А что, если Енох сможет увидеть пустоту с помощью меня? Я попробовал пихнуть свою странность в сторону его сознания. Чтобы сравнение было точным, это все равно, что пихнуть слона. Или бегемота. Ни черта у меня не получалось. Я вдруг увидел пустоту в начале тропинки, несущуюся на всех своих языках вместо ног. Эффектно. Да. Страшно? До недержания. Я просто проткнул свое сознание, как воздушный шарик, и Енох провалился в мою голову. Я уже посчитал, что мы провалились, как вдруг он твердо и четко произнес в моей голове:

- Потрясающе.

Он вытянул руку. По направлению руки – его или моей? – я понял, что он видит пустоту.

- Вот это да, - продолжал восхищаться он. Пустота приближалась. Эмма пускала в него шар за шаром, но пустоте было явно плевать на локальный загар. Она хотела нас. – Красивая, - сообщил Енох мне прямо в мозг. Я оценил его тягу к уродскому искусству. Я заорал, чтобы он убил ее к чертовой матери. Енох сообщил мне, что оглох от моих визгов. Я был готов его убить.

Выстрел остановил пустоту в паре метров от нас. Она хлопала своими гноящимися глазами. Я допустил мысль о том, что Енох не убил ее. И вдруг она закричала, страшно, схватившись за голову. Она бросилась в сторону и сбросилась со скалы.

- Черт, я так хотел ее сердце, - произнес Енох, когда я отпустил его. Моя голова раскалывалась. Кажется, я очень грубо пустил его в свое сознание.

- И поэтому ты стрелял в голову? А если бы ты не убил ее? – спросил я, испытывая раздражение.

- Ну убил же, - он с сожалением посмотрел на свой пистолет. Я не собирался отрицать, что для Еноха он был продолжением руки. Он хотел его выбросить, но передумал, вернув за пояс брюк. Только после этого мы наконец поднялись в странный зверинец, куда нас так заботливо втащили по одному.

Зверинец выбил меня из более ли менее устойчивой колеи привычного ужаса. Я отдался изумлению и напрочь забыл о всех своих насущных проблемах. Если я и был способен удивляться, то в этом зверинце истратил последнее. Нет, мысль о странных животных показалась мне логичной, но их жизнь потрясла меня еще большей унылостью, нежели жизнь странных детей. А кладбище и вовсе привело меня в подавленное состояние. Мне, честно говоря, и так было понятно, что наше приключение не растянется на неделю, но добраться до Лондона за три дня! Три чертовых дня! В мире, где идет война, а на нас идет высококвалифицированная охота! Я уважал мисс Перегрин, мой дед был обязан ей всем. Но я то нет, я не обязан был рисковать своей жизнью! Я позволил себе эти моральные уступки просто потому, что выбора у меня не было. Я мог орать про себя все, что захочу. Что я их всех ненавижу, что я умру первым, причем от страха, что я хочу домой. Именно в том, что без мисс Перегрин я не попаду домой, и заключался мой тупик. Был ли я в ужасе от того, что не увижу родителей? Нет. Был ли я в ужасе от того, что могу умереть? Психика человека не допускает веру в это. Так почему я не хотел идти до конца в этом сумасшедшем путешествии? Потому что я хотел жить. У меня была нормальная жизнь, и я знаю, что это такое. Я хочу в университет, хотя повзрослеть и избавиться от этого нелепого тощего тела. Ладно, я поступил как героический придурок, оставшийся с ними, но я не совсем представлял себе масштабы проблемы. Лондон. В войну. Без вещей, толпой детей. Без оружия. Без плана. Без цели. Это не просто попахивало самоубийством, это был готовый диагноз без психиатра. Да они все чокнутые.

- То есть на данный момент мы решаем вопрос о том, сколько тварей мы захватим с собой, если умрем, - уточнил Енох. Ему нравилось издеваться над Горацием. Я принимал его слова и на свой счет. Наверное, Еноху нечего было терять. Он вообще отличался уникальным взглядом на жизнь и смерть, причем я не знал, родился ли он таким или его талант изменил его.

Я думал о том, что если бы у меня была возможность отправиться домой сейчас, воспользовался ли бы я ею? Мне нужно было подумать в тишине и одиночестве. Я вышел, никем не замеченный, и побрел по зверинцу, пытаясь найти тихое место. Им оказался сарай, полный свежего и мягкого сена. Я свалился в него, сдерживая чих. Я лежал, смотрел через дыры в потолке на небо черт знает какого столетия и думал о том, что я никогда не узнал бы, если бы остался в своем настоящем. Я перебирал все произошедшее со мной. Я могу разговаривать и приказывать монстрам, но это еще не стопроцентно. Я могу видеть их. Я могу показывать их Еноху. Все, что я думал о моем нахождении здесь, в прошлом, было связано с Енохом. Я всерьез сомневался, стоил ли он моей спокойной жизни. Вдали от него я это отрицал. Я не хотел принимать смерть за симпатию, которая хоть и интригует меня, но не может быть такой уж уникальной. Я мог бы встретить в настоящем кого-нибудь похожего. Отдаленно.

Кого я обманываю. В настоящем я был лишним, уродом, психом, парнем с нервным срывом. Разве это изменилось бы со временем? Нет. Если бы я однажды пришел и сказал родителям, что испытываю привязанность к парню, они, наверное, несмотря на всеобщую толерантность, устроили бы мне пожизненный домашний арест. Дома у меня была возможность быть никем. Это было удобно и уютно, но разве меня не тошнило от однообразия, от предсказуемости, от одиночества? Я никогда не верил в себя и не усел принимать решений. И что теперь? Я стрелял, я убивал, в меня верят. Я начинаю верить в себя. Я испытываю ломку сознания. Я нужен. И Енох. Он делал со мной что-то сверхъестественное. Он срывал все мои прикрытия. Он вытаскивал наружу настоящего Джейкоба, который не боялся получать то, что хотел. Он защищал меня, пока я осваивался. Я подарил ему все, от доверия и признания в своем желании до своей странности, я пустил его в себя. Я ревновал его ко всему, что движется. Енох. Кого я обманываю. Он стоил всего.

Мне оставалось только принять тот путь, что я должен был пройти. Впереди ждало полное опасностей путешествие, и я хотя бы не должен был бояться. Я должен был найти оружие, себе или хотя бы Еноху, чтобы стать для него глазами. Я должен был найти эту связь с пустотами. Я много чего должен был сделать, прежде чем умереть.

Я должен был поцеловать Еноха по-настоящему.

- Мы остановились на двух часах.

Я подскочил на сене. Енох стоял в дверном проеме, сложив руки на груди. Я испытал жалкое желание привести себя в порядок, как девица перед свиданием. Но вместо этого я лишь нахмурился.

- Два часа на отдых, - пояснил Енох. – Я должен сказать, что поступил глупо, когда говорил, что ты трус, раз не идешь с нами. Я виноват в том, что втянул тебя в это. У тебя был выбор и была своя жизнь.

- Да нет же, я сам все решил, - бросился возражать я. Енох прошел к моей куче сена, бросая чудом сохранившуюся сумку на пол. Мокрая и грязная куртка отправилась следом. Его рука все еще двигалась с ограничениями, но, похоже, начинала заживать. – Я не зря попал к вам, так что это вроде как мое предназначение.

- Предназначения не существует, - отрезал Енох. – Мы были для тебя незнакомцами, случайными встречными. Ты ничем не обязан ни одному из нас, ни мисс Перегрин, и тем более – перед Эйбом. Я был идиотом и не понимал этого, так что я повинен в том, что тебе нужно идти с нами. И я извиняюсь. А я почти никогда этого не делаю.

- Я сделал так и ни о чем не жалею, - твердо произнес я. Как я не старался, вид Еноха, стягивающего куртку, опять возродил во мне глупое волнение. Два часа отдыха. Нужно было падать и спать, не тратя лишней минуты, но это были последние два часа тишины и спокойствия. Я следил за Енохом. Он растянулся на сене во весь свой немаленький рост. Я прилип взглядом к обнажившейся части его живота. Боже, да я не думал ни секунды. Я устроился рядом с ним, положив голову на его плечо. От его тепла меня моментально начало клонить в сон.

- Эйб не мог так, как ты, - услышал я сквозь дрему. Я нехотя открыл глаза, понимая, что футболка Еноха, в общем-то, влажная и пахнет лесной сыростью. Моя была не лучше, но что-то неловкое было в том, чтобы раздеться. Выглянуло солнце, и его лучи, прорезавшиеся сквозь потолок, начали греть меня. Я чуть не умер от счастья и тепла.