«Известия» осветили это событие через призму классовой борьбы: «Соединенные Штаты, мощнейшая капиталистическая сила в мире, наконец “были вынуждены“ установить нормальные дипломатические отношения». Как указывалось далее в передовой статье, «это был конец затянувшейся борьбы, продолжаемой прогрессивными элементами американской буржуазии с целью признания СССР»[322]. Поскольку в Советском Союзе ничего не печаталось без ведома и разрешения Сталина, статьи в обеих газетах были приравнены к салюту, данному Сталиным в честь президента «мощнейшей капиталистической силы в мире».
«Судя по всему, он решительный и смелый политический лидер, – эти слова Сталина были процитированы спустя месяц после признания Советского Союза. – Он реалист и знает факты такими, как они есть»[323].
Когда посол Буллит в декабре прибыл в Москву, Сталин устроил в его честь званый обед в Кремле, что было неслыханным событием в истории российской дипломатии. Произнося тост за Рузвельта во время обеда, он отметил, что внимательно следит за политическими удачами Рузвельта и его недругами, в частности за Гамильтоном Фишем, сказав: «За президента Рузвельта, который, несмотря на немое ворчание Фиша, осмелился признать Советский Союз»[324].
В 1934 году Сталин заявил Буллиту: «На сегодняшний день президент Рузвельт является не только лидером капиталистической нации, но и одним из самых популярных личностей в Советском Союзе»[325]. Позднее в том же году Сталин, похоже, придерживаясь мысли о том, что Рузвельт был не только достоин восхищения, но и фактически мог обдумывать некие социалистические цели, сообщил английскому журналисту Г. Дж. Уэллсу: «Несомненно, Рузвельт выделяется как одна из сильнейших фигур среди всех лидеров современного капиталистического мира»[326]. Он также заявил Уэллсу, что у него не то чтобы были какие-либо сомнения «в личных способностях, таланте и смелости президента Рузвельта, однако в неблагоприятных обстоятельствах даже самый талантливый лидер не сможет достичь цели».
Никого, кроме Ленина, Сталин ранее не одаривал такой высокой похвалой.
Одной из причин того, почему Сталин с таким радушием приветствовал новые отношения с Соединенными Штатами, был тот факт, что Гитлер, пришедший к власти в 1933 году, начал свою пропагандистскую кампанию, направленную против славян, евреев и других неевропейских рас. Отчасти автобиографический, отчасти политический трактат фюрера «Майн кампф» был пропитан жестокой антиславянской и антисоветской ненавистью. В нем Гитлер весьма открыто говорил о своих планах по колонизации славянских земель достойными немецкими фермерами. («Сегодня, говоря о новой почве и территории в Европе, мы прежде всего, думаем только о России и ее вассальных пограничных государствах… Немецкому плугу нужна земля, отвоеванная военной силой»[327].)
Сталин надеялся, что Соединенные Штаты помогут Советам, продавая им то, что потребуется на случай войны, что было необходимостью, поскольку Гитлер нисколько не скрывал своих планов относительно России. В 1936 году Германия начала постройку «Бисмарка», линкора длиной почти 250 метров с восемью пятнадцатидюймовыми пушками на борту и экипажем, состоящим из более двух тысяч человек. Этот корабль был способен развивать скорость до тридцати узлов даже при полном тяжелом вооружении. Это был крупнейший корабль, когда-либо построенный в Германии. Сталин решил, что Советскому Союзу также необходим свой линкор и что он должен быть еще крупнее. Поскольку в Советском Союзе не было условий для строительства такого огромного корабля, он планировал построить его в Соединенных Штатах. Сталин назначил Сэма Карпа своим главным переговорщиком и выделил его компании «Карп экспорт энд импорт корпорейшн» 200 миллионов долларов, что было в то время огромной суммой, для налаживания контактов и заключения договоров с судостроительными компаниями. Будучи любителем истории, Сталин знал о прецеденте: во время Крымской войны с Англией девяносто лет назад частная американская фирма построила пароход для российского правительства[328]. Сталин проинструктировал Карпа, чтобы тот затребовал суперлинкор с шестнадцатидюймовыми пушками – еще более мощными, чем пушки «Бисмарка». Карп был американским гражданином, проживавшим в штате Коннектикут, братом жены Молотова Полины. Он усердно трудился над этим проектом, однако почти сразу же столкнулся с проблемами, организованными начальником штаба ВМС Уильямом Лихи и министром ВМС Клодом Э. Свенсоном, которые, как и бóльшая часть высших чинов ВМС, были ярыми антикоммунистами и согласованно блокировали проект. Когда слухи о том, что ВМС не давали хода сделке по строительству линкора, дошли до госсекретаря Хэлла, он сообщил об этом президенту. Как отмечено в записях Гарольда Икеса, министра внутренних дел США, на заседании правительства, состоявшемся 3 апреля 1937 года, «стало очевидно, что президент не видит никаких причин препятствовать строительству корабля на какой-либо из наших верфей, того же мнения придерживался и Хэлл. Президент приказал Свенсону сообщить всем судостроительным компаниям, что это было частное предприятие и частный договор и что они могут поступать по своему усмотрению»[329].
Тем не менее офицеры ВМС различных рангов, видевшие в Советском Союзе потенциального противника, пригрозили компаниям, желавшим принять участие в проекте, потерей будущих контрактов. Компания «Бетлехем стил», работавшая над проектированием судна, неофициально призналась, что советский заказ «приведет лишь к непреодолимым разногласиям с Министерством ВМС»[330]. Однако Карп продолжал упорно добиваться своего. В феврале 1938 года вопрос о линкоре снова был представлен вниманию Рузвельта. Президент «выразил надежду, что линкор будет построен в нашей стране в соответствии с планами»[331]. 8 апреля Рузвельт вновь заявил, что «не видит никаких препятствий для реализации планов или представления проекта русским»[332]. Тем не менее строительство так и не было начато.
Нельзя недооценивать значимость этого проекта для Сталина. 5 июня 1943 года, когда посол Джозеф И. Дэвис нанес официальный прощальный визит руководителю страны Калинину и премьеру Молотову перед назначением на новую должность посла в Бельгии, с ним обошлись таким образом, что всеми было воспринято это как своего рода намек. По прибытии в Кремль Дэвис сперва выразил свое почтение Калинину, который заявил, что понимает решение Дэвиса об отъезде из Москвы, поскольку «жизнь дипломата в Москве в целом не так уж приятна и имеет свои ограничения, так как взаимоотношения между руководителями Советского Союза и дипломатическим корпусом в целом складываются не так, как в других странах»[333]. Затем Дэвиса проводили по длинному коридору в другое крыло здания и провели в кабинет Молотова. Едва они с Молотовым успели присесть, как вошел Сталин.
Остальная часть дипломатического корпуса и сам Дэвис считали, что Сталин встретился с ним по причине своей личной симпатии (так он продолжал думать до конца своей жизни), однако реальная причина, по которой Сталин встретился с Дэвисом, заключалась в осведомленности Сталина о том, что Дэвис был весьма близок к Рузвельту, и, таким образом, желал, чтобы тот поспособствовал строительству линкора. (В ближайшие годы Сталин будет встречаться с послами и других стран, однако не так часто, как с послами Рузвельта.)
