– Ты хочешь то, что есть у меня. Что у меня было.
– И все еще есть, – заметила она, беря меня под руку.
– Нет. Ты все испортила.
Я схватил оранжевую диванную подушку и прижал к груди. Ни к чему сейчас вспоминать Лизу.
– Наверное, Самире тяжело об этом рассказывать, – раздался у меня над ухом мамин голос.
Я обратил внимание на экран. Политобозреватель Самира Ахмед излагала сводку по текущей ситуации в Ираке.
– Знаете, что я слышал? – Папа оперся локтями на колени. – Я слышал, они вломились в одно такое «хранилище ядерного оружия». Знаете, что там было?
Я покачал головой.
– Воздушные шары! Там надували воздушные шары горячим воздухом! Вот они приперлись туда – солдаты, инспекторы с бумажками, – а там одни воздушные шары!
– Горячий воздух… – повторил я. – Класс!
– Скажи? – Папа снова откинулся на спинку кресла.
– Может, мне это украсть? Я тут, э-э, подумываю вернуться к политическому искусству. Отложу на время живопись.
– Смена деятельности пойдет тебе на пользу, – заметил папа, многозначительно посмотрев на меня. – Особенно сейчас.
Я съежился под его взглядом.
– На самом деле у меня и идеи никакой конкретной нет. Мне еще надо пораскинуть мозгами.
– Выставка горячего воздуха… Звучит интересно, – сказала мама.
– Конечно-конечно, издевайся, – раздраженно бросил я. – Ладно, пойду спать.
– Еще девяти нет!
Папа вскинул ладонь.
– Оставь его в покое.
Я поцеловал их и пошел в свою комнату. За спиной мама громким шепотом спросила отца, все ли со мной в порядке.
Ночью мне приснилась Лиза. Она давала интервью Самире Ахмед.
– Так что, вы получили «Синего медведя» в собственность? – спрашивала Самира.
– Нет, – раздраженно ответила Лиза. – Я хотела. Но он теперь такими вещами не занимается. Его Ирак интересует.
– Понятно… – Самира поправила в руках стопку карточек с вопросами. – И вам стало одиноко?
– Одиноко?! Еще чего! А он всего лишь пытается произвести впечатление на жену.
Самира отбросила волосы за спину.
Я проснулся в три часа ночи в полнейшем замешательстве и в ярости от того, что Лиза и Самира позволили себе так пренебрежительно отзываться о моей работе. Впрочем, вид мокрого пятна слюны на подушке несколько меня отрезвил. Две женщины в моем сне ошибались. Я хотел сделать нечто злободневное, не просто чтобы произвести впечатление на жену. Я хотел снова стать ее достойным – тем, кем она может гордиться. Я хотел, чтобы о моем искусстве стоило говорить. Я хотел, чтобы в случае моей безвременной кончины на моем могильном камне была эпитафия: «Здесь покоится Ричард Хэддон. У него внутри был не просто горячий воздух». И пусть воображаемая Лиза считает меня из-за этого дешевым конъюнктурщиком, мне плевать.
Наутро меня разбудил стук в дверь.
– Милый, – негромко позвала мама, – тебя к телефону.
Я вылез из-под одеяла и поплелся к двери, однако открывать пока не стал, чтобы не щеголять перед мамой заспанным и в трусах.
– Кто звонит? – спросил я, пытаясь разлепить веки.
– Какой-то Гарольд Гэдфри. С парома.
Я потер кулаком глаза.
– А сколько времени?
– Не знаю. Наверное, восемь.
Я накинул кардиган и натянул штаны. Мама ждала в коридоре. Проводив меня к телефону, она жестами показала, что уже поставила чайник. Я откашлялся и взял трубку.
– Алло?
– Ричард! Приветствую! Это Гарольд! Ну, Гарольд Гэдфри с парома. Я подумал, может, вы все-таки захотите принять мое предложение позавтракать?
– Позавтракать? – переспросил я.
– Ой, я опоздал, вы уже поели? У меня тут встреча отменилась, и я внезапно свободен! Вот и подумал…
– Позавтракать.
– Ну да! Без завтрака же никакой работы! Я угощаю!
Я обвел глазами кухню.
– А куда вы хотите пойти?
– На какую-нибудь веранду на Марлоуз? К девяти успеете?
Голова у меня раскалывалась, умоляя о дозе кофеина. Вот, значит, какой стала моя жизнь? Мне назначают утренние свидания мужчины!
– Успею, – чуть слышно ответил я. – Почему бы и нет…
Гарольд ждал меня у жуткого заведения под названием «Милый маффин», известного многочисленными видами глазури, которой предлагалось полить свой маффин самостоятельно. Я нерешительно моргал в лучах отраженного в витрине робкого английского солнца. Мы оба не знали, как приветствовать друг друга, и после некоторого замешательства остановились на рукопожатии. Я выбрал черствого вида яблочный маффин с корицей, Гарольд – сэндвич с тунцом и сыром. И, чтобы у меня не осталось никаких сомнений в том, что это свидание, он заплатил за нас обоих.
– Значит, вам предстоит поездка в Лондон? – спросил он, усаживаясь на веранде и запуская в сэндвич зубы. – И когда же?
Я поразился его памяти. Сам я лишь смутно помнил, что он как-то связан с компанией «Ксерокс» и очень любит жену и детей.
– Встречу перенесли, так что я уже съездил.
И я вкратце рассказал ему о своем знакомстве с континуистами и их намерении держать со мной астральную связь посредством шпиона-телепата.
– Определенно тянет на тему для художественного проекта, – заметил Гарольд. – Телепатия и все дела.
– Боюсь, сейчас шпионить за мной слишком скучно. Я еще у родителей.
– А как же Бретань? Я думал, вы сразу поедете назад к семье.
И снова он меня поразил. Обычно люди не столь внимательны к тому, что другие рассказывают о себе.
– К сожалению, нет. – Я выковырнул из маффина подозрительный кусочек засохшего яблока. – Мне там сейчас… не очень рады.
У Гарольда хватило такта промолчать.
– Я… видите ли… – Я продолжал ковыряться в маффине. – У меня возникли проблемы с женой. Извините.
Это прозвучало так, как будто она сломалась и требуется гарантийный ремонт.
– Хотите поговорить?
Я встретил его взгляд, искренний и открытый.
– Да. То есть я не знаю. Вы меня не одобрите. И вряд ли захотите преломить со мной хлеб.
– И какой хлеб! – Он «чокнулся» сэндвичем с моим маффином. – Простите за фамильярность, но, как я понял, вы позволили себе за кем-то ухаживать?
– Ухаживать? Э-э, ну да.
– Вы продолжаете с ней встречаться? – Гарольд поправил пиджак. – Ну, с другой женщиной.
– Нет. Все кончено.
– Что ж, уже неплохо, – одобрительно сказал он. – А ваша жена хотела бы с вами помириться? Она благосклонна к знакам внимания?
Я приложил все усилия, чтобы не рассмеяться:
– Какого рода знакам внимания?
– Ну, я могу организовать вам воздушный баннер по очень неплохой цене. – Правильно истолковав выражение моего лица, он немедленно пересмотрел характер романтических советов. – Значит, она у вас больше по части цветов и ресторанов?
– Она у меня по части «лучше бы ты этого вообще не делал». И хочет, чтобы я на какое-то время оставил ее в покое.
– Ну, я сомневаюсь, что она действительно этого хочет. Женщины редко хотят, чтобы их оставили в покое. Вы же художник, Ричард! Дайте волю фантазии! Запустите что-нибудь в небо!
Я вообразил огромную стаю воробьев, целое сонмище радостных птиц. А потом игрушечный вертолет на батарейках, который летит через лазурь и тащит за собой ламинированный баннер: «АННА-ЛОРА ДЕ БУРИЖО! Я ХОЧУ СНОВА ЗАВОЕВАТЬ ТЕБЯ!»
Вдруг мне на плечо легла ладонь Гарольда – широкая и слегка влажная.
– К сожалению, у меня презентация в десять. Но я вам вот что скажу: не все еще потеряно. Вы мне нравитесь, Ричард. И я искренне желаю вам всего хорошего.
– Спасибо, – ответил я, стараясь игнорировать поднимающуюся внутри панику: как только он уйдет, мне до конца дня будет вообще нечем себя занять. – Я излил вам душу, и мне стало легче.
– Мне очень жаль бросать вас в тяжких раздумьях, – проговорил он, глянув на часы.
Я улыбнулся:
– Вы заставили меня одеться и выйти из дома в девять утра, чтобы позавтракать с почти незнакомым человеком. Это хорошее начало.