Они не были наемными агентами, как некоторые думали раньше и говорят сейчас, но люди из госбезопасности, действительно, искусно ими манипулировали, намеренно прибегая к помощи настоящих провокаторов и непреднамеренно – охочих до сенсаций зарубежных корреспондентов и доверенных лиц, охотно видевших в них отважных предводителей и громогласно славивших их перед «мировой общественностью» как уважаемых основателей нового «демократического движения». И госбезопасность этот раунд выиграла: жалобный отказ этих «диссидентов», предавших и втянувших в эту грязь еще и несколько друзей, дискредитирует и все понятия и идеалы, за которые они выступали, – права человека, демократия, толерантность, свобода слова и прессы – «посмотрите сами, кто выступал за все это, сами видите, что они делали это за деньги (из-за рубежа), что все, что они проповедовали, лишь пустая болтовня или коварная ложь» и так далее и тому подобное… Именно таким способом хотят добиться того, чтобы все забыли действительно страдающих Амальрика, Григоренко, Буковского.
Многие из бывших «сочувствующих», либерально настроенных интеллигентов теперь позволяют себя таким вот образом отвлечь. Проще говоря, у нас невозможна какая-либо оппозиция, ей манипулирует государство до полного вырождения; некоторые уезжают за границу, другие – в тюрьму, а те, кто не хочет – или не может – эмигрировать, больше не верят, что есть цели и идеалы, ради которых можно пожертвовать свободой, несколько приземленным существованием с семьей, новой квартирой, дачей, с видом на турпоездки в Париж, Рим или, на худой конец, Будапешт, Софию, спокойным досугом у телевизора или же воплощением мечты, собственным автомобилем!!! И в лучшем случае – честным трудом, плодотворной работой в науке, технике, литературе, искусстве, образовании…
Мы постепенно превращаемся в общество потребления, в некоторых слоях уже в него превратились, не став при этом обществом высоких достижений, не говоря уж о правовом государстве и демократических свободах. Все, что происходит у нас в последние годы и месяцы, безоглядно-прагматическая политика внешней торговли и соответственно крайне активные дипломатические действия и ориентированная на эскпорт и рекламу активность определенных «заслуживающих доверия» функционеров в области культуры – с некоторыми из них ты лично знаком, они сумели втереться в доверие и к твоим коллегам – и в то же время изгнание из издательств, редакций, университетов и так далее всех, кто хотя бы вызывает подозрения в свободомыслии, циничная коррупция других, например, когда-то столь бурно вольнодумствующего Евгения Евтушенко, ставшего теперь закадычным другом редактора «Огонька» [Анатолия] Софронова, едва ли не открытого фашиста и главы издательства, автора стихов и пьес, еще много лет назад прославившегося как бесталанный, абсолютно необразованный, но тем более бессовестный и готовый на все успешный сталинист.
Еще несколько лет назад Евтушенко клялся, что представляет скорее его антипод, а сегодня он не только его собутыльник, но и печатается у него в журнале и ездит от редакции в Японию и другие экзотические страны в качестве специального корреспондента. Прежние друзья Евтушенко, которых ты видел у него дома – это был едва ли не последний раз, когда они там были – больше с ним не здороваются, говорят о нем с отвращением и непримиримым презрением.
Это лишь один из примеров диссимиляции, разобщенности, пустившей плоды во многих областях общественной жизни – новые аресты, новая волна эмиграции (на Ближний Восток и Дальний Запад), возобновленная охота за «подлинными» сокровищами и радостями жизни, обострившаяся, но совершенно бездуховная, исключительно формальная «идеологическая» бдительность, вновь и вновь подпитываемая растущими националистическими и шовинистическими настроениями, антирусскими, антисемитскими, антикитайскими, антинегроидными, антиарабскими… При этом к немцам (западным) и американцам отношение куда лучше, чем когда-либо. Пресса, телевидение и «люди на улице» в этом ближе друг другу, чем в других вопросах.
Но перейду к литературной жизни. Из Союза писателей исключили еще несколько известных литераторов – как и четыре года назад, когда исключали Алекса [Солженицына], были некоторые протесты или, по крайней мере, «вопросительное недоумение» (например, у Евтушенко). В прошлом году исключили Александра Галича, Наума Коржавина (очень хороший лирик), Миколу Лукаша, Ивана Дзюбу, Ивана Свитличного (Украина, см. выше), [Бориса] Чичибабина, поэта из Харькова, а Владимиру Максимову и Виктору Некрасову пригрозили исключением (особенно Максимову), и никому нет до этого дела. Да и что говорить об исключении, если молчат об арестах и заключении в сумасшедших домах?..
Что вообще еще можно сделать? Я никогда не был столь близок к отчаянию, как в последние месяцы и годы, я прекрасно всех понимаю, особенно молодых, кто хочет отсюда уехать, «сами копайтесь в этой грязи», кто ни во что больше не верит и ни на что не надеется… Но мы – Рая и я и большинство наших друзей – не можем ни разделить эти чувства, ни порвать с этой землей, этим воздухом, в котором звучит наш язык, с землей, в которой похоронены наши друзья, с улицами этого проклятого, и все же незаменимого города, пусть он будет переполнен воняющими машинами и унылой, безликой застройкой – и с нашей милой Жуковкой, с дубами, липами, березами, елями и соснами на берегу Москвы-реки, мы едва ли не каждое дерево тут знаем «лично», они росли на наших глазах, под ними мы пережили столько радостных и печальных часов… Мы должны жить здесь и здесь умереть, потому что родину не выбирают (и не меняют), как и мать, какой бы она ни была…
Генрих Бёлль, Аннемари Бёлль, Лев Копелев. Кельн, 1984
© Из архива Льва Копелева
Я говорю все это не как всеобщий «объективный закон», я знаю и почитаю некоторых великих «бездомных» – Герцена, Рильке, Пикассо, Набокова… но для нас, для меня это именно так. Ты знаешь, как мы любим Тбилиси – год без поездки в Тбилиси это «пустой» год, так мы говорим… Но трех-четырех недель в Тбилиси или Крыму достаточно, чтобы мы начали тосковать по Москве… Пока ты молод, куда легче менять города и окрестности; я время от времени с ностальгией вспоминаю о Киеве и Харькове, где прошли мое детство и юность, но возвращаться не хочу… На фронте, в заключении и лагерях я мечтал, во сне и наяву, о Москве… Я все еще не оставил надежды съездить в Германию – это абсурд, всю жизнь писать, размышлять о немецкой поэзии, немецкой истории и при этом один-единственный раз побывать на несколько дней в Веймаре, дважды в Восточном Берлине, и никогда – западнее Эльбы. Но переехать в Германию, – пусть она мне знакома и ближе прочих стран, – переехать я бы смог только в случае выбора: «бежать или за решетку»…
Однако письмо и так уже слишком длинное, надеюсь, тебе хватило терпения и доброты дочитать до этого места, потому что теперь черед неизбежных просьб.
1) Прошу, очень прошу тебя и всех в PEN’е, кто изо всех сил нам здесь помогает, ускорить прием в национальные PEN-клубы, прежде всего, литераторов в опасном положении (Максимов, Галич, Лукаш, Кочур, Некрасов, Коржавин).
NB Чтобы все выглядело объективно, в списке должны быть и нейтральные имена, Вознесенский, Симонов, Шагинян, Григорий Марков; не забудьте и тех, кому на данный момент, кажется, ничего не угрожает (Алекс Солженицын, Лидия Чуковская, Окуджава и я) – всем нам, однако, после [подписания СССР] Конвенции [по авторским правам] снова может прийтись несладко. Но прежде всего, пожалуйста, не оставляйте вашего общественного и (доверительно-)лоббистского участия в судьбах арестованных – Григоренко, Амальрика, Буковского, Дзюбы, Свитличного и прочих. Пожалуйста, объясни всем; сейчас есть реальная возможность – какой никогда прежде не было!!! – эффективно воздействовать на здешние учреждения из-за рубежа дружеским, но неослабевающим давлением. Нужно только, чтобы в этом приняло участие больше «знаменитостей», политиков, промышленников, художников, журналистов, литераторов, ученых… и они не ограничатся разовым упоминанием, но снова и снова, снова и снова будут поднимать этот вопрос, говорить об этом, писать, просить, требовать, рекомендовать – великодушие, толерантность, гуманность и прочее суть лучшая основа для общественного доверия, все это свидетельствует о силе, надежности, вовлеченности и т. д.
