Но когда я добрался до бантика на ослином хвосте, мысли мои переключились на «Отвязных ослов», анонимных хулиганов, которые оседлали злободневную политическую тему раньше меня. На протяжении недель я нащупывал свой путь к иракской проблеме, однако в голову лезло либо что-то канцерогенное – например, сварить знаковые американские и британские продукты в бензине, – либо нечто совсем уж в масштабах Мэтью Барни, типа инсценировки олимпийских соревнований по водным видам спорта в бассейне крови. Только вот где Мэтью Барни, а где я, жалкий и унылый осел, отмывающий с тротуара своего розового собрата, одинаково далекий как от гениального арт-проекта, так и от завоевания симпатий собственной жены.

Оттерев с асфальта незаконченную валентинку, я вошел в дом и обнаружил, что приготовленная с утра утка разогревается в духовке, а на столе стоит миска с зеленым салатом. Я убрал ведро и щетки-тряпки и остановился у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. На ступеньке лежала записка: «Поем в кабинете. Много работы. В гостевой спальне лежит постельное белье. В пятницу поговорим».

– А может, поужинаем? – крикнул я, задрав голову. – В пятницу? Где захочешь!

Через минуту на телефоне высветилось сообщение: «Нет, Ричард. Мы просто поговорим».

Гостевая спальня в нашем доме, как, подозреваю, и в большинстве других домов, редко используется гостями. Когда идет дождь и нельзя погулять, Камилла играет там всякими безделушками, которыми набит сундук в изножье кровати. Но чаще всего эта комната служит нейтральной территорией, куда можно удалиться из супружеской спальни в случае бессонницы, болезни или обиды.

У дальней стены на комоде располагалась древняя видеодвойка, которая проигрывала только кассеты, а ящик комода представлял собой сокровищницу дурного вкуса: «Крокодил Данди», «Манекен», «Приключения няни», ну и, конечно, основа основ французской романтической комедии, прорыв Софи Марсо в кинематограф – фильм «Бум».

Когда наша дочь была еще совсем малышкой, мы иногда приходили сюда вдвоем с Анной – если не могли уснуть после марафона с бесчисленными подогреваниями бутылочки, колыбельными и бесконечным укачиванием. Залезали вместе под стеганое одеяло и включали какой-нибудь старый фильм. Дребедень такого пошиба действует на Анну успокаивающе. Минут пятнадцать мы смотрели, как Эндрю Маккарти (ранимый скульптор, не признанный жестоким миром) и Ким Кэттролл (реинкарнация древнеегипетской принцессы) бегают по заштатному торговому центру, а потом голова Анны на моем плече тяжелела и слышалось характерное негромкое сопение.

Глядя на эти кассеты, я чуть не капитулировал перед магнитной силой, тянущей меня в сторону кабинета Анны. Мне так хотелось немедленно пойти туда и расставить все точки над i!.. Но я знал ее рабочую манеру. Когда перед Анной стоит важная задача, она убирает все эмоции в дальний уголок сознания, чтобы полностью сосредоточиться на работе. Если я прерву этот процесс и вызову ее на болезненный разговор, будет только хуже. Она не сможет уснуть и разозлится еще сильнее.

В отсутствие Камиллы и без привычного будильника Анны над ухом я проспал дольше, чем собирался. Проснувшись, я услышал, что в доме уже полно народу. Я заправил постель и уничтожил все компрометирующие свидетельства того, что я спал в изгнании. Затем принял душ и постарался одеться так, чтобы выглядеть человеком, неспособным на измену. В моем случае это означало штаны цвета хаки.

Медленно спускаясь с лестницы, я втягивал носом воздух и прислушивался. Пахло свежесваренным кофе, в гостиной весело щебетали женские голоса. Я предположил, что никто не станет так щебетать без утренней дозы кофеина в крови – а значит, я наверняка смогу пробраться на кухню, добыть себе кружечку и улизнуть наверх, не столкнувшись ни с кем из светил юриспруденции.

Но едва моя нога коснулась нижней ступеньки, я увидел на своей кухне высокого мужчину. Высокого – пожалуй, мягко сказано, это была просто гребаная секвойя. Он стоял с кружкой кофе и смотрел в мое окно. Очевидно, помимо выдающегося роста гость отличался и выдающимся слухом, потому что обернулся он прежде, чем я ступил на кафельный пол кухни.

– О! – воскликнул он и опустил кружку. – Bonjour!

Во Франции натуральных блондинов не бывает. Видимо, этот – бельгиец. С явно нефранцузским энтузиазмом он подошел ко мне и потряс мою руку.

– Я Томас. Очень приятно наконец-то с вами познакомиться.

Я поскреб затылок, чтобы нейроны головного мозга соображали шустрее. Зеленые глаза, полные губы, мальчишеская шевелюра. Мужчина на моей кухне был не только выше и моложе меня, он был еще и неприлично привлекателен.

– Мне тоже очень приятно, – проговорил я, отмечая про себя, что кофе он пьет из моей любимой кружки. – А вы у них новенький?

– Не совсем. Недавно перевелся из люксембургского офиса.

– Хм, – только и ответил я, задумавшись, отчего моя жена, которая обычно готова рассказать о каждой рабочей мелочи, ни словом не обмолвилась об этом юном даровании. – Так вы из Люксембурга?

Он кивнул и сделал широкий жест в сторону моей кофе-машины.

– Сделать вам? – спросил он и потянулся за кружкой. – Вообще-то я из Антверпена. Вам с молоком?

– Нет, спасибо.

Я почувствовал, что сейчас стратегически важно предстать любителем крепкого черного кофе без всякого там молока.

Тут в дверном проеме с двумя пустыми стаканами и кружкой возникла Анна.

– О! А мы как раз решили, что нам надо еще. Томас, Ричард, вы уже познакомились? Томаса недавно перевели к нам в Париж…

Она говорила что-то еще, но я не вникал. Я был занят разглядыванием ее наряда. Анна надела облегающее нежно-розовое кашемировое платье, которого я никогда на ней не видел, – причем без жакета, что шло вразрез с ее привычками. На ногах же у нее были туфли, хотя, к моему удовольствию, и не новые, но на каблуках, слегка высоковатых для девяти часов утра.

Анна поцеловала меня в щеку, и спектакль «Счастливы в браке» начался. В ответ я предложил сварить им еще кофе – нет-нет, ждать не нужно, я все сделаю и принесу в гостиную. Сервировав им кофе и познакомившись с не менее эффектной ассистенткой по имени Селена, я ретировался на кухню жевать круассаны, любезно принесенные Томасом.

Бельгийский гость подтолкнул меня к шокирующему открытию: как редко в нашем парижском окружении появляется свежая кровь. В Лондоне и уж тем более в Штатах круг общения представляет собой организм – растущий, меняющийся, пульсирующий жизнью. В него постоянно вливаются люди обоих полов и всех калибров, потому что новые люди – это здорово, да и хорошо бывает на кого-то переключиться, когда старая компания наскучит.

Но в Париже мы вращаемся среди одних и тех же лиц. И одиноких среди них нет в принципе. Если они не родня нам по крови, значит, родня по образу жизни: это все семейные пары с одним-двумя детьми, оба супруга работают, мебель в их доме преимущественно куплена в «Икее», кроме вот этого миленького диванчика, который они привезли из… ну, вы поняли.

Я пришел к выводу, что, скрываясь на втором этаже, как привидение, только сильнее накручу себе нервы. Спросил у Анны, не принести ли им что-нибудь на обед. Получил ответ, что они намерены прерваться и выйти в ресторан. Вылез из дурацких штанов цвета хаки, натянул джинсы и неоновые кроссовки и – вымотанный, изведенный, напуганный – рванул прочь из собственного дома.

Путь до галереи «Премьер Регард» я преодолел наполовину шагом, наполовину рысцой. И с удивлением обнаружил там Жюльена – за час до открытия.

– А с телефоном ты совсем теперь не дружишь? – поинтересовался он, отпирая мне дверь.

– Они тебе звонили? – выдохнул я, запыхавшись.

– Кто, люди, которых ты пытался ограбить? Нет. Именно поэтому я подготовил им официальное письмо с извинениями. И хочу, чтобы ты добавил что-нибудь от себя лично. Что-нибудь прочувствованное. Если они такие коллекционеры, как ты говоришь, они должны остаться моими клиентами!