Пылкий Камчи-бек, один из сыновей Датхи, сосредоточил в своих руках всю перевозку контрабандных товаров через границу Кашгара. Давно его подозревала в этом русская администрация, но изловить увертливого киргиза не удавалось. Однажды пропал таможенный объездчик с двумя стражниками. Потом следствие выяснило, что они встретились с партией киргизов-контрабандистов, которые не успели скрыться от них. Чтобы избавиться от ареста и суда, киргизы убили объездчиков и сожгли их трупы. Кроме удалого, горячего Камчи-бека и молодого внука датхи, совсем мальчика, Арслан-бека, как начальников шайки контрабандистов арестовали еще за укрывательство Махмуд-бека, правителя гульчинской волостью, и Мирза-Паяса, его племянника. Всего арестовано было по этому делу 21 человек.

Престарелая мать беков, Курбан-Джан-датха, сама поехала в Новый Маргелан хлопотать за них пред военным губернатором Повало-Швыйковским. Ее допустили только в областную тюрьму на свидание со своими сыновьями и внуками, но не вняли ее униженным слезным мольбам. Суд состоялся над киргизами, и двое из них — Камчи-бек и Палван, были приговорены к смертной казни, а Махмуд-бек, Мирза-Паяс и Арслан-бек — в ссылку в Сибирь на каторжные работы»[321].

После казни сыновей Курманжан удалилась в деревню и стала жить тихой, почти отшельнической жизнью. Сохранилось несколько ее фотографий, сделанных незадолго до смерти, в 1906 году. Пожилая женщина задумчиво смотрит куда-то перед собой, словно вспоминая сына. Сделал эти фото, кстати сказать, Карл Густав Маннергейм, будущий президент Финляндии и союзник Гитлера, а тогда офицер русского Генерального штаба, выполнявший особую миссию в Азии.

Сейчас историки и политологи в Азии порой говорят о жизни Курманжан Датки, пытаются представить ее несчастной жертвой царизма. Но еще раз — власти не трогали ее детей, хотя все знали про них, пока те не убили русского офицера. И вот тут же на ум приходит биография другого киргиза, который участвовал в войне против Датки, на стороне русской армии. Более того, он окружил отряд Датки и помог ей вести переговоры с русскими. Звали его Шабдан Джантаев, в народе его чаще называли Шабдан-батыр. Он родился в семье киргизского феодального правителя, служил при дворе кокандского хана, воевал против русских, после взятия в 1862 году кокандских крепостей Ак-Суу и Мерке чуйские киргизы признали власть русского царя. Джантаев стал помогать русским чиновникам, или, как писали после его смерти, «на действительной службе не состоял, но в качестве добровольного милиционера, во главе содержимого на свой счет отряда лихих наездников из числа своих сородичей не раз оказал услугу, отмеченную начальством нашим войскам при движении их в глубь Средней Азии».

Он воевал под командованием Скобелева в Коканде. Подавлял бунты кокандской знати. Он «первый из кара-киргизского рода удостоен был награждения: знаком военного ордена и степени, а затем серебряной медалью в память покорения Кокандского ханства». В 1883 году ему пожаловали казачий чин войскового старшины, это равноценно званию полковника. В 1883 году Шабдан-батыр был приглашен на церемонию коронации императора Александра III в столицу империи. Он занимался проблемами образования среди киргизов, смог открыть частное медресе, отправлял детей из небогатых семей учиться в Русскую Школу Грамматики в город Верный. Он добивался того, чтобы в состав законодательных органов вошли и представители коренных народов. Сегодня в Бишкеке есть памятники обоим — и Курманжан Датке, и Шабдан-батыру. Но какие разные это судьбы!

Шабдан-батыр

В Российской империи чванство и глупость чиновников тоже не являлись общей практикой. И многие критиковали того же Милютина. Но почти никто из критиков не отправил детей на войну, как отправил свою дочь военный министр. И Туркестаном все же управляли очень разные люди, не только вымогатели и коррупционеры. Иначе никогда в Туркестане не появились бы новые города, железные дороги, оросительные каналы (между прочим, Туркестан по размерам сети оросительных каналов занимал второе место в мире после Индии), не задымили бы фабрики, не открыли бы двери — в том числе и для местного населения — больницы, библиотеки. Более того, русское правительство сильно ограничивало переселение русских в Туркестанский край, как раз потому, что не хотело земельных конфликтов с местным населением. Разрешение властей на колонизацию края было дано не сразу, а только в конце 19 века.

Сейчас на окраинах, например, Бишкека, в селах с русскими названиями вроде Лебединовки все еще живут потомки тех, кто перебрался сюда из Малороссии году так в 1898-м. К 1917 году в Туркестане жили около 500 тысяч русских, это примерно 7 % от общего населения края. И русские внесли огромный вклад в его устройство и развитие. Словосочетание Русский Туркестан имеет очень глубокий смысл. Эта земля полита и русским потом, вспахана и русскими руками. В этой земле лежат русские кости, и на ней живут русские люди, которые считают ее своей Родиной.

Конечно, сейчас в Азии стараются не вспоминать, что именно имперские власти стали строить и открывать русско-туземные школы, давать детям и подросткам светское образование на очень приличном уровне и что часто там преподавали молодые русские учителя, вчерашние студенты — энтузиасты и романтики, которые были уверены, что своим трудом они смогут победить тех самых косных и коррумпированных чиновников, создав новое образованное азиатское общество. А вот исламское духовенство протестовало и требовало закрытия школ. Потому что считало, что там ученики набираются ереси и что школы разрушают традиционные исламские ценности.

И не случайно крупное восстание 1898 года, случившееся в Андижане, имело исключительно религиозную подоплеку, хотя в советские годы было принято считать, что оно являлось частью «национально-освободительной борьбы народов Туркестана». Организатором восстания был Дукчи-ишан, неграмотный суфий, проповедник, обладавший тем не менее огромным влиянием. И были серьезные основания полагать, что Андижанский бунт был спровоцирован внешними силами. Упомянутый ранее Иван Ювачев рассказывал об этих событиях:

«Вдруг приезжает из Турции какой-то неизвестный авантюрист Абдул-Джалил. Он визирует свой паспорт в Маргелане и Оше и едет к Дукчи-ишану в качестве посланника с письмом от турецкого султана. Абдул-Джалил, передав ишану халат от владыки правоверных, зеленое знамя и волос пророка Магомета, убеждал его объявить газават. Дукчи долго сомневался в подлинности грамоты от султана и скромно замечал: “как это я, ничтожный человек, мог быть известен султану?” Только со вторым приездом Абдул-Джалила он, наконец, поддался обману и стал проповедовать войну с неверными. Восстание было рассчитано на легкомыслие фанатичного народа. Вместо оружия были розданы чудесные веретена, которые должны были превратить неприятельские пули и ядра в воду»[322].

18 мая 1898 года повстанцы напали на русские казармы, но войска отбили атаку. Восстание подавили очень быстро — Дукчи-ишан попал в плен, власти задержали более 500 человек, из них 18 были повешены.

Это было одно из двух крупных восстаний в Средней Азии против русской власти. Второе произошло в 1916 году, и вот оно как раз было прямым результатом деятельности русских чиновников, которые массово и бестолково стали конфисковать у местного населения земли, причем происходило это на фоне и без того сложной экономической ситуации, вызванной Первой мировой войной. И еще одной причиной стало то, что казахов и киргизов попытались призвать в армию, к чему они были совершенно не готовы. И это тоже важно понимать — никакой объединяющей идеологии, приемлемой для всех подданных, Российская империя так и не создала. При всех положительных изменениях, которые произошли в Средней Азии, многие ее жители не начали ощущать себя частью большой страны. А вот в годы СССР это произошло. Советская власть смогла дать людям новые смыслы, показать новые возможности, запустить невероятные прежде социальные лифты. И в 1941 году сотни узбеков, казахов, таджиков и киргизов пошли на фронт защищать свою советскую Родину. Взять хотя бы Панфиловскую дивизию, оборонявшую Москву.