Он сидел в баре в «Сент-Джордже», в то время, наверное, лучшей гостинице на Среднем Востоке, и спокойно потягивал свой аперитив, когда к нему подошел официант и передал записку от некой Элеоноры, жены корреспондента газеты «Нью-Йорк тайме» Сэма Поупа Брюера. Брюер встречался с Филби, когда они оба освещали события гражданской войны в Испании. Он знал о назначении Филби в Бейруте. Перед выездом на выполнение корреспондентского задания за пределы Бейрута он сказал Элеоноре, чтобы при появлении Филби в городе она представилась ему и предложила свою помощь в плане устройства — щедрый жест, о котором он впоследствии сожалел.
Прочитав записку, Филби подсел к Элеоноре. «Что меня прежде всего тронуло в Филби — это его одиночество, — писала позднее Элеонора. — В Бейруте он никого не знал. Определенная старомодная сдержанность отличала его от других журналистов с присущей им фамильярностью. Тогда ему было сорок четыре года. Он был среднего роста, худощав, с красивыми, несколько грубоватыми чертами лица и густо-синими глазами. Мне сразу подумалось, что этот человек много повидал в жизни, приобрел немалый опыт и тем не менее он, казалось, очень страдал. Он обладал даром создавать такую непринужденную атмосферу, что я сразу же спокойно и легко вступала с ним в беседу. Большое впечатление произвели на меня его прекрасные манеры. Мы взяли его под свое «крыло». Во время своих наездов в город он обычно приходил к нам, и вскоре стал одним из наших близких друзей».
Из книги Элеоноры «Ким Филби — шпион, которого я любила»
Использование Элеонорой в описании своих собственных впечатлений о Филби местоимений «мы», «нас» не скрывает того факта, что между ними вскоре завязались интимные отношения. Сэм Брюер часто выезжал на выполнение различных заданий. В такие периоды Элеонора и Ким выбирались в горы на пикники, купались в море, посещали рынки, обедали в уединенных ресторанах и уютных кафе. Филби бомбардировал ее любовными записками, написанными на маленьких листочках бумаги из-под сигаретных коробок. «Люблю больше, чем когда-либо, моя дорогая. Целую Ким». Позднее в тот же день: «Люблю все сильнее и сильнее. Поцелуй от твоего Кима».
Такие послания сбивали с толку Элеонору, простодушную и приятную женщину из Сиэтла, которая много путешествовала, однако осталась до удивления неопытной и простодушной. «Как и его прекрасные манеры, эпистолярное искусство Кима напоминало мне о цивилизованной жизни, которая была удивительно притягательна для американцев. Его письма погружали меня в повседневную жизнь, полную мелких и интересных происшествий. Они были написаны так остроумно и элегантно!» Элеонора подпала под знаменитые чары Филби, а что же он находил в ней? Этот роман вызывал удивление у его коллег. Они не считали ее равной Киму по интеллекту и индивидуальным чертам. «Довольно скучная и вялая женщина, с маленьким талантом скульптора, раздражающей привычкой говорить сквозь зубы и репутацией шататься на вечеринках на нетвердых ногах с остекленевшим взглядом» — такова нелестная характеристика, данная Элеоноре одним из друзей Филби.
Но для Кима это была единственная женщина. В довольно откровенном письме он писал:
«Вы самая непринужденная, приносящая покой принцесса, которую я никогда не встречал. Если бы обстоятельства не позволили мне сблизиться с вами, я бы тем не менее хотел быть одним из ваших самых близких друзей. В течение недели или двух я думал, что именно так и будет. Сейчас, дорогая, я знаю, что у вас есть горький опыт… Но известно ли вам, что такое быть преследуемым? Я в таком положении был по меньшей мере дважды. Вот это действительно трудно. Самое замечательное в вас то, что вы приняли меня таким, каким я есть, кроме спиртного, и это правильно, что вы не_ делаете одну из наиболее общих для всех женщин ошибок, не пытаетесь обратить меня в человека, которого вам хотелось бы любить».
Из книги Элеоноры «Ким Филби — шпион, которого я любила»
Сэм Брюер был неглупым человеком, и однажды, когда Филби привез Элеонору с пикника, который они устраивали в горах, он ждал их у дверей дома. Он заявил Филби, что не может запретить ему видеть Элеонору, но не хотел бы больше видеть его в своем доме. Филби стал настаивать, чтобы Элеонора получила развод, и когда она поехала из Бейрута в Сиэтл, чтобы устроить имущественные дела своего престарелого отца, она согласилась начать в США бракоразводный процесс.
Внезапно события получили резкое ускорение. 12 декабря 1957 года он получил сообщение о том, что 11 декабря скончалась его жена Айлин из-за закупорки сердечных сосудов, миокардита, респираторной инфекции и туберкулеза легких. Ей было всего сорок семь лет. Она очень быстро состарилась после ухода из семьи Кима. Сэр Роберт Маккензи вспоминает, что однажды встретил ее, когда был на обеде в доме своего друга на Кадоган-сквер, где она работала поваром. «Я был просто потрясен. Очевидно, она была очень больна, физически и умственно. Она постоянно говорила какую-то глупость. Я не удивился, когда через несколько месяцев узнал о ее смерти». Почти нет сомнений в том, что Айлин наконец узнала о предательстве своего мужа, поняла, что некоторые секреты он скрывал от нее в течение всей совместной жизни. Пристрастие к алкоголю явилось, очевидно, одной из возможностей приглушить эту боль. Айлин остается самой трагичной фигурой в нашем повествовании.
Филби направил Элеоноре телеграмму с просьбой выйти за него замуж. И когда в июле 1958 года она получила в Мексике развод, Ким пошел к Сэму Брюеру, чтобы рассказать ему об их планах. Это была вежливая встреча двух повидавших мир людей. Филби заявил Брюеру: «Я пришел сказать тебе, что получил телеграмму от Элеоноры. Она получила развод, и я хочу, чтобы ты был первым человеком, которому я говорю, что хочу на ней жениться». Брюер ответил: «Представляется, что это наилучший выход из создавшегося положения. Что ты думаешь о положении в Иране?»
Гражданская война в Ливане задержала возвращение Элеоноры. Как только она вернулась в Бейрут, они поженились. Но поскольку полученный в Мексике развод не мог быть признан законным посольством Великобритании в Бейруте, Ким и Элеонора поехали в Лондон и 24 января 1959 года поженились во второй раз. Ей было сорок пять, ему сорок семь. Свидетелями были Джек Иване, с которым Филби вместе работал в пятом отделе СИС, и старый школьный друг Тим Майлн, все еще работавший в британской разведке, который неизменно поддерживал Филби. Их готовность публично находиться в компании Филби говорила о том, что облака над его головой начали рассеиваться. Складывалось впечатление, что через восемь лет после скандала с Берджессом — Маклином МИ-5 решила в конце концов оставить его в покое.
Филби представил Элеонору своим детям и старым друзьям, провел ее по своим любимым лондонским местам. «Это любовь с заглавной буквы «Л», — сказал Филби одному из своих друзей. — Мы снимем домик в горах. Элеонора будет рисовать, а я писать. Наконец-то воцарятся мир и покой».
Нет никаких данных о том, что во время своего пребывания в Бейруте, по крайней мере в первые три года, Филби активно работал как советский разведчик. Представляется, что не было у него особых успехов и на журналистском фронте. Свою первую статью для журнала «Обсервер» он пометил 30 сентября 1951 года, и его аккуратно и обстоятельно написанные, но немного скучные статьи приходили в редакцию журнала 1–2 раза в месяц. Патрик Сил, специалист по Среднему Востоку, общавшийся с Филби в этот период, отмечает: «Он не проявлял интереса к сенсационным новостям, ни в коей мере не был охотником за интересными материалами, не культивировал контактов среди арабов, при возможности избегал поездок. Его рассказы были литературными, но не яркими, скорее бюрократическими, чем журналистскими».
Однако у Филби выработался определенный стандарт. Он достаточно заботился о своей репутации журналиста и не хотел, чтобы его имя появлялось под статьями, в которых рассматривались тривиальные вопросы. Он писал о политике и международных делах и ясно дал понять руководству «Обсервера», что не хотел бы отвлекаться на освещение других вопросов, даже если статьи будут появляться под псевдонимом. Когда служба новостей «Обсервера» запросила у него статьи о торговле арабскими девушками, тема, казалось бы, ему известная даже от своего отца, он ответил: «Вы поручили мне трудное дело. Я постараюсь выполнить вашу просьбу, но материалы придется подать за подписью Чарльза Гарнера».
