке, а седых волос совсем мало, разве что борода предательски выдает возраст, может сбрить? Я невольно уставился в зеркало, рассматривая как много седых волос в усах и бороде. Есть конечно, но что поделать. И чего это я вдруг так заинтересовался своим внешним видом? — невольно подумал я, и открыл дверь, услышав детские голоса бегущих по коридору девчат.

— Ой, мам, дядя проснулся. Доброе утро.

— Какое утро, девочки. Время уже пятый час, — произнесла Мария Викторовна.

Да, пожалуй, мамаша строга, — подумал я. Что ни скажут, постоянно делает замечания. Интересно, как она разговаривает с мужем? Если в том же духе, удавиться можно. Я посмотрел на притихших, от замечания матери девочек и улыбнулся. Решив, что я не сержусь, они снова бросились в коридор играть.

— Право, не стоит их все время ограничивать, — я хотел сказать делать замечания, но передумал.

— Возможно, стоит, иначе потом будет слишком сложно что-то поправить в их воспитании.

— Вероятно, вас воспитывали так же строго?

— Это плохо?

— Не знаю, лично меня баловали. По крайней мере, я так считаю.

— Баловать и делать замечания по делу — совершенно разные вещи.

— Правда, я не знал, — делая удивленное лицо, произнес я, а сам подумал, — может она учительница или работает воспитателем в саду?

— В их воспитании и так достаточно пробелов и если упустить время и не замечать ошибок, то через пару лет любые попытки что-либо изменить будут бесполезны.

— А вот меня воспитала улица. И ничего, нормально. Школа, вуз, работа. Не сидел, не привлекался, семья, дочь.

— Надо же, прямо образцово-показательная анкета. Вы работник ФСБ, ах да, я забыла, коммивояжер по продаже специального оборудования.

— А вы за словом в карман не лезете.

— У меня университетское образование.

— Понятно, тогда молчу, а то получу замечание, подобно вашим детям на предмет плохого воспитания, — последняя фраза явно была лишней, но привычка говорить с подтекстом могла испортить отношение до конца поездки, однако, к моему удивлению, она рассмеялась и произнесла:

— Мужчины иногда напоминают детей своей непосредственностью.

— Мы, ммм… — я что-то скорее промычал, нежели ответил, и понял, что свалял дурака, поэтому добавил:

— Пойду, душ приму, — это вызвало еще большей смех со стороны моей спутницы и я, взяв полотенце, быстро направился в направлении туалета.

Зайдя в туалетную комнату и закрыв за собой дверь, я ополоснул лицо и, состроив гримасу, посмотрел на себя в зеркало. Почистив зубы и ополоснув рот, снова взглянул на себя.

— Какой душ, о чем это я? Да, языкастая попалась бабенка, весьма… Ох, скорей бы домой, — и, перекинув полотенце через плечо, легкой походкой направился в сторону купе.

К моему приходу на столе уже была разложена еда и невесть откуда появившийся чай.

— Пока вы принимали душ, я взяла на вашу долю чай, — она чуть не прыснула со смеху, а я подумал, — точно язва, какой душ в поезде? Прекрасно знает об этом, так нет, надо обязательно показать свое превосходство. Мелочь, но показать. Ладно, больше никаких нравоучений, чисто английский разговор о погоде.

— Спасибо, правильно сделали.

Я пристроился на диване и взял стакан с чаем.

— А бутерброд или пирог? — неожиданно заботливым голосом спросила она.

— Да, конечно, спасибо, — и потянулся за пирогом.

Мы пили чай, перекидываясь ничего не значащими фразами, и постепенно я внутренне успокоился, и снова стал к ней относится, как к хорошей попутчице. За то время, что мы ели, она почти ни разу не сделала замечания детям, и я подумал, — наверно зря вдруг взъелся на неё. Обычные взаимоотношения матери с детьми. Может, немного строга к ним, но ведь со стороны всегда кажется иначе?

Пока она убирала со стола и заворачивала остатки еды, я отнес пустые стаканы проводнице и поинтересовался, где находится вагон-ресторан.

— Через два вагона.

— Спасибо, не подскажете, там что-то съедобное или так себе?

— Если вы насчет спиртного, то найдете.

— Нет, я не это имел в виду.

— Тогда лучше посмотреть самим.

— Понял, еще раз спасибо, сколько с меня за чай?