Мадрали остался сидеть на сцене и вытирал своё тело полотенцем.
При начале второй схватки русский борец был уже любимым фаворитом. Но на этот раз бой отличался большей горячностью. Два раза бросался Мадрали вниз, чтобы сделать свой любимый захват ноги, и дважды ему удавалось это сделать, на этот раз он действовал быстрее, чем прежде. Но Гаккеншмидту оба раза удавалось высвободиться. А затем кости борцов затрещали в яростной борьбе в партере. Мадрали был наверху. Он стоял на коленях сзади русского, обхватив своими жилистыми руками его спину. Гаккеншмидт ползал на четвереньках, в то время как Мадрали, не останавливаясь, мял его — процесс весьма болезненный, который уже не одного борца приводил в состояние отчаяния и временной потери сознания. Это продолжалась минуту, а затем у русского выступили на спине капли пота; его белая кожа блестела при свете электрических ламп: черты его лица болезненно искривились. А турок все еще обрабатывал своего противника. Полагая, что он его уже достаточно ослабил. Мадрали сделал внезапный захват щиколки. Этот прием не удался и вот Мадрали надавил коленом бедро своего противника. Это не было вполне корректно и г-н Деннине тотчас же запретил ему это. Теперь Гаккеншмидт ждал своего удобного случая, который пришел с поразительной быстротой. В то время, как Мадрали пробовал сделать половинный Нельсон с правой руки русского, последний сделал захват ручного сустава левой руки своего противника и в то же время сделал ножной ключ, напряг могучие мускулы своих плеч почти до того, что они готовы были лопнуть и одним размахом прямо невероятной силы бросил своего противника через плечи прямо на ковер. Толпа чуть не сходила с ума от возбуждения. «Он держит его», раздавались крики. И он в самом деле держал его. Полный силы, яростный, с крепко сомкнутыми зубами, Гаккеншмидт налег всем своим весом на турка. То было величайшее напряжение, которое ему когда-либо приходилось делать. Еще один момент Мадрали сопротивлялся, а затем со вздохом он в изнеможении ослабил свои мускулы и г-н Деннине хлопал Гаккеншмидта по спине в знак того, что он выиграл всемирный чемпионат и что турок побежден. «Время: 4 минуты», выкрикнул г-н Мансель, который следил за временем, и публика подобно выпущенному через плотину потоку, с ревом понеслась на арену».
С этого времени, в известных кругах стало обыкновением называть Мадрали борцом, которому дали слишком высокую цену. Никогда не было совершено большей, худшей ошибки. Мадрали был чрезвычайно опасным противником, один из сильнейших, если не самый сильный, из тех, с кем мне приходилось встретиться. Немного беспечный, пожалуй, как борец, но если он уж схватывал кого-либо своими крепкими пальцами — а я то уж знаю, что это значит, то дело было в большинстве случаев уже готово. Том Дженкинс, очень сильный человек и весьма хороший борец, но Мадрали его, буквально, раздавил. Мудро, один из самых сильных людей на свете и прежде всего очень опытный в борьбе «Catch-as-catch-can», а между Мадрали тем обошелся с ним, как будто бы он был в борьбе новичком.
После этого я предпринял большое турне, в течение которого я посетил почти все большие города Соединенных Штатов.
В августе 1907 года у меня снова началось мое недомогание в колене, но на этот раз вода собралась в самой надколенной чашке, которая приподнялась вследствие этого на 1/4 дюйма. В согласия с советом врачей я стал носить всегда бандаж и находил совершенно невозможным производить какие-либо мало-мальски серьезные упражнения в борьбе. Даже непродолжительный бег причинял мне такую боль, что я мог исполнить мои ангажементы в бегании только с величайшим трудом.
К этому времени положение в мире борцов значительно изменилось вследствие вступления в их ряды еще трех европейских борцов, пользовавшихся хорошей славой. Первым был Констан Ле-Марин, затем галицийский борец Цыганевич, называемый Збышко, и, наконец, Поддубный, получивший звание всемирного чемпиона во французской борьбе.
Следом за этими шел Джо Роджерс, известный американский борец, с которым я уже боролся в Нью-Йорке, но который с тех пор сделал значительные шаги вперед.
Все четверо бросили мне вызов. Я предложил им всем сначала перебороться друг с другом, после чего я померяюсь силами с победителем. Я знал, что все они являются достойными противниками и так как чувствовал необходимость в основательном покое и отдыхе после моего долгого и полного напряжения турне, я отправился набираться новых сил на мою родину в Россию.
К несчастью, мне не удалось воспользоваться ни отдыхом, которого я искал, ни желанным исцелением, а поэтому я снова вернулся в Англию, без того, чтобы чувствовать себя сколько-нибудь лучше. Я прибыль в Англию как раз во время, чтобы быть свидетелем матча между Цыганевичем и Поддубным, к которому свелось предложенное мною состязание.
Как известно, результатом этого матча была победа Цыганевича. Вследствие дисквалификации Поддубного, я тотчас же выразил мою готовность бороться с победителем.
Между тем, Роджерс, который не был в состоянии принять участие в этом тройном состязании, в виду того, что он страдал заражением крови в пальце, выразил желание бороться со мною. Да, он Даже требовал, чтобы я боролся с ним прежде, чем со Збышкой, так как я еще в Америке обещал ему реванш.
Наша встреча произошла в Лондонском «Oxforel Music-Hall» 6-го февраля 1908 года и несмотря на его большие преимущества в росте и весе — он почти на 15 см выше меня и около 38 фун. тяжелее — мне не стоило большого труда дважды положить его на обе лопатки, раз в 7 мин. 35 сек. и другой раз в 6 мин. 45 сек.
В продолжение всей борьбы я все время вел наступление; единственная попытка с его стороны к переходу в нападение была — захват моего имело своим следствием его первое поражение; в этом случае я оказался быстрее его, сделал ему захват повыше колена, высоко поднял его и с силой швырнул его на земле, после чего я без особых затруднений перевернул его на спину.
По возвращении в Англию я должен был готовиться к своему матчу со Збышко; я начал энергично тренироваться, но вскоре почувствовал такого рода боли в моем правом колене, что мне причиняло боль даже простое хождение. Всякое сильное напряжение приближало меня в полному расстройству здоровья. Я нарушил ангажементы, в том числе и этот матч, и отправился в Ахен, чтобы подвергнуться основательному лечению. Исследование, произведенное одним из руководящих мною врачей, обнаружило необходимость для меня подвергнуться серьезной операции, от которой я только постепенно поправляюсь.
С того времени меня часто спрашивают, намереваюсь ли я сделать попытку вернуть себе потерянное звание чемпиона.
Так вот, чтобы ответить на этот вопрос, я хотел бы ясно выразить, что единственным человеком, с которым я хотел бы еще раз бороться перед тем, как окончательно покинуть арену борьбы — является Франк Готч. А тогда уж пусть судят, что это за звание чемпиона, которое я потерял.
Когда оно было у меня?
Когда я подучил звание чемпиона в Веве, Берлине и Париже в 1901 году, моей побудительной причиной было желание показать, что я лучший борец, тем все те знаменитые чемпионы, которые собрались тогда в тех местах. То обстоятельство, что я в тоже время получил титул чемпиона, было для меня второстепенным делом. Настолько второстепенным, что я впоследствии никогда не давал себе труда возобновить эти звания чемпиона.
В течение всей моей карьеры борца я никогда не придавал большого значения тому, буду ли я чемпионом или нет. Единственный титул, под которым я хотел, чтобы меня знали, есть просто мое имя Георг Гаккеншмидт.
С. Морро-Дмитриев
