При переезде через Тихий океан я заехал на остров Самоа и имел случай убедиться в действительной прелести этого острова, о которой так много рассказывают путешественники.

Я обещал Дженкинсу после нашей борьбы в Лондоне дать ему в Нью-Йорке реванш и объявил, что я согласен бороться на этот раз «Catch-as-catch-can», в которой Дженкинс был очень опытен. Что касается меня, то мой опыт в этой борьбе все еще не был велик, так как в Англии только изредка и в Австралии несколько чаще боролся этим способом.

Этот матч был с Дженкинсом 4 мая 1905 года в «Madison square Garden» в Нью-Йорке перед громадным стечением публики. Наш вес был следующий: Дженкинс — 186 ф., я — 192 ф.

Я не был еще достаточно опытен в «Catch-as-catch-can», чтобы противиться замечательным ножным ключам и гриффам моего противника посредством которых он стирался избегнуть поражения. Дженкинс находился все больше в оборонительном положении, выворачиваясь самым ловким образом из затруднительнейших позиций; однако, несмотря на его твердое сопротивление и выведенный под конец мост, я смог, в конце концов, положить его в 31 мин. 15 сек.

Дженкинс был, по-видимому, очень утомлен; однако, быстро оправился и обнаружил при начале нашей второй схватки большую энергию. На этот раз он сам несколько раз переходил в наступление, но мне не представилось особых затруднений высвободиться из всех его захватов. В конце концов, я перевел его в партер, сделал ему половинный Нельсон и, к его великому отчаянию, положил его во второй раз в 22 мин. 4 сек.

Относительно этого матча в газетах был помещен следующий типично-американский отчет: «Нью-Йорк, 5 мая. Георг Гаккеншмидт, русский лев, одержал вчера победу в «Madison Square Garden» над американским чемпионом-борцом Томом Дженкинс в две схватки в матче, в котором Дженкинс оказался как бы карликом в руках великана. Гаккеншмидт ломал гриффы своего противника, как будто то были захваты ребенка.

В течение целого получаса обрабатывал Гаккеншмидт своего противника. Затем сила сопротивляемости стала ослабевать у более старого из борцов. Внезапно Гаккеншмидт делает половинный Нельсон; он вертит своего противника вокруг до тех пор, пока постепенно его плечи не коснулись ковра. Арбитр Герст не заметил этого и борьба продолжалась. В течение следующей минуты Гаккеншмидт снова делает тот же прием и на этот раз держит Дженкинса до тех нор, пока арбитр не отрывает его. Время: 31 мин. 15 сек.

Том все еще был истомлен, когда через 15 минут началась вторая схватка. Терпеливый, храбрый непотрясенный и все еще полный надежды, он привел в действие все свое искусство и всю спою силу.

В один момент, когда они стоили головой к голов, Гаккеншмидт схватил Дженкинса под-мышки и начал кружить его, как бы в дикой пляске. При этом тело Дженкинса приняло в воздухе горизонтальное положение. Дважды покрутил его русский таким образом, а затем швырнул на землю. Однако, Том умудрился так повернуться, что плечи его не коснулись ковра; при подобных условиях это было примером удивительного присутствия духа. Но игра Тома была тем самым сыграна. Ни один великан из рода человеческого не мог бы устоять против могучих гриффов Гаккеншмидта. Через 22 мин. 4 сек. русский снова при помощи половинного Нельсона положил Дженкинса на обе лопатки. Бедный старый Том был едва в состоянии, качаясь выйти со сцены. Напротив, Гаккеншмидт покинул ее таким же свежим, как раньше.

«Я бы положил его гораздо скорее», говорил он, «но несколько раз, когда я его крепко схватывал, он становился бледным, как полотно и так как я боялся повредить что-нибудь у него, я его снова выпускал».

Несмотря на напряжение, связанное с этой борьбой, я чувствовал себя после нею, благодаря превосходному состоянию моего здоровья, лишь немного утомленным. Это обстоятельство я подтвердил на следующий же день, победив во французской борьбе полдюжины борцов, пользовавшихся хорошей местной известностью. Это была, конечно, трудная задача, но я решил ее, положив всех моих шестерых противников в течение 18 мин.

После этого, меня вызвал бороться с ним на следующий день старый ланкаширский борец Джемс Парр и попробовать положить его, если я смогу; он уверял, что я не смогу победить его три раза в течение часа. Хотя он и уступал мне в весе, все же был довольно ловкий борец; я думаю, я сделал хорошую работу, положив его три раза в 7 минут 50 секунд.

Во время моего турне по Соединенным Штатам у меня было одно очень забавное приключение в С.-Луи. Я должен был бороться там с местным чемпионом Жаном Баптист.

Как только были заключены все условия относительно этого матча, я заболел малярией и по совету врача, к которому я обратился, лег в постель, где тотчас же и впал в сильнейшую лихорадку.

В виду этого, а также и того, что доктор находил мое положение весьма серьезным, я послал к устроителям борьбы и сообщил им, что мне не возможно исполнить мое условие в назначенный день.

В ответ на это они пожелали увидеть меня лично и начали говорить мне, что они сделали большие издержки, что уже продали большое количество билетов и что они будут совершенно разорены, если им придется вернуть эти деньги обратно. Они всячески уговаривали меня бороться с Баптистом и в конце концов, уговорили меня согласиться с их желанием, при условии, что я буду в состоянии встать с постели. Хотя в день борьбы я все еще был в довольно таки плохом состоянии, я встал с постели и отправился в театр, где должен был произойти наш матч.

Придя туда вместе с моим доктором, я почувствовал такую слабость и разбитость, что у меня не хватало даже сил переодеться в костюм для борьбы. И вот, сидя там, дрожа в лихорадке, я вдруг услышал, как в соседней комнате мой противник уверял, что он ни за какую цену не согласен выступить против меня, так как я уж наверное его убью. Директора театра лезли из кожи вон, стараясь ободрить его и вселить уверенность в себя и наконец, привели его в мою уборную, чтобы я успокоил его насчет того, что обойдусь с ним мягко.

Это я мог обещать ему с чистою совестью, так как в этот момент я не чувствовал в себе достаточной силы даже для борьбы с ребенком.

Я, однако, не мог не заметить комической стороны всего этого и еле удерживался, чтобы громко не рассмеяться. После того, как ушел Баптист, достаточно ободренный, чтобы переодеться, я тоже, развеселенный всем этим, нашел в себе силы переменить мой костюм.

Теперь я чувствовал себя несколько лучше, но все же был еще настолько слаб, что качался форменным образом, поднимаясь по лестнице, ведущей на сцену, где должна была состояться наша борьба. Точно также я с трудом пролез под канатом, который огораживал место пашей борьбы. Однако, раз очутившись на сцене, силы мои стали ко мне возвращаться, а вид моего трусливого противника, в свою очередь, содействовал преодолению моего нервного кризиса.

Баптист сильно нервничал и находился в большом страхе; он не был особенно достойным внимания борцом, но тем не менее был очень толстый и сильный, и уж но всяком случае был достаточным противником для больного в лихорадке.

Однако, мне не стоило большого труда положить его три раза в течение очень короткого времени, а затем я положил еще турка Али Мурада с разными титулами. Этого последнего противника называли «страшным турком», но я о нем ровно ничего не слышал, как до того дня, так и впоследствии.

После этого матча я снова лег в постель, предоставляя себя заботам и ворчанию моего врача, который сильно негодовал на меня и говорил, что я сделал только что попытку к самоубийству. Однако, мое крепкое сложение помогло мне поправиться, и в остальном приключение это не повредило мне ни капельки.

После того, как я исполнил все мои контракты в Соединенных Штатах, я отправился в Канаду, где точно также положил всех противников, каких только мог найти. Самым выдающимся из них был франко-канадец Эмиль Мопас, сильный и очень искусный борец. Он особенно привержен к приему обратного пояса, который он испробовал и на мне. ему едва удалось поднять меня, как он потерял равновесие и упал назад. Я бросил его менее чем в 20¹/₂ мин. три раза: в первый раз мне понадобилось 7 мин. 39 сек., во второй раз — 6 мин. 19 сек. И в третий раз — в 7 мин. 20 сек.