«Мало ли кто какого цвета, – думала она. – В конце концов, это личное дело каждого».

Папа ещё с утра был жутко сердитый. Собственно, по утрам (особенно до завтрака) он всегда бывал слегка не в духе (папа утверждал, что он – «сова», и поэтому вставать рано для него совершенно невыносимо… к сожалению, его начальник никак не желал с этим считаться), но сегодня он был не просто не в настроении.

Оказалось, что ночью кто-то задел сигнализацию на его машине, стоявшей во дворе. Конечно, как только папа проснулся, он спустился вниз (Зайченковы жили на восьмом этаже) и выключил сирену… но, как выяснилось, сосед снизу – с шестого этажа – проснулся гораздо раньше. А, проснувшись, прямо-таки рассвирепел, не поленился выйти во двор и чем-то разбил фары на папиной машине. Про соседа папе рассказал сонный и угрюмый с утра дворник, недовольный тем, что ему пришлось сметать осколки с асфальта.

Люба, конечно же, проспала всё самое интересное и теперь слушала папин рассказ, прихлебывая чай с гренками. Папа пил уже третью чашку кофе (он просто ужасно не выспался; так и сказал – ужасно) и всё сыпал невнятными угрозами в адрес неизвестного соседа снизу.

– Ну послушай, – пыталась умиротворить его мама, – может быть, надо сообщить в милицию? Наверняка они заставят его выплатить стоимость ремонта.

– Я звонил! – свирепо ответил папа и разлил свой кофе на клеёнку на столе. – Они не желают даже составлять протокол. Говорят: в гараж ставить надо! Вот скажи, зачем я плачу налоги? Да я пойду и разберусь с ним сам! Куда он денется! Заплатит ещё, как миленький. Не на того напал! – Он грозно поправил очки и попутно перевернул локтем сахарницу.

Мама только вздохнула, вытирая со стола кофейную лужу, в которой медленно растворялся сахар. Было ясно, что придётся теперь платить за установку новых фар. И что соседу они ничего не сделают.

«Конечно, – догадалась Люба, – наверное, у него нет машины, чтобы выбить и ему фары…»

– И зачем только некоторые портят другим жизнь, – очень по-взрослому – совсем как мама – вздохнула она.

– Не знаю, солнышко, – мама пожала плечами, убирая со стола посуду. – Этот тип, с шестого этажа, – он, кажется, алкоголик. Чего от него ещё ожидать? А вообще-то, – она, нахмурившись, обернулась к папе, – я давно тебе говорила, что нужно купить сигнализацию на брелоке. Или арендовать гараж. Ведь эта сирена в самом деле, может быть, многим мешает.

Папа только вжал голову в плечи и упрямо поджал губы. Потом он, не переставая бормотать угрозы, ушёл на работу. А Любе пора было собираться в школу.

Первое, что Люба увидела, вернувшись из школы, – это Нюся, развалившаяся в кресле в гостиной и болтающая ногами. В руках у неё был пульт от телевизора.

– Вам надо купить новый телевизор, – заявила она. – Этот показывает какую-то ерунду.

– Новый телевизор мама с папой уж точно сейчас не купят, – вздохнула Люба, бросая рюкзак с учебниками на пол.

– Почему?

– Ну, знаешь, у нас теперь этот кредит за квартиру висит, – небрежно сообщила Люба. Она не очень точно знала, что такое «кредит», и почему он висит и на чём, но мама всегда мрачнела, когда произносила эту фразу. И звучало это, по Любиному мнению, очень внушительно. – А ещё папа будет машину ремонтировать. Это тоже, наверное, дорого.

И она рассказала Нюсе про машину во дворе, про сигнализацию, про фары и про соседа-алкоголика.

– М-да… – Нюся решительно нахмурилась. – С соседом надо что-то делать. Давай, что ли, в гости к нему заглянем?

– Ой… не знаю. Мама вообще-то не разрешила бы, наверное…

Сказать по правде, Люба чуточку испугалась. Совсем немного.

Во-первых, с соседом она была незнакома. Мама всегда предупреждала, чтобы она не знакомилась с незнакомыми людьми. Это слегка удивляло, потому что со знакомыми людьми знакомиться уже как-то глупо. Но маме Люба всё-таки доверяла.

А во-вторых, она знала, что алкоголики – это такие специальные люди, которые всё время со всеми дерутся. Некоторые из них, правда, ещё тихонько лежат и спят, причём обычно в самых неожиданных местах. Но к какому из этих двух видов алкоголиков относился сосед с шестого этажа, она не имела ни малейшего представления.

– Да ладно тебе! – небрежно махнула тощей лапкой Нюся. – Всякого соседа ещё бояться! Мама об этом даже не узнает. А если и узнает, то всё равно не поверит. Ну? Идём!

И вдруг Любе стало как-то разом совершенно не страшно, а скорее даже наоборот – весело и здо́рово. Она почувствовала себя невероятно смелой. И она решительно взяла Нюсю за руку и шагнула в стену вместе с ней.

Вообще-то пробираться в стене – занятие не из самых приятных. Представьте, например, что продираетесь через высокий-высокий – выше своего роста – снежный сугроб. Идти трудно, вокруг ничего не видно… Зато потом можно всех удивить, выскочив как будто из ниоткуда. А уж если ты выскакиваешь прямо из стены…

Но спускаться вниз в стене оказалось ещё и непросто.

– Ну смотри, вот – ноги ставишь «по-балетному», – показывала Нюся снисходительно, – потом приседаешь, как лягушка, и спускаешься, как будто по лестнице. Вот неумеха!

Люба старательно ставила ноги «по-балетному» и приседала «по-лягушачьи», но всё равно периодически едва не выпадала из стены. Нюся вовремя каждый раз её подхватывала, но ругалась при этом страшно.

– Нет, ну ты вообще соображаешь, что делаешь? – возмущалась она. – А вдруг в этой квартире кто-нибудь есть? Представь, смотрит там кто-нибудь на стену, а из стены твоя коленка торчит!

– Я стараюсь! – пыхтела Люба, действительно очень старательно выворачивая ноги. – А далеко ещё?

Один раз она даже высунула голову из стены и мельком увидела чужую гостиную на седьмом этаже: расставленные у стен уютные кресла, большой чёрный рояль и бесчисленные фотографии какого-то мальчика на стенах. Но Нюся не дала ей рассмотреть что-то ещё – она тащила Любу за руку, и приходилось, быстро-быстро перебирая ногами, спускаться дальше. На два этажа вниз и ещё на одну квартиру направо.

Квартира на шестом этаже выглядела странно.

– Ух ты! – невольно восхитилась Люба. – Он тут что, совсем-совсем никогда не убирается?

Честно говоря, Люба и сама-то была не великой любительницей уборки. Время от времени мама, заходя в её комнату, начинала громко сокрушаться, что дочка растет форменной грязнулей. Тогда Люба неохотно собирала игрушки с пола и раскладывала их на полке, а потом приходила мама с тряпкой и вытирала повсюду пыль. Правда, зачем нужно это делать, оставалось загадкой, ведь вскоре всё равно всё возвращалось на свои места – пыль оседала на полках и подоконнике, а игрушки как-то сами собой перемещались на пол. Люба считала, что просто у всего есть своё место, на которое оно, это всё, обязательно возвращается. Даже у пыли.

Однако то, что творилось у соседа снизу, просто-таки поражало воображение.

Повсюду валялись бесчисленные пустые бутылки и пивные банки.

На кровати были скомканы сероватые простыни, сверху как попало лежала какая-то одежда.

Обои на стенах кое-где висели клочьями.

Всё вокруг покрывал толстый слой пыли и грязи, а на полу валялись яичная скорлупа и какие-то обертки, кое-где на линолеуме виднелись прожжённые пятна. Воздух был очень затхлым.

– Жалко, мама этого не видит, – выдохнула Люба. – Она думает, у меня в комнате бардак.

– Да-а-а-а-а, – протянула Нюся. – Понятно, почему у него никто из наших не живёт.

– Из наших? – удивилась Люба.

– Да не из ваших, балда, а наших. Из квартирных то есть, – Нюся посмотрела на недоумевающее Любино лицо, вздохнула и решила всё-таки пояснить: – Ну про домовых-то ты слышала небось? Ну вот. А мы – КВАРТИРНЫЕ. Домовые – они в старых домах жили, некоторые и сейчас ещё живут. Мы обычно рождаемся вместе с домом. Поэтому в нашем доме почти все квартирные одного возраста.