Тем самым мы имеем свидетельство того, что жесткие, но оправданные жизненной необходимостью действия Александра в Новгороде были всецело поддержаны епископом Кириллом, а в его лице и Церковью, что кажется безусловным.

Был ли в действительности хоть один шанс противостоять в то время ордам с Востока новгородцам или галичанам, суздальцам или черниговцам? Вопрос риторический.

Возвращаясь из Орды после принятия ярлыка на великое княжение, Александр, в принципе, мог посетить некогда стольный и прекрасный Киев.

Что же представлял собой некогда один из красивейших городов мира. Киев лежал в развалинах. Археологи в XIX веке раскопали в Киеве огромное количество непогребенных тел. Люди были засыпаны остатками рухнувших домов. И такая картина была на всей площади древнего города. Впрочем, похожая трагическая картина наблюдается и во Владимире, где не погребенные по христианскому обряду, а сваленные в ямы тела после монгольского погрома археологи находят до сих пор. Но если во Владимире тела все же были погребены, хотя и в ямах, возможно, и на скорую руку, то в Киеве тела находили под завалами домов, рухнувших во время штурма города татарами. Некому было хоронить мертвецов в Киеве после Батыя. Киев на долгие годы перестал существовать как город. Владимир смог оправиться после нашествия, хотя далеко и не полностью. Многие территории Владимира домонгольского периода чуть ли не до времен Петра Великого оставались незаселенными.

Страшная страница нашей истории!

Невозможно понять, как после этого ученые мужи видят в диком погроме русских княжеств ордынцами некое русско-татарское культурное взаимообогащение и конструируют «евразийскую теорию мирного симбиоза». Это не просто ложь, а и кощунственное надругательство над костями наших непогребенных, трагически погибших предков.

В 50-х гг. в городе Киеве, или, вернее, на месте бывшего города, лежавшего в руинах после нашествия, сидел воеводой Дмитр Ейкович, в котором историки считают возможным видеть того самого воеводу Даниила Галицкого — Дмитра, который храбростью своей столь изумил Батыя, что тот после разорения Киева даровал ему жизнь.

Но Киев оставался русской митрополией и символом единства всех русских земель. Совершенно не правы те историки, которые считают, что, получив ярлык на великое киевское княжение, вместо ожидаемого ярлыка на владимирский стол, который достался брату Андрею, Александр был обескуражен. Этот посыл не во всем верен. Владение Киевом — важнейшая страница жизни Александра и его политической стратегии, заложившей основы возрождения русской государственности. В тот момент в Киеве не было митрополита. Даниил Галицкий посылает в Никею своего близкого, доверенного человека Кирилла для того, чтобы ему быть поставленным в митрополиты Киевские и всея Руси! Это один из ключевых, судьбоносных моментов русской истории, о котором мы будем говорить отдельно. В этот момент закладывается прочный фундамент тому мировоззренческому и государственному феномену, который получит символическое выражение в формуле «Москва — Третий Рим».

Итак, владыка Кирилл, союзник и, более вероятно, что друг Даниила Галицкого, едет в стольный град Византийской империи, в Никею.

Были ли основания у Александра полагать, что новый митрополит Киевский не только формально, но и реально попадет в сферу его, Александра, стратегических интересов по воссоединению разрозненной и обескровленной Руси? Мы можем предположить, что Александр Невский вправе был надеяться на то, что византийский император Мануил II и патриарх Константинопольский не направят нового митрополита всея Руси Кирилла к его патрону в Галич. Откуда у нас такое предположение?

Палеологи в тот момент готовились отвоевывать у крестоносцев Царьград и наверняка были осведомлены о пролатинских симпатиях того периода Даниила Галицкого. Необходимо понимать, что для кафедры русского митрополита места в Киеве больше не было. Выбор мог осуществляться только между подвластным Даниилу Галичем и северо-востоком Древней Руси.

Никейские императоры установили дипломатические отношения с настроенной крайне негативно по отношению к Римскому престолу Священной Римской империей германских императоров. Византийцы нашли общий язык и с Ордой. Ставка Даниила Галицкого в этой ситуации на папский престол не могла найти сочувствия у византийцев и была, по существу, близорукой в условиях складывающихся заново политических силовых центров Европы того периода. Александр Невский как политик оказался выше Даниила. И политика эта нашла понимание и у первоиерарха Русской церкви.

Мы специально изучим все сложные хитросплетения того периода европейской истории в главах, посвященных становлению идеологии Третьего Рима на Руси.

Так куда же мог перенести кафедру своего реального пребывания новый митрополит Киевский и всея Руси Кирилл.

В 1250 г. брат Александра Андрей отнял Владимир у своего дяди Святослава — одного из немногих князей, переживших трагическую битву с татарами на реке Сить в 1238 г. Александр в это время также оставался во Владимире.

И тут произошло значимое событие в русской истории, один из ее поворотных моментов, на который отечественная историософия мало обращала должное внимание. Печатник-канцлер, как считает ряд историков, или просто близкий человек князя Даниила Галицкого Кирилл вернулся из Никеи митрополитом Русским не в Галич и не в Киев, а к Александру и Андрею в Суздальскую землю.

На следующий год митрополит Кирилл и владыка Ростовский Кирилл II отправились с Александром в Новгород для усмирения этого города в момент принуждения к татарской переписи. Союз Церкви в данном вопросе с Александром не вызывает сомнения и должен рассматриваться нами как главное доказательство правильной и глубоко продуманной политики в данном вопросе Александра Невского.

Новгород должен был подчиниться и дать возможность татарским баскакам провести перепись. Тяжелая и унизительная процедура все же спасала север Руси от разгрома, а равно и Суздальскую землю, через которую враг непременно прошел бы войной, соберись он карать Новгород.

Перепись — признание зависимости от Орды, но признание такое, которое помогало сохранить определенную политическую и экономическую самостоятельность. Главное — удалось избежать нашествия и донести в сохранности и цельности русскую культуру, неразрывно связанную тогда с верой наших предков, до потомков, физически и духовно созревших до военного противостояния с Ордой.

В этом главное. В этом проявилась мудрость политики Невского, мудрость, которая, конечно, была с примесью горечи и стыда. Унизительна и трудно выносима была для витязя и князя зависимость от Орды. Мы помним, что князь не проиграл ни одного сражения, был лично храбр и силен. Но он прекрасно отдавал себе отчет, что на пути спасения собственной чести он может потерять не только власть, княжество, но и полностью лишиться подданных, то есть бросить русский народ в горнило сражений со всем «поднявшимся Востоком», которое наше племя тогда не выдержало бы! Вопрос чести был далеко не таким праздным для владык Средневековья, каким он может показаться современникам, привыкшим даже честь считать ликвидной категорией. Неимоверно трудно давались ему такие решения. Но цена вопроса для Александра не укладывалась и не могла уложиться ни в какие современные экономические категории. Речь шла о выживании наших предков, буквально физическом выживании на безжалостном ветру суровой истории. И позиция Александра Ярославича в данном вопросе находила полное понимание у духовных вождей русского народа того трудного времени.

Еще раз подчеркнем важнейший факт, который необходимо всегда учитывать в нравственной оценке действий Александра в той или иной сложной политической ситуации. У Александра Невского сложились особые, доверительные отношения как с митрополитом Кириллом, так и с ростовским владыкой. По всем вопросам внешней и внутренней политики они были единодушны.

Несомненно, что из этих особых отношений Александра Ярославича с выдающимися первоиерархами Русской церкви родился важнейший, судьбоносный и истинно мистический акт русской истории — начало процесса канонизации крестителя Руси Владимира Святославича, вполне возможно инициированный им самим!