Обожженная острая палка была уже совсем близко. Она ткнулась в горло кота, сначала слабо, потом сильнее и сильнее. Маленький двуногий держал кота за лапы, и зверь отчаянно кричал. В горле вдруг резко стало очень больно.

Все вокруг озарила вспышка белого света, раздался страшный грохот. Оба человека с криками ужаса упали на землю и закрыли головы руками, не переставая кричать.

Кот как-то сразу понял, что это ударила молния. Что маленькие голодные люди почему-то сильно испугались ее и пока ничего не могут сделать. Чувствуя, как из горла у него капает кровь, кот поднялся и нетвердо пошел к краю опушки. Потом пошел быстрее. Еще быстрее. Побежал, ощущая, как страх, боль и надежда придают ему сил. Кот бежал к своей норе с твердым намерением спасти свою жизнь. Поесть он сможет и потом.

Когда черный кот уже лежал в темном сухом погребе, вылизывая грудку от застывших на ней капель крови и вздрагивая от боли, в голове у него проносились картинки, которые он успел запомнить. Двуногие детеныши пожадничали и подобрали крысу. Падаль. И теперь кот не сомневался, что их ждет смерть, что от них тоже будет пахнуть гноем, кровью и болезнью. Ему было их жаль, даже несмотря на то, что они собирались его зажарить и съесть. Кот не винил их. Он бы сам попытался их съесть, если бы был больше размером. И поведение людей, которые никогда на его памяти не ели кошек, его не удивляло.

В деревне теперь постоянно кто-то пытался кого-то съесть.

Келью монаха освещал один-единственный огарок свечи. На низком потолке под ним уже образовалось пятнышко сажи. Черную кляксу не было видно - огарок разгонял темноту едва ли для того, чтобы священник мог видеть перед собой открытую Книгу.

Он не читал ее и ничего не писал на редких обрывках бумаг, хоть в его руке и было гусиное перо. Ранее бывшее инструментом писца, перо вряд ли теперь годилось на что-то, кроме набивки подушки, поскольку было изломано в доброй сотне мест. Не от хорошего настроения священника.

Мартин был зол, мрачен и напуган. В основном мрачен. Священник не раз за свою жизнь сталкивался с подобными случаями, так что злость и страх не казались такими сильными. А мрачен он был потому, что серьезная проблема, ранее требовавшая для своего устранения простой команды, здесь и сейчас, на Зеленом берегу, оказалась неразрешимой. Когда священник сел за столик и начал думать, свеча была нетронутой, за окном радовало глаз позднее утро. Сейчас уже стоял вечер. В какой-то момент, когда церковнослужитель в очередной раз провел изломанным пером по бороде, огарок мигнул и погас. Мартин посчитал это знаком оставить раздумья в тесной келье и выйти наружу, на свежий воздух. Может, там он придумает, что делать с объявившимся в поселении дьяволом.

Выйдя из кельи в коридор и спустившись по лестнице в главный зал, священник покинул храм. В сытые времена казалось, что главный церковнослужитель Зеленого берега не может исхудать и засохнуть еще больше. Он смог. Хотя священник голодал меньше всех, ему тоже пришлось затянуть пояса, в прямом и переносном смыслах. Теперь он был похож на беспокойную иссохшую мумию, такую древнюю, что горы Задушшел проявили бы дань уважения к его возрасту и склонили бы перед ним вершины. Посох священника выглядел растолстевшим рядом своим хозяином. Причиной такой худобы наверняка были постоянные раздумья, преклонный возраст клирика и вечное пребывание в келье. А еще ставшая еще более редкой и скудной кормежка.

Священник шел по улочкам без цели, глядя себе под ноги, и думал над тем, что сообщили ему вчерашние дети, Юша и Микола.

В поселении объявился черный кот. Из ниоткуда. Всех котов они сожгли четыре года назад, или три, или пять... В общем, сожгли. А вчера черный кот вышел из воды. Из воды! Даже дети малые знают, что все болезни и беды от воды, вся нечисть в воде плодится и из воды вылезает, а кто будет в воде перед полнолунием или Красной луной, тот непременно до смерти запаршивеет. И тут черный кот из воды. Да еще когда его сжечь пытались, молния ударила над детьми. Из всего этого выходило одно: кот - принявший плотское обличье дьявол. А раз есть черный кот, который еще и дьявол, то есть и ведьма, коей он будет помогать, давать силу в обмен на любовные утехи. На Зеленом берегу объявилась ведьма, дьявольская шлюха. И посему выходило, что эта самая ведьма наслала на деревню болезнь, дьявольскую порчу. Ведь в этом и есть все ведьмы: дьяволу отдаться, чтобы себя потешить и род людской извести.

Выходило, что в деревни есть ведьма, у которой этот дьявол-кот живет. Ведьма должна быть молодой, а характер у нее должен быть такой, чтобы она согласилась отдаться черту в обмен на черную силу. Говоря по-простому, стервозный и шлюший, какой любит черт. Сердце у нее должно быть холодней куска льда и черней угля. Из всех благочестивых, целомудренных и, разумеется, невинных девиц поселения особенно выделялась одна, которая всем этим пунктам соответствовала. Мартин считал, что Ванесса, дочь покойного капитана Солта, и есть ведьма. Верно, она. Стервозней суки не найти, да еще она сама начала заниматься чернокнижеством. Священник никогда не видел ни чернокнижников, ни занятий Ванессы, но был уверен, что она занимается именно черной магией. Это ему подсказывал драгоценный опыт мудреца-долгожителя.

И посему выходило, что именно эту девушку верно сжечь. Или проткнуть кольями, чтобы другим ведьмам неповадно было. Проблема была в том, что ведьму охранял человек с Королевской милостью. Мартин не признавал монарха и всей душой желал королю-отступнику, предавшему Церковь ради мнимого прогресса и мира в Десилоне, поскорее сдохнуть от поноса. Слова "дизентерия" священник не знал, но ему и не нужно было. Он знал, что у короля есть армия, и что эта армия незамедлительно покарает тех, кто пошел против его подданных, а значит, и против его самого.

Мартин еще раз вспомнил все разговоры с алхимиком и лекарем. При мысли о нем в его душе поднималась волна раздражения. Не будь эпидемии в поселении, не будь Королевской милости у Филиппа, он бы насадил на кол их обоих. В конце концов, Мартин был терпелив и опытен в этом деле, и сумел бы найти подходящий повод для недовольства. Но своего решения священник менять не собирался. Он понимал, что Филипп - действительно меньшее из двух зол, если выбирать между ним и эпидемией. Этот мерзкий, скрытный докторишка наверняка даже не знает, какую суку, какую змеюку пригрел у себя на груди. А Ванесса водит его за конец и под видом излечения эпидемии только разгоняет ее все дальше и дальше по деревне. Но надо было признать, что-то этот лекарь умел. То ли ему просто везло, то ли его яды и черные искусства действительно изгоняли хворь. Мартину был известен народный способ лечить подобное подобный. От похмелья поможет только водка и горячая закуска, желательно мясная. Если отравился мухомором, нужно скушать еще маленький кусочек, чтоб прошло. Так, наверное, и с ядами, которые болезнь прогоняют.

Но Мартин чувствовал, что не в силах Филиппа предотвратить эпидемию. Нужно действовать решительно, действовать тем, кто осведомлен. Нужно было убить ведьму, пока она не наторила еще больших бед. Однако из-за защиты Филиппа сделать это будет проблематично.

В голову ему пришла гениальная мысль. Можно собрать толпу. Настроить ее речами против Ванессы, а дальше пустить все на самотек. Но Филипп догадается, он хоть и мерзок и скрытен, но не глуп.

Тогда... Можно послать толпу! Агитировать ее без присутствия третьих лиц, моряков и самого Филиппа. А потом свалить всю вину на чумных, которые якобы задерут Ванессу. И Филиппа тоже. Это священник и любил в разгневанной толпе крестьян: они не испытывают жалости к тем, кого рвут руками напополам, и не разбираются, кого рвут.