Как бы там ни было, его миссия — выполнена. Он был летописцем, он «выкликал будущее» — и он его приманил; эллипс его биографии замкнулся. Он законсервировал «семя инобытия», уберег его, снес яйцо, он его сохранил в лютую стужу, он его высидел, несмотря на то что оно выглядело как мертвая окаменелость, — и вот теперь, наконец, услышал, что скорлупа ломается, птенец проклевывается, что он жив, дееспособен и сможет существовать самостоятельно (и, разумеется, вести себя не так, как хотелось бы родителям). Жизнеописанием этого птенца будут заниматься совсем другие орнитологи, но уже сейчас понятно, что к его хичкоковским налетам следует быть готовым заранее.