Сара так крепко сжимала прутья решетки, что кожа на пальцах побелела.

Хуан Гусман громко засмеялся, потом оглянулся на своих людей. Угрозу Сары своему главарю они восприняли далеко не так благодушно, как их хозяин.

– Если б моя мадре услышала эти слова, то вымыла бы твой рот едким мылом, маленькая женщина, – он подошел поближе, улыбка его исчезла. – Налета из-за границы не будет, так что оставь свои надежды. Эль президенте передумал. Отменил все планы твоего освобождения. Вместо них он отправил местную полицию расследовать инцидент на археологических раскопках, и я гарантировал ему лично, что все будет сделано, дабы добраться до сути этого гнусного преступления.

– Грязный мерзавец, – сказала Сара, буравя взглядом отвратительного Анаконду. – По крайней мере, хотя бы отправь профессора, мою подругу, к врачу!

– У меня есть много вопросов к нашему французскому другу, но… – он сделал знак одному из своих людей, шагнул вперед и отпер камеру, заставив Сару отступить. – Профессору Стэнсфилд я могу оказать помощь прямо сейчас.

Дверь камеры открылась с громким скрипом, Гусман вошел, за ним вплотную следовали его люди. Анаконда с усмешкой протянул руку, взял у первого охранника обрез дробовика и поднес стволы к белокурой голове профессора. Поднял взгляд и улыбнулся Саре.

Лейтенант Сара Макинтайр не могла поверить жестокости того, что ей сейчас предстояло увидеть. Ринулась вперед, отчаянно пытаясь добраться до Гусмана, но кто-то остановил ее, схватив за щиколотку. Она опустила взгляд и с удивлением увидела, что от попытки спасти Стэнсфилд ее удерживает Анри Фарбо. Он держал ее обеими руками, не давая вырваться. Сара перестала дергаться, когда грохот выстрела из обоих стволов раскатился по замкнутому пространству, заставив ее повалиться на землю. От досады Сара горько заплакала, и ее едва не вырвало, когда она подняла взгляд и увидела, что у профессора Бэйлорского университета нет большей части головы.

– Мерзкий убийца! – выкрикнула она и наклонилась, вырывая лодыжку из рук Анри.

– Так вот, сеньора, вспомни этот урок, когда я вернусь спросить понастойчивее, кто ты. А что до той лжи, что ты, мол, просто геолог, то, как сама видела, я расстраиваться не люблю. Эта женщина была моей работницей, а ты нет; к чужакам я более требователен.

Он бросил охраннику еще дымящийся обрез, вышел из камеры и стал подниматься по лестнице.

Охранник поглядел на Сару, потом сильно пнул Фарбо в живот, заставив его буквально свернуться кренделем. Сара обратила внимание, что Анри при этом не издал ни малейшего стона. Однако поднял на охранника убийственный взгляд. На что толстяк лишь улыбнулся и последовал за своим главарем из камеры и из подвала.

Сара немного полежала на полу, силясь взять себя в руки. В ушах у нее все еще звенело от выстрела, но этот звон хотя бы заглушал крики испуганных девушек, сидевших на матрацах у стен.

– У тебя… есть свойство… слегка сводить мужчин… с ума, дорогая Сара.

– Замолчи, Анри, ты остановил меня. Я могла бы…

– Оказаться… убитой, – сказал Анри, прекратив ее сетования до того, как они были полностью высказаны. Попытался сесть, но упал.

Сара наклонилась над французом и подняла его голову с холодного пола. Положила ее себе на колени и немного помолчала.

– А что ты собираешься делать, когда он придет за этими девушками? – спросила она, устраивая Фарбо небольшую проверку. Смотрела она прямо перед собой, заранее зная, каким будет ответ.

– Ничего, дорогая Сара, – открыл глаза и посмотрел на нее. – Для меня они ничего не значат.

– Право, иногда я нахожу вас бессердечным и отвратительным!

– Спасибо… моя дорогая… Сара.

Она опустила взгляд и увидела, что француз снова потерял сознание от боли.

Трое мужчин миновали несколько проломов в старой трубе, пробираясь в южную сторону к «Вратам погибели». Менденхолл использовал большие проломы, которыми, очевидно, пользовались нелегальные иммигранты для проникновения в бетонную трубу. Когда все проходили, он поднимал систему глобального ориентирования, входившую в их снаряжение. Пока что они шли прямо к своей цели.

В одном из этих провалов вдруг завибрировал сотовый телефон Джека. Коллинз поднял руку в черной перчатке, Карл с Уиллом остановились позади него и воспользовались возможностью попить витаминного напитка. Джек, напившись бодрящей смеси из небольшой алюминиевой фляжки, открыл крышку телефона.

– Полковник, мы вернулись в аэропорт. Представь себе наше удивление при виде того, что отряд по освобождению заложников даже не выходил из ангара. Мексиканцев там больше нет. Джек, их задача отменена!

Сообщив скверные новости, Найлз Комптон умолк.

– Вот тебе и наше прикрытие, – сказал Коллинз и злобно швырнул бодрящий напиток в воду, текущую у его ног.

Эверетт взглянул на Менденхолла и увидел, что юный лейтенант качает головой, догадавшись, что отвлекающего удара, на который они рассчитывали, не будет.

– Джек, думаю, мне следует признаться во всем президенту. Возможно, он отвлечет внимание этого Гусмана, и у вас появится время войти.

– Это приведет к тому, что ты потеряешь работу. Нет, я отправлю Карла с Уиллом обратно.

Эверетт улыбнулся и покачал головой. Сжал челюсти. Коллинз хорошо знал этот его вид, говоривший о том, что Карл ни за что не повернет назад.

– Скажи Комптону, что я увольняюсь!

– И я тоже, – добавил Уилл, устраиваясь поудобнее в изгибе трубы.

Коллинз покачал головой.

– Ладно, идем вперед; делайте, что возможно, не давая президенту знать о своей причастности. Это моя забота, и отвечать за все буду только я!

Джек закрыл телефон и посмотрел на товарищей, ждущих гневного разноса за невыполнение его приказов. Открыл было рот, но Эверетт остановил его, подняв руку в перчатке. После этого уже не требовалось никаких слов.

Полковник Джек Коллинз кивком поблагодарил их и повернулся, чтобы пройти последние три мили до фермы.

Международный аэропорт Ларедо.

Ларедо, Техас

Найлз ждал перед телевизором с большим экраном ответа на свой звонок. Президент ответил быстро.

– Я отвечаю на звонки, а ты нет. Найлз, теперь у нас такой стиль отношений?

– Прошу прощения, мы… – Комптон сделал паузу и снял очки… – я был в воздухе, создавал отвлекающий фактор, чтобы полковник Коллинз и двое его людей покинули самолет.

Президент смотрел в камеру наверху монитора его портативного компьютера в Овальном кабинете, не говоря ни слова. Он ждал.

– Это мои приказания, – наконец, сказал Найлз. – Думаю, с твоей стороны было ошибкой не разрешать мне использовать средства моего отдела, чтобы спасти одну из своих сотрудниц. А теперь, когда эта спасательная миссия временно отложена, задержана, сомневаюсь, что ты контролировал эту ситуацию, – во всяком случае, так хорошо, как ты полагал.

Президент смотрел на лицо своего лучшего друга. Своей полной противоположности во всем, кроме политики. Найлз знал еще со студенческих времен, до каких пределов на него можно давить. И обычно его совесть, как президент мысленно называл Комптона, оказывался прав.

– Президент Мексики совсем заврался. Черт возьми, он едва удерживается у власти. А руки у этого Гусмана длинные, и все мексиканское правительство страшится его.

– Это определенно акт агрессии, если они позволяют этому беспрепятственно продолжаться, – сказал Комптон.

– Лысый, мексиканцы даже не верят, что молодая Макинтайр находится до сих пор в его владениях. Говорят, ее уже куда-то перевезли.

– Но мы…

Президент поднял руку.

– Лысый, мы знаем, что Гусман лжет. Вокруг этого поместья сейчас больше камер, чем в прошлом году на «Суперкубке», – президент закрыл глаза и ненадолго задумался. Открыл их и посмотрел на друга, находившегося за две тысячи миль в Ларедо. – Этот безумец думает, что находится в безопасности, что у нас связаны руки. И в определенной мере он прав. Поскольку отдел пятьдесят шесть-пятьдесят шесть совершенно засекречен, конгресс повесит меня перед Капитолием, если я пошлю туда вооруженные силы для чисто полицейской операции!