Принципиально важно отметить, что именно в этот период в Твери начинают чеканку монеты с двуглавым орлом. То, что этот символ на Руси уже с XIII столетия воспринимался в качестве имперского символа Царьграда, сомнений не вызывает. Мы указали на его закономерное появление именно в качестве определенной претензии на имперское наследие в Галицко-Волынской Руси при князе Данииле. В Новгороде этот символ мы можем видеть на фреске 1380 г. из церкви Спаса на Ковалеве, где двуглавый орел золотого цвета изображен на плащах святых князей Бориса и Глеба. На фреске орел подчеркивал их царское происхождение, которое они наследовали через супругу святого князя Владимира Анну, сестру ромейских императоров. Возможно, новгородская фреска отражает традицию использования этого имперского символа на Севере в более ранний период. Безусловно, во времена Александра в Новгороде не могли не знать, что этим символом стали пользоваться в Галиче. Мы не будем рассматривать вопрос, от кого была заимствована сама идея двуглавого орла как символа вселенской империи. Быть может, в самой Византии этот символ только при последних Комнинах стал использоваться в вышеуказанном геральдическом смысле. Но в Европе он использовался в данном геральдическом смысле вскоре после взятия крестоносцами Царьграда.

Фигура князя Владимира Мономаха (1053–1125) — знаковая фигура в истории русской политической идеологии, как во времена до татарского нашествия, так и после, воплощающая собой идеал русского князя, самодержца, царя и одновременно олицетворявшая собой идею преемственности царской власти на Руси от императорской власти в Византии. В этом своем качестве он намного пережил эпоху Киевской Руси, оставаясь для ближайших и отдаленных потомков ее главным символом и живым воплощением всего самого лучшего той эпохи.

С началом XVI века фигура Владимира Мономаха приобретает особое значение для русского самодержавия. Московские государи начинают смотреть на него как на своего родоначальника. В официальной политической идеологии утверждается концепция, согласно которой Московское государство является наследником Византийской империи («Москва — Третий Рим»), Владимир Мономах рассматривается в рамках данной концепции в качестве лица, через которого московские государи получили от византийских императоров царский венец.

Основание для такого взгляда дало событие, произошедшее приблизительно в 1114–1116 гг., после того, как русские войска разбили византийскую армию во Фракии. Тогдашний византийский император Алексий I Комнин (1081–1118), по преданию, желая помириться с великим князем Владимиром Мономахом, прислал ему в дар царский венец византийского императора Константина Мономаха («шапку Мономаха») и другие драгоценные регалии, знаменующие царскую власть. Все это доставил русскому князю митрополит Ефесский Неофит. Прибыв к Владимиру Мономаху в сопровождении византийских епископов и знатных сановников, он возложил на него венец и назвал царем. Данное предание считается в современной исторической науке поздней выдумкой московских книжников. Действительно, тема получения царских регалий от Византии Мономахом стала популярной в период окончательного оформления идеи о Москве как о Третьем Риме. В сочинениях XVI века (например, в «Сказании о Великих князьях Владимирских Великой Руси», в Никоновской летописи) в качестве дарителя русскому князю атрибутов царской власти называется, как правило, Константин Мономах. Это определенный анахронизм, поскольку он умер еще в 1054 г., однако ошибка не случайная, а, скорее всего, сознательная. О том, что дарителем выступал именно Алексий I, прямо говорят Воскресенская и Густинская летописи. Сохранился и текст личного послания Алексия I Комнина Владимиру Всеволодовичу. Возможно, именно он и подвиг русских писателей на совершение указанной «ошибки». «Понеже с нами единыя веры еси, паче же и единокровен нам: от крове бо Великаго Князя, Константина Мономаха, идеши; сего ради не брань, но мир и любовь подобает нам имети, — писал византийский император русскому князю. — Нашу же любовь да познаеши паче, юже имамы к твоему благородию, — се посылаю ти венец царский еще Константина Мономаха, отца матери твоея, и диадему, и крест с Животворящим Древом златой, гривну и прочая царская знамения, и дары, имиже да венчают твое благородство посланнии от мене Святители, яко да будеши отселе Боговенчанный царь Российской земли». Царские дары Владимиру Мономаху были посланы Алексием I, но это были предметы, принадлежавшие Константину Мономаху. Умерший византийский монарх, таким образом, и был подлинным дарителем, а Алексий I Комнин лишь передавал его дары. Их передача приобретала особый смысл в следствие того, что Владимир Мономах был рожден от брака князя Всеволода Ярославича с дочерью Константина Мономаха, то есть шел от крови последнего. «В лето 6561 (1053 г.). У Всеволода родися сынъ, и нарече ему Володимеръ, от царице грькыне», — говорится об этом в Повести временных лет. Передача атрибутов царской власти венчала, таким образом, передачу ему царской крови. Здесь мы видим, что традиция именования царями национальных самодержцев складывается на Руси уже в начале XII века и в свете того, что мы видим по истории царского титула в Галицко-Волынской Руси, эта традиция имела весьма устойчивые корни и сохранялась на северо-востоке Руси до времен возвышения Москвы.

Политическая судьба Владимира Мономаха сложилась так, что престол русского государя, великого князя Киевского, ему удалось занять лишь в возрасте 60 лет — в 1113 г. Престол великого князя Киевского Владимир Мономах занимал до самой своей смерти в 1125 г., то есть около 12 лет. В памяти русского общества эти годы сохранились как время небывалого могущества Руси, когда русским можно было жить спокойно, не опасаясь ни княжеских междоусобиц, ни набегов кочевников. Половцы вспоминали об этом времени с ужасом. Этот половецкий ужас описывает нам «Слово о погибели земли Русской». Половецкие матери детей своих малых Владимиром Мономахом пугали, а литовцы из болот своих на свет не показывались, а венгры укрепляли каменные стены своих городов железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что они далеко — за Синим морем.

Одной из главных заповедей Владимира Мономаха, которую он оставил для своих потомков в своем знаменитом «Поучении», была мысль о том, что только нравственные качества властвующих приобретают важное политическое значение, что судьба Русского государства, его будущее стало в огромной мере зависеть от того, насколько нравственными окажутся в своем поведении люди, держащие в своих руках власть. Нет никаких сомнений, что его прямой потомок Александр Ярославич лучше всех своих современников понял непреходящее значение этого завета.

Как прекратить княжеские междоусобицы на Руси? Только в обращении к неукоснительному соблюдению Христовых заповедей. Владимир Мономах взывал: «Мы, человеци, грешни суще и смертни, то оже ны зло створить, то хощемъ и пожрети и кровь его прольяти вскоръ; а Господь нашь, владея и животомъ и смертью, согрешенья наша выше главы нашея терпить, и пакы и до живота нашего. Яко отець, чадо свое любя, бья, и пакы привлачить е к собе, тако же и Господь нашь показал ны есть на врагы победу, 3-ми двлы добрыми избыти его и победити его: покаяньемъ, слезами и милостынею. Да то вы, дути мои, не тяжька заповедь Божья, оже тъми делы 3-ми избыти груховъ своихъ и царствия не лишитися». Не следует проливать кровь того, кто причинит нам зло, говорил Владимир Мономах, но тремя добрыми делами можно избавиться от врагов и победить их: покаянием, слезами и милостыней.

Любопытно, что в своем «Поучении», составленном из принципов религиозной христианской этики, наполненном словами о Боге, Владимир Мономах нигде не обмолвился о божественном происхождении власти. И это, думается, не случайно. Автор «Поучения» исходил из того, что власть — это не дар, возвышающий того, кто ее получает, над другими людьми, возлагая на них обязанность повиноваться властителю. Она не освобождает ее носителя от соблюдения правил общежития, предписанных христианством всем людям. Ему надлежит помогать обездоленным, чтить старых, как отца, и молодых, как братьев, остерегаться лжи, пьянства и других пороков, не свирепствовать словом, не хулить в беседе, избегать суеты и т.д. Иными словами, Владимир отразил древнерусское воззрение на природу и суть верховной власти, еще не знакомое с «теологией» власти, созданной византийским гением.