В октябре 1829 года план был утвержден, военную экспедицию назначили на июль 1830 года. Но всем было понятно, что никакая операция не будет возможна, если не блокировать морскую контрабанду. 30 апреля 1830 года начальник Морского штаба генерал-адъютант Александр Сергеевич Меншиков отдал распоряжение адмиралу Алексею Самойловичу Грейгу, сыну того самого адмирала Грейга, героя эпохи Екатерины II, отправить корабли для блокирования восточного побережья Черного моря. 5 мая глава МИД канцлер Нессельроде известил об этом русского посланника в Турции. Тот должен был объяснить султану, что блокада не направлена против торговли или против Турции в целом, что она касается только контрабандистов, которые из турецких портов перевозят горцам порох, свинец и оружие. А это началось почти сразу после того, как Турция подписала мирный договор. Финансировали эти операции, впрочем, не только и не столько турки, сколько англичане.
Для усиления морской группировки в Сухуми были отправлены три 20-пушечных брига и 8-пушечный люгер. Уже 25 мая они задержали у берегов Абхазии британский торговый корабль «Адольфо», на его борту нашли 6 бочек с порохом. Еще через день русские корабли, угрожая оружием, выгнали шесть турецких судов из бухты Суджук-кале, у них не было разрешения на пребывание там. Контроль морской границы империи начал приносить ощутимые результаты. В декабре 1830-го возле берегов Абхазии задержали и арестовали 6 турецких судов, которые везли порох, оружие и свинец. Весной 1832-го был издан приказ не просто о задержании, но и о конфискации судов, причаливших к берегу в запрещенных для торговли районах. Исключение составляли случаи, когда суда были вынуждены спасаться от бури. В марте 1832 года Николай I утвердил инструкцию морских пограничников (хотя их еще не называли так):
«Для сохранения Российских владений от внесения заразы и воспрепятствования подвоза военных припасов горским народам военные крейсеры будут допускать к черноморскому восточному берегу иностранные коммерческие суда только к двум пунктам — Анап и Редут-Кале, в коих есть карантин и таможни, к прочим же местам сего берега приближение оным запрещается»[110].
Надо заметить, что английское правительство право России не то что на блокаду, а вообще на территории Северного Кавказа признавать не собиралось. Русского флота англичане не боялись, что было отчасти справедливо: ремонтной базы на Черном море у России практически не было, сухие доки начали строить лишь в 1836 году. Но тем не менее, еще в 1835-м русские корабли захватили или уничтожили почти 50 судов контрабандистов. А с 1836 года русские патрули начали курсировать в западной части Черного моря круглый год — поначалу они уходили на зиму в порты, — и туркам стало еще грустнее.
Но, конечно, все корабли захватить не удавалось. И на одном из таких проскочивших кораблей в Черкесию прибыл молодой англичанин. Точнее, шотландец. Звали его Дэвид Уркварт, ему было на тот момент 28 лет. Он родился в городке Кромарти, даже сейчас это считается глухой провинцией, насчитывающей чуть больше 700 жителей. Уркварт учился в нескольких школах во Франции, Швейцарии и Испании. В 1821 году он вернулся в Британию, поступил в колледж Сейнт-Джон, но не доучился, потому что мать разорилась — она была вдовой — и учиться ему стало не на что. В 1827 году он отправился добровольцем в Грецию, воевать на стороне восставших против турецкого владычества греков. Со стороны Османской империи это была крайне жестокая война — одна только Хиосская резня чего стоит. Тогда турки вырезали и продали в рабство все 120-тысячное население острова. Еще раз — все население острова. Это не фигура речи. Выжили 1800 человек. Но на отношение Уркварта к туркам это не повлияло. В 1831 году он попал в Константинополь в составе английской дипломатической миссии, которая должна была установить границы между Грецией и Турцией. Молодой человек общался там с советником султана Махмуда II, и чем больше он общался, тем больше проникался турецкими идеями, взглядами, культурой. Он стал считать турок храбрыми и благородными людьми. Насколько искренним он был — это большой вопрос. Также остается загадкой, действительно ли он был романтиком или же являлся профессиональным разведчиком. А тут как раз произошли события, которые убедили Уркварта в том, что Турция и правда стала почти вассалом Петербурга и вот-вот русские получат в свои руки путь на Индию.
После того как Греция обрела независимость в 1830 году, многие поняли, что Османская империя ослабела и можно с ее мнением не считаться. Франция тут же оккупировала Алжир, а в 1831 году самый могущественный вассал империи Мухаммед Али Египетский заявил, что более не желает быть вассалом, что теперь он совсем независимый правитель. Началась Турецко-египетская война. Сын Мухаммеда Али, его звали Ибрагим-паша, стал во главе армии, которая вторглась в Сирию. Он взял несколько городов и крепостей на территории современного Израиля и Сирии, потом разбил войско Осман-паши, правителя Алеппо, заняв Дамаск, потом снова разбил турок возле нынешнего Хомса. После покорения Сирии Ибрагим-паша возле города Конья разбил превосходящие силы турецкой армии, хотя соотношение сил было 15 тысяч против 56 тысяч, и, по сути, закончил завоевание Малой Азии. Его флот подходил к Босфору, сам он стоял в шести днях пути от Константинополя.
И вот в этот момент помощь пришла с неожиданной стороны: от русских. Николай I послал на помощь Османской империи войска. Ими командовал Николай Муравьев — тот самый офицер, что когда-то совершил путешествие в Хиву. Теперь он был уже генералом, заслуженным ветераном войны с Персией и Турцией, участником штурмов крепостей, усмирителем польского восстания 1831 года. Адмирал Лазарев привел из Севастополя 4 линейных корабля и 5 фрегатов, на берег был высажен русский десант — несколько казачьих сотен и два пехотных полка с артиллерией. Ибрагим-паша захватил Смирну, но дальше не пошел. Он понимал, что такое русские войска, тем более что недавно закончились две войны, которые это наглядно показали, и он знал, кто такой генерал Муравьев. Переговоры с ним провел чрезвычайный посол и главнокомандующий сухопутными и морскими силами граф Алексей Орлов, который убедил Ибрагим-пашу не накалять обстановку, прислушаться к голосу разума и спокойно уйти назад в Египет. Ибрагим-паша подписал с Махмудом II мир, а с Российской империей был заключен Ункяр-Искелесийский договор. Россия и Турция договорились о военном союзе, если одна из стран подвергается нападению, и секретная статья договора требовала закрытия Босфора для кораблей любых стран кроме России. В Лондоне это сочли прямой угрозой своему положению в Средиземном море. И быстро нашли человека, который выполнил бы особую миссию по сдерживанию русских.
А Турция хоть и подписала Ункяр-Искелесийский мирный договор, но смиряться с потерей влияния на Кавказе все равно не собиралась. И пусть Россия считалась теперь вроде бы союзником, пусть хотя бы на бумаге, но это не мешало османам усилить помощь воюющим горцам. Более того, именно с 1833 года поток контрабанды, судя по отчетам российского морского ведомства, только усилился. Это, видимо, была такая благодарность русским за спасение империи. Хотя понятно, что Николай I спасал не турок и не их больное, слабое, гниющее изнутри государство. Он спасал свою страну, подарив России относительное спокойствие. Он понимал, как и за несколько лет до этого, что лучше один слабый и в целом понятный враг, чем десяток-другой воюющих государств в южном подбрюшье России, при том что каждое из этих новых государств может легко попасть в орбиту влияния Франции или Британии. А так, малыми усилиями, только лишь погрозив пальцем и пообещав использовать армию, Россия получила свободный проход через проливы и условно союзное государство. Правда, никто в Петербурге иллюзий не испытывал, и все понимали, что это за союзничек.
В принципе, эта ситуация многое объясняет, если спроецировать ее на современную нам политику. Скажем, на ситуацию на Украине. Целая страна, даже с русофобским правительством, все равно лучше, чем три-четыре маленькие Украины, в каждой из которых будет своя маленькая, русофобская и очень злая хунта.
