Но лекарь не открыл дверь первым, хоть и был ближе к ней. Он все так же сидел за столом в привычной холщовой рубахе и брюках. Усиленно царапало пергамент перо, нанося одну литеру за другой, один за другим вписывались между строками почти оккультные символы, на лице алхимика была полная заинтересованность в происходящем на бумаге. На стук он, казалось бы, не обратил ни малейшего внимания. Только вот Ванесса знала, что он ждет, когда она откроет дверь сама.

"Пожалуйста, пусть это будет Нил" - Думала в такие моменты девушка. Это была единственная мысль и причина, по которой Ванесса была не сильно против изображать из себя дверного лакея и не щетинилась из-за этого. Разумеется, реальность была далека от ее надежд. За дверью оказывался либо крестьянин, у которого заболела жена, или дети, или скот, либо крестьянка, у которой заболел муж, или дети, или скот мужа. Открывая дверь, Ванесса пыталась угадать, кто стоит за ней, мужик или крестьянка.

За ним, в дверном проеме, стоял босой мальчишка, никак не старше восьми лет. А из-за очень светлых карих глаз он казался еще младше. Когда он столкнулся с девушкой взглядом, она увидела в его глазах испуг.

- Тетя, папка заболел!

Девушка нахмурилась.

- Ты чей будешь? - Спросила она просто и понятно, на изрядно исковерканном диалекте черной кости. От этой простоты и понятности ее порой воротило.

- Бурика. Папка гробовщик мой. Болеет папка, просил тетю лекаря прислать. Идете та?

- Иди домой, я скоро приду.

- Но папка...

- Я знаю, где живет папка. Иди домой.

Мальчик еще раз посмотрел в глаза Ванессе, потом испуганно отвернулся и побежал по дороге назад. На крыльце и ступеньках остались грязные следы босых ног. Ванесса выдохнула в холодный ночной воздух и закрыла дверь.

- Тетя... Какая я, к лешему, тетя? - Сквозь зубы проворчала она, направляясь к своей комнате. Девушка терпеть не могла, когда кто-то из крестьянского помета называл ее "тетей".

- Ты на десять лет его старше. - Отозвался Филипп. - Крестьянки в твоем возрасте имеют двоих-троих детей и мужа. Возможно, даже алкоголика.

- Если это намек на вопрос, почему я еще не замужем и без детей, то я не буду на него отвечать.

- Никаких намеков. И мне вполне понятно, почему ты еще без семьи.

- Ну и почему же?

- Я не вижу в округе приличного юношу, который сгодился бы тебе в качестве жениха.

Она хмыкнула и вернулась в комнату. Слова лекаря были чистой правдой, однако одна мысль протеста без конца крутилась у нее в голове. Ванесса знала, что никогда ее не озвучит, и эта мысль будет еще долго виться в ее памяти. Это только усилило ее раздражение. Ненадолго.

- Нил, разве что. - Донесся до нее голос Филиппа из главной комнаты. - Пожалуй, единственный достойных юноша.

Ванесса ответила молчанием. Внутри нее раздражение перемешалось со смущением, но это быстро прошло. Ей было легче думать, что Филипп сам увидел в нем хорошего человека, а не в очередной раз угадал мысли своей подопечной. Немного так подумав, девушка тряхнула головой и застелила кровать. Меньше всего ей хотелось возвращаться с холодной улицы в мятую остывшую постель.

Когда она закончила с кроватью, поставила книгу с закладкой на полку, надела нарукавники из ткани, перчатки, куртку с воротником и, наконец, привела себя в порядок, Филипп уже сидел за столом со свечой, пером и бумагой... Как обычно. Только в кожухе. Рядом лежали перчатки и маска, на крючке у двери, ранее всегда сложенный на спинке стула, висел плащ.

- Я с тобой. - Заявил он.

- Я и сама могу справиться. Не маленькая уже. - Ответила девушка, но без запала. На самом деле, ей не хотелось идти одной.

- Когда кто-то посылает ребенка посреди ночи за лекарем, обычно все оборачивается плохо. Крестьяне часто тянут время до последнего и не идут к лекарю с тяжелой болезнью, пока не станет слишком поздно. У меня часто такое было, и у меня есть кое-какой опыт в работе с этим. Иногда даже получается кого-то спасти. Поэтому, если случай как раз такой, тебе будет, чему поучиться. Ты знаешь, даже безнадежно больных можно спасти, если действовать быстро и тем, чем надо.

- Еще один урок? Ночью?

- Ты что же это, против? - Притворно грозно спросил Филипп.

- Я только "за". Только вот на улице холодно, мне сонно и я устала.

- Нечего артачиться. Холод прогонит сон. Утром поспишь подольше, завтрак приготовлю я. Бери сумку и пошли.

Уже выходя из дома, Ванесса попыталась вспомнить, когда это Филипп начал обращаться к ней на "ты". Где-то посередине между этими пятью днями. Она немного скучала по вежливой форме обращения алхимика к ней, однако неформальное общение ей нравилось больше. Девушке хотелось, чтобы Филипп был ее учителем и другом, а не просто учителем или просто опекуном. Переход с вежливого обращения на дружеское прошел незаметно, отчасти потому, что Филипп уже не казался Ванессе чужим. Он был опекуном, хоть далеко не родным. И другом, хоть Ванесса боялась заговорить с ним о дружбе.

"Ну не спрошу же я: "Филипп, мы ведь друзья?" Я не горю желанием упасть перед ним в его глазах. Или в своих" - Думала Ванесса, сходя с крыльца и ступая на тропу.

До дома гробовщика шли около получаса. Могли бы управиться немногим быстрее, но ночь была безлунной, а дорога раскисшей. Грязь не схватывал и ночной холод, от которого пар валил изо рта. Плотные грозовые тучи закрывали небо, а в свете факела дорога и дома казались совсем другими. Поэтому Ванесса, которая вела Филиппа, пропустила поворот и свернула не туда. В итоге потратили на десять минут больше. Как оказалось, это не было самой большой их неприятностью.

У дома гробовщика и двух его маленьких сыновей стояли люди с факелами. Немного. Пара, священник Мартин и монах, тот самый, что был с ним в последний раз. Возможно, его слуга или слуга храма. Священник, как всегда, избегал ходить в церемониальных нарядах по деревне, носил бесформенную домотканую одежду - монашескую рясу. Она висела на нем, как мешок на жерди для пугала.

- Не повезло. - Сказал Филипп девушке. Та лишь кивнула в ответ. Она предпочла бы не видеть священника перед работой. Или уроком.

Ванесса со своим учителем остановилась у крошечного заборчика перед домом гробовщика. Его, казалось, смогла бы перепрыгнуть и крыса - черенки едва доставали до колена. Посередине забора втиснулась калитка. Такая же крошечная. Ванесса подумала, что калитка больше подошла бы для кота. И она бы точно не стала нагибаться, чтобы открыть ее. Пнула бы ногой или попросту перешагнула. Однако входить в чужой дом без приглашения считалось вульгарностью даже тут, на Зеленом берегу. Дом вообще был особым местом для семьи, святыней, в которую никому не позволено было входить. Гостей принимали на веранде, если она была, или за столиком на заднем дворе. Но внутренности дома существовали только для семьи, в нем живущей. Поэтому Филипп не удивился, увидев стоящего у заборчика священника.

Между Филиппом и духовными лицами было не больше десяти шагов, точно между ними расположилась приоткрытая дверка, пародия на калитку. Алхимик не удивился, даже когда Мартин стал нервно поглядывать на него и на Ванессу. Так продолжалось еще с минуту, а потом священник все-таки смог удивить лекаря. Он, оставив своего слугу с кадилом и коробочкой ладана, быстро зашагал к лекарю и его ученице. Чересчур бодро для старика, которому уже минуло за шестьдесят.

Его вид не предвещал ничего доброго.

- Что, и вас, стало быть, малой позвал? - Проскрежетал голосом Мартин. Такой уж был у него голос. Очень часто он дрожал, почти скрипел, как плохо смазанная дверная петля.

- И нас позвал. Только, видимо, уже другой малой. - Ответила первой Ванесса. - Со светлыми волосами и такими же светлыми карими глазами.

- Ба, да откуда ж я знаю, кто меня позвал? Думаешь, я вижу в ночи, у кого какие глаза? Ну да твоя правда. Их двое у господина могильщика.

- Значит, кто-то должен быть дома. - Привлек внимание священника Филипп. - И вам бы следовало войти и успокоить его семью. Начать ритуалы. Вас ведь зачем-то позвали?