И Бойс всегда под рукой. Он с охотой сопровождает Милле в лес. Катриона при нем из дикой лани превращается в кроткого агнца. Бойс тоже начал рисовать, и носит с собой блокнот, куда каждый день вписывает новую Катриону. Он, кажется, настроен серьезно. Даже не поехал в Ирландию по приглашению Джойсов - долго спорил с родителями, негодовал и объяснял, что готовится нарисовать главное полотно в жизни. Хотя пока ограничивается лишь набросками. Теперь и Милле, и Лайонел ждут лета, июля, дня свадьбы Бойса. Тогда и будет сделан перерыв в работе.
- Смотри, кто пришел! - прыгнув в траву рядом с ним, Катриона разжала кулак, - Воин с холма! В цветах бузины у эльфов дома, их охраняет воин с холма!
Большой кузнечик повернулся, как для атаки, и широко скакнул с ладони. Бойс отдернулся назад от неожиданности, затряс головой. Что-то зашевелилось за воротником рубашки, переползло в волосы. Катриона захохотала. Запустила в его кудри обе руки, ловя верткого война с холма, и поймала. Кузнечик прыгнул в траву. Бойс, взявший девушку за предплечья, разжал пальцы. Катриона откланялась, садясь, руки ее скользили в его пальцах. Она так и не отняла запястий. Бойс сам прервал контакт.
- Не делай так больше, Катриона, - негромко сказал он, чувствуя на подушечках пальцев льдистую хрупкость запястий, которые только что держал.
- Бойс, - она глубоко заглянула ему в глаза, он увидел призыв в серебряном взгляде. Ему показалось, что изнутри его сжигает раскаленная головня. Пышет жаром в самом центре солнечного сплетения.
"Я теряю рассудок", - его бросило в пот.
Милле высунулся из-за мольберта.
- Что опять? - проворчал он, - Катриона балуется? Надо быть послушной, девочка, ты ведь леди.
- Любопытный Милле, - ответила небрежно Катриона, откидывая локоны на спину.
Ее налившаяся грудь четко прорисовывалась под тонкой тканью платья. Ее удлиненная талия, босая нога с маленькими пальцами, узкая лодыжка. Ее смех и беззаботное щебетание. Выгоревшие брови. Волосы, совсем недавно скользнувшие по его щеке, когда она ловила кузнечика. Бойс догадывался, что отравлен, что болен. Он не мог сидеть рядом с ней. Не мог. Но сидел. Каждый день с начала мая - а ведь через неделю уже июнь. И рисовал ее, чтобы хоть как-то занять себя, обмануть руки. Главное полотно в жизни? Ересь. Он - опиумист. Все что ему нужно - новая доза каждый день. Новая доза сказочного видения.
Они с Милле шли пешком в сумерках домой. Бойс молчал, еле переставлял ноги, нес сумку Джона с красками и свой блокнот. Внутренний огонь все еще жег его.
- Ты едва тащишься, - раздраженно сказал существенно обогнавший его Джон. - Тебя влечет назад? На поляну?
- Что ты мелешь? - Бойс пошел скорее.
- Я говорю, что вижу, Бойс. Ты сам не свой сегодня. Уже не в силах контролировать себя? Ты, надеюсь, помнишь, кто эта девушка? Она невинное дитя. С помраченным сознанием.
- Ты надышался краски, Милле. Тебе являются химеры. Я знаю, кто эта девушка. И даже искать оправдания на твои предположения считаю гнусным. Недостойным джентльмена.
- Ну-ну, - примирительно забормотал Джон, удивленный его злым тоном, - Ни разу не видел тебя раздраженным. Обычно ты шутишь.
- Ты переходишь все границы.
-Я беспокоюсь о тебе, Бойс. Ты мой близкий друг. Мой брат, - весомо сказал Джон и остановился, - Прислушайся ко мне. Ты не правильно смотришь на нее. Не правильно с ней говоришь, дотрагиваешься до нее. Не надо, Бойс. Ты ходишь по краю. Я тоже мужчина. Я знаю, что искушение сильно. Но случай не тот и...
- Не продолжай! - оборвал его Бойс, почти крича и бледнея, - ты меня оскорбляешь! Я и в мыслях не имел ничего подобного! Катриона мне словно младшая сестра.
- Да! Да! - Милле обнял его, - Хорошо. Теперь я спокоен. И для меня она сестра. Все? Остыл? Идем. Я больше не скажу ни слова на эту тему. Смотри, какая безобразная туча наползает со стороны моря.
- Будет буря, - ответил Бойс отрешенно, трогаясь в путь, - ночью все зальет, дороги размоет. И завтра будет дурить.
- Завтра отдохнем, - обрадовался Милле, - Переведем дух, успокоимся. Оно к лучшему.
Бойс напугался сказанного, но виду не подал. Во рту у него пересохло, тело заломило. Она предстала перед ним, живая и манящая. Безумная. Нет. Милле прав. Не надо.
"Я увижу ее, - будто со стороны услышал он собственную злую мысль, - Я не намерен жить без нее целый день. Увижу. Одним глазком. А если нет, сгорю к чертовой матери. Я болен".
Сунув руки в карманы брюк, Бойс стоял у окна любимой гостиной матери, обставленной по ее вкусу. Здесь были стол и стулья причудливого оформления, секретер красного дерева у одной стены, у другой - стеллаж с тяжелыми книгами, в углу рядом с дверью, ведущей на лоджию, диванчик, обитый небесно-голубым шелком - вся мебель в стиле эпохи Регентства. Стены были отделаны панелями из седого дуба, украшены картинами - одна принадлежала кисти известного итальянского живописца, другие нарисовал Бойс в пору обучения в Академии.
- Если про английскую погоду можно сказать - плохая, и только, то шотландская погода требует иного описания, - сказала леди МакГрей, гладя серую кошку, свернувшуюся у нее на коленях, - Она отвратительна, чудовищна, лжива. Вечером ветвь не шелохнется, соловей заливается негой. А ночью в небе воют тысячи ведьм, и кто-то злой терзает когтями сад. Утром - только взгляните в окно - как ни в чем не бывало, солнце. Но не обманывайтесь, Джон, сие благополучие - не больше, как видимость, мираж. Стоит сунуть нос за порог, тронуться в путь - из-за гор примчатся тучи, и ночной шабаш повторится с худшим размахом.
Слушая мать, Бойс посмотрел на горизонт. Словно в подтверждение ее слов над лесом клубились тучи.
- Погода баловала нас весь май, миледи. Дни стояли теплые, просто чудо, я смог начать и на целых двадцать процентов закончить картину, - ответил Джон, который сидел рядом с леди МакГрей в шезлонге у соседнего окна, - Сегодня я даже рад, что удалось остаться в поместье. Это приятно - поспать подольше под завывания бури, не спешить за завтраком и не идти через луг и лес, в одежде, сырой от утренней росы. Тем более, когда компанию составляете вы...
Леди МакГрей рассмеялась тихим девичьим смехом. Кошка под ее рукой урчала.
- Скоро июнь, в котором будет много солнечных дней. Вы еще сможете продолжить работу над картиной, Джон. Честно говоря, я хоть и ругаю непогоду, но в душе благодарна ей за то, что сегодня она оставила вас дома, молодые люди. Супруг мой будет в отъезде еще неделю, я исстрадаюсь от одиночества, если время от времени вы не будете развлекать меня беседами.
Бойс ощутил острую боль в виске и приложил к нему прохладный стакан, который держал в руке. Действие сие не укрылось от глаз матери.
- Сына моего, увы, такая перспектива не радует, - отметила она чуть огорченно.
- Что ты, мама? - Бойс повернулся к ней. Поставил стакан на подоконник, - С чего ты это взяла? Я очень рад побыть с тобой.
- Ты сумрачный сегодня, сынок, сам не свой. Не шутишь, не говоришь со мной и Джоном.
Бойс подошел к леди МакГрей.
- Брысь, Люси, - он легонько ткнул кошку, и та сбежала. Опустился на колени, положил голову на материнский подол, - Мне немного не по себе с утра. Голова болит. Но ничего серьезного, не пугайся.
Элеонора ласково прошлась пальцами по густым волосам.
- Умоляю, не заболей опять. Второго раза я не переживу.
- Фу, мама! - Бойс фыркнул и громко, раскатисто чихнул, - у тебя все платье в кошачьей шерсти! Мерзавка Люси!
Он вскочил под дружный хохот матери и Милле, вытер лицо предплечьем.
- Я честно пытался принять участие в ваших посиделках. Мама, скажи спасибо своей кошке, что у меня ничего не вышло! Выйду в сад, иначе задохнусь.
Он наклонился к матери, стал звонко расцеловывать ее в щеки и лоб.
- Иди! Иди! - отмахивалась неохотно Элеонора, - Когда ты повзрослеешь, сорванец?
Бойс вышел. Идя по коридору, чихнул еще несколько раз. Мать и Милле продолжали смеяться ему в след.
