В итоге было решено, что миссис Таррант с дочерью примут приглашение мистера Бюрраджа, и спустя несколько дней обе леди посетили его апартаменты. Верена, без сомнения, могла очень многоe рассказать об этом, но куда больше пересказывала впечатления своей матери, нежели свои собственные. Миссис Таррант унесла оттуда столько впечатлений, что могла бы питаться ими всю зиму. Там присутствовали несколько дам из Нью-Йорка, которые были «на слуху» в тот момент, и с которыми она с удовольствием пообщалась. Мистер Бюррадж был очень мил и очень интересно рассказывал о своей удивительной коллекции. Верена была склонна считать, что он достоин уважения. Он признал, что вовсе не занимается изучением права и приехал в Кембридж исключительно за дипломом. Она зашла так далеко, что спросила Олив: разве наличие вкуса и любовь к искусству ничего не стоят? Из чего та сделала вывод, что Верена увлеклась им. У мисс Ченселлор, разумеется, уже был готов ответ. Наличие вкуса и любовь к искусству – это хорошо, если они расширяют ум, а не сужают его. Верена согласилась, добавив, что ещё предстоит выяснить, как они повлияли на ум мистера Бюрраджа – чем заставила Олив опасаться, что дело принимает стремительный оборот. Особенно, когда Верена рассказала о том, что планируется очередной визит к молодому человеку, и на этот раз она просто обязана пойти, поскольку он выразил желание увидеть её, да и сама Верена по-прежнему очень хотела вместе с ней взглянуть на некоторые прекрасные предметы искусства.
Спустя пару дней после этого мистер Бюррадж оставил у двери мисс Ченселлор карточку с запиской, в которой выражал надежду, что она придёт к нему на чай в условленный день, когда ожидался также визит его матери. Олив ответила, что придёт с Вереной. Но, делая это, всё ещё не была уверена, как она поступит. Ей казалось странным, что Верена заставила её пойти на такой шаг, и это доказывало две вещи: первое, что Верену очень заинтересовал мистер Бюррадж, и второе, что её душа непередаваемо невинна. Ибо ничто иное не могло объяснить, почему она с таким безразличием относится к этой прекрасной возможности для флирта. Верена хотела знать правду, и было ясно, что сейчас она считала, что может узнать её лишь у Олив Ченселлор. Кроме того, её настойчивость доказывала, что мнение подруги о мистере Бюррадже значит для неё намного больше, чем собственное. И хотя Генри Бюррадж изрядно разозлил мисс Ченселлор во время первой встречи у Таррантов, у неё было стойкое ощущение, что он истинный джентльмен и, в сущности, неплохой парень.
Последнее стало очевидно, когда они, наконец, посетили его жилище. Он был так весел, очарователен, дружелюбен и вежлив, так внимателен к мисс Ченселлор, что первое время Олив сидела и изо всех сил встряхивала свою совесть, как остановившиеся часы, стараясь заставить её подсказать, почему она должна невзлюбить его. Она ясно видела, что никаких трудностей не возникнет с тем, чтобы невзлюбить его мать. Но это не могло помочь делу. Миссис Бюррадж приехала к сыну всего на несколько дней. Она остановилась в отеле в Бостоне. Олив почувствовала, что после такого признания следовало бы пригласить её к себе, но, к своему удовольствию, могла оправдать себя тем, что это не соответствует бостонскому темпераменту, и оставить всё как есть. Это было немного провокационно, так как в миссис Бюррадж был силён нью-йоркский дух, который позволял не обратить внимания на то, снизошёл ли бостонец до приглашения. Но таковы недостатки даже самой сладкой мести.
Это была светская дама, огромная, объёмистая, и типично уродливая. Она выглядела грузной и медленной, но это впечатление развеивалось мгновенно, стоило услышать её быструю весёлую речь и короткие яркие смешки, которыми она сопровождала все шутки или то, что ей казалось шуткой. Создавалось впечатление, что она одобряет абсолютно всё, что видит и слышит. Она была со всеми вежлива, но без лести, и очень общительна, но без той доверительности, с помощью которой бостонцы обычно показывают, что относятся к собеседнику без подозрений. Миссис Бюррадж очень нравился Бостон, Гарвардский Колледж, квартира её сына, её чашка из старого Севрского фарфорового сервиза, её чай, который оказался не настолько ужасным, как она ожидала, компания, которую сын подобрал для неё, – там было трое или четверо джентльменов, в том числе мистер Грэйси, – и, наконец, но не в последнюю очередь, Верена Таррант, с которой она общалась, как со знаменитостью, но мило и серьёзно, при этом без материнской покровительственности и намёка на их разницу в возрасте. Она говорила с ней, как с равной, считая, что гениальность и слава Верены уничтожают все различия, и девушка не нуждается ни в одобрении, ни в покровительстве. Однако она не упомянула о своих собственных взглядах и ни разу не спросила Верену о её «даре», что очень удивило последнюю. Миссис Бюррадж как будто считала, что каждый присутствующий обладал каким-нибудь талантом или отличительной чертой, и все вместе они составляли отличную компанию. Ничто в ней не показывало, что у неё есть опасения насчёт Верены и её сына. Хотя не похоже было, что ей понравится, если её сын женится на дочери гипнотизёра-целителя. Пока же она, видимо, просто радовалась, что такая молодая женщина доставила ей удовольствие своим появлением в Кембридже. Бедную Олив терзали противоречивые чувства: с одной стороны её приводила в ужас мысль о том, что Верена может выйти замуж за мистера Бюрраджа, с другой стороны, она злилась из-за того, что его мать, похоже, считала, что эта юная рыжеволосая девушка не представляет собой серьёзной опасности. Всё это она видела через призму своей застенчивости. Можно предположить, насколько иначе ей представилось бы происходящее, если бы она могла относиться ко всему проще.
Я должен добавить, что был момент, когда она почувствовала себя почти счастливой – или, по крайней мере, пожалела, что не может такой быть. Миссис Бюррадж попросила сына сыграть «какую-нибудь коротенькую вещичку», и он сел за пианино, и продемонстрировал талант, достойный гордости этой леди. Олив была крайне восприимчива к музыке, и чарующее исполнение молодого человека успокоило её и отвлекло от мрачных мыслей. За одной «коротенькой вещичкой» последовала другая, и его выбор каждый раз был очень удачным. Гости расположились в разных местах комнаты, освещённые красными отблесками огня камина, и с удовольствием слушали в абсолютной тишине. Слабый аромат горящих дров смешивался с отзвуками мелодий Шуберта и Мендельсона. Лампы под абажурами тут и там светили своим мягким светом, шкафы и подставки отбрасывали коричневые тени, в которых сияли различные ценности – резьба по слоновой кости, или чаша времён Чинквеченто. На эти полчаса Олив забыла обо всём и просто наслаждалась музыкой, признаваясь себе, что мистер Бюррадж играет изумительно. На какое-то время она успокоилась и забыла обо всех проблемах. Она даже спросила себя, действительно ли их борьба так необходима. Отношения между мужчинами и женщинами переставали казаться ей враждебными, когда она смотрела на живописную группу, собравшуюся в этой комнате. Иными словами, она позволила себе передышку, во время которой большей частью наблюдала за Вереной, которая сидела рядом с миссис Бюррадж и, похоже, наслаждалась музыкой даже больше, чем Олив. Время от времени миссис Бюррадж склонялась к её лицу и улыбалась доброй улыбкой. И тогда Верена улыбалась в ответ, и выражение её лица как будто говорило: о, да, она отказывается от всего, от всех своих принципов и планов. Ещё до того, как пришло время уходить, Олив поняла, что обе они, и Верена и она сама, практически деморализованы, и едва она собралась с силами, чтобы увести оттуда свою подругу, как услышала, как миссис Бюррадж предлагает той провести пару недель у себя в Нью-Йорке. «Это что, заговор? Почему они никак не оставят её в покое?» – подумала Олив, готовясь в случае необходимости взять Верену под своё крыло. Верена ответила, довольно поспешно, что с удовольствием посетит миссис Бюррадж, затем поняла свою поспешность, поймав взгляд Олив, и добавила, что если бы эта леди знала, насколько ярой сторонницей женской эмансипации является Верена, то, скорее всего, не стала бы приглашать её. Миссис Бюррадж посмотрела на своего сына и рассмеялась. Она сказала, что её предупредили о взглядах, которых придерживается Верена, и нет никого, кто поддерживал бы их так, как она. Она очень интересуется женской эмансипацией и считает, что в этой области предстоит сделать очень многое. Это было единственное замечание, высказанное на эту тему за весь вечер.
